Йоан Славич - Счастливая мельница
Больше получаса провозился Ликэ со щенками, приученными рвать в кровь свиные уши. Наконец ему удалось их погладить, что он сделал с довольным видом человека, лишний раз доказавшего свою ловкость.
— Славные щенята. Да только я их крестный,— сказал он, снова погладив собак… Так шаг за шагом он приблизился к опустевшей корчме.
Гицэ уже и думать забыл о собаках, когда Ликэ вошел в корчму. Разбудив несколькими пинками Лае, спавшего на скамье под навесом, он послал его за хозяином.
— Может, лучше мне сходить? — спросил один из людей Ликэ.
— Ничего, сам придет!
Узнав, что приехал Ликэ, Гицэ изменился в лице. Он вскочил на ноги и, не долго думая, весь подобравшись, решительным шагом направился в корчму.
Мгновение Ана стояла в смущении, потом бросилась за мужем.
— Постой, Гицэ! — воскликнула она.— Прежде всего надо послать Лае вверх по долине — туда, к ракитам.
Ана посмотрела в глаза мужу долгим, суровым взглядом.
— Что же, теперь, когда я начинаю понимать тебя, ты меня не понимаешь? — медленно спросила она.— Мы же говорили, что пошлем Лае вперед, и пусть он нас дожидается. Иди, Лае,— продолжала она.— Поднимись вверх по долине, к роще, и если встретишь священника, передай ему, что мы придем позже. Приехал Ликэ Сэмэдэу с двумя своими людьми, и нам придется задержаться. Пусть батюшка подождет нас, да и ты подожди вместе с ним. Понял? Иди все время позади ракит, чтобы тебя не было видно.
— Понял,— ответил Лае, направляясь через ольшаник к речке.
Теперь и Гицэ понял мысль жены. Ему хотелось остановиться и сказать ей: «Ты ошибаешься, Ана, Ликэ нечего бояться». Его так и тянуло подойти к ней, поблагодарить за хорошую мысль, но он не мог ничего этого сделать, так как боялся взволновать жену, и потому с тяжелым сердцем пошел прямо к корчме, оставив Ану одну под ольшаником.
Подходя к корчме, Гицэ заметил, что Лае бежит по направлению к речке, торопясь добраться до ракит.
— Этот дурак непременно меня выдаст,— озабоченно пробормотал Гицэ и громко прибавил, глядя на Ликэ: — Недаром он получил от меня сегодня хорошую взбучку. Я послал его принести мне вершу с рыбой. Полюбуйтесь, как летит!.. Ну, добро пожаловать!
— Замечательные у тебя собаки,— заметил Ликэ, гладя одну из собак и не спуская глаз с Аны, которая шла от ольшаника, держа одного ребенка на руках, а другого ведя за руку.— Они почуяли нас на расстоянии получаса пути, и я потратил пропасть времени, чтобы их приручить.
Гицэ понял, куда метит Ликэ. С наслаждением дал бы он хорошего пинка ласкавшейся к нему собаке.
— Я слышал, как они лаяли,— ответил он,— но я знаю, что сюда никто не может прийти, кроме тех, кого я жду обычно.
— Запомни как следует,— продолжал Ликэ,— на разных людей псы лают по-разному. Частенько, когда, казалось бы, им надо наброситься, они лишь тявкнут раз-другой. А вообще место здесь чудесное: на расстоянии часа пути никто не может показаться на дороге незамеченным. Однако войдем,— прибавил он лениво.— У нас с тобой есть о чем поговорить.
— И даже о многом,— согласился Гицэ, следуя за ним твердыми шагами.
Несколько минут они сидели молча, полные решимости.
— Вот,— проговорил наконец Ликэ, вынимая из-за широкого пояса связку нанизанных на проволоку кусочков кожи.— Это метки моих стад. Я их ставлю свиньям на правое ухо, для каждого стада разные; такие самые, как и вырезанные на кусочках, которые я тебе оставляю. Если по дороге гонят свиней — взгляни на их клейма, хорошенько запомни свинопаса, который их гонит, и помалкивай.
Гицэ посмотрел на него долгим взглядом, но ничего не ответил.
— Думаю, мы договорились? — добавил Ликэ.
— Я этого не думаю.
— То есть как это?
— А так,— сурово отчеканил Гицэ.— Посмотрю я кругом… Нет никого. В этой глуши я один. У меня, как ты говоришь, две замечательных собаки, но вот пришли вы трое, и никто об этом даже и не знает. Вы можете убить всех, сколько нас здесь есть, и никто не узнает, что это сделали вы; можете взять, что вам понравится, а мы, если у нас ума хватит, даже не станем никому жаловаться, потому что вас всегда много и вы сильные, а нас всегда мало и мы слабые. Ты вот требуешь, чтобы я поступил именно так, как тебе хочется; и разве могу я ответить: «Нет!»
— Значит, мы договорились.
— Насильно договариваться нельзя. Если ты в самом деле хотел договориться со мной, ты должен был идти прямой дорогой, а не закоулками. Обещать, что сделаю по-твоему, я могу, но поступлю все-таки по-своему.
— Это уж мое дело,— сказал Ликэ решительно.— Или поступай, как мне нравится, или я устрою в корчме другого человека.
— Ликэ,— проговорил корчмарь.— Не думай, что тебе удастся запугать меня. Если ты человек умный, попробуй столковаться со мной по-хорошему.
— Лучшего договора я не знаю. Мало ли что таит человек у себя в сердце; по пусть он знает одно; плохо ему придется, если он сделает не по-моему.
Гицэ шагнул вперед.
— Если бы дело было только в этом, Ликэ,— сказал он спокойно,— я не стал бы противиться. В конце концов ты просишь у меня помощи, и я охотно мог бы ее тебе оказать, если бы знал, что ты за человек и не следует ли мне бояться, что завтра ты потребуешь от меня еще большего. Кроме того, Ликэ, ведь ты не один, как я; и если я буду поступать по-твоему, то мне придется сводить счеты с другими.
— Дело твое!..— злобно воскликнул Ликэ.— Подай мне ключи!
— Какие ключи?
— Все ключи. От ящика стола, от шкафа, от всех сундуков,— холодно ответил Ликэ.— Кто устраивается здесь, тот хочет нажить побольше денег. И ты уже нажил, с тех пор как тут живешь. Я возьму их у тебя в долг.
Несколько минут Гицэ стоял в оцепенении, неподвижно глядя на говорившего.
— Я тебя не ограблю,— добавил Ликэ.— Возьму в долг и возвращу честно, с процентами. Даже с большими. Но, разумеется, когда мне самому это будет удобно. Давать тебе расписку нет нужды, она не принесет никакой пользы: если я останусь жив и дела мои пойдут хорошо — я заплачу тебе с излишком, а уж коли вдруг помру или дела пойдут плохо — взять их тебе все равно будет неоткуда.
— Что же, прикажешь выдать тебе деньги по счету?
— Стоит ли терять время?
— Тогда бери, сколько возьмешь, но будь благоразумен, оставь что-нибудь и мне, а то заметят жена и теща,— сказал Гицэ, указывая на ящик, где хранились деньги и ключи.
— Вот мы и поладили! — воскликнул Ликэ.
Гицэ хотелось кинуться на Ликэ, растерзать его на клочки, но его удерживало присутствие поблизости двух его людей: нужно было бы слишком быстро с ним разделаться. Гицэ казалось, что кровь вытекает у него из жил, когда он смотрел, как Ликэ монету за монетой забирает его деньги, скопленные по грошам, но теперь он был бессилен и должен был сдерживаться.
— Да, мы поладили,— сказал он, подходя к Ликэ,— и если я причиню тебе хоть малейшее беспокойство — мне этих денег не видать.
Ликэ повернулся к нему и злобно ухмыльнулся.
— Ишь ты какой стал кроткий! Настоящий телок…— сказал он немного погодя.
Гицэ вздрогнул. Многое он мог стерпеть, но последнее издевательство вывело его из себя. Невольно шагнув к Ликэ, он схватил его за руки и, стиснув их, вымолвил приглушенным голосом:
— Не двигайся, не то убью!
Чувствуя, что Гицэ сильнее его, Ликэ бросил беспокойный взгляд на дверь и быстро спросил:
— Что тебе нужно?
— Ничего,— ответил Гицэ.— Ничего не нужно. Тебе слишком хорошо известно, что у меня есть жена и дети и потому ничего не могу тебе сделать. Ты отбираешь у меня деньги,— что же, на здоровье! Отнял душевный покой и испортил мне жизнь,— на здоровье; но не думай, что тебе удастся издеваться надо мной! Ты можешь меня убить, Ликэ. Ты и твои люди. А я могу отправить тебя на виселицу. Не играй со мной. Подумай, ведь теперь, после того что ты со мной сделал, мне уже почти нечего терять. Смотри, как бы я не потерял и то, что еще осталось. Бойся меня.
Ликэ сделал шаг назад.
— Ты боишься,— продолжал Гицэ, проводя обеими руками о волосам.— Боишься и не постыдишься позвать людей на помощь.
— Конечно, не постыжусь,— ответил Ликэ, улыбаясь.— Мне было бы стыдно, если бы я пришел к тебе без этих людей.
Гицэ терял самообладание и потому чувствовал себя слабее Ликэ, которого ничто не могло вывести из равновесия.
— Пусть они войдут, пусть увидят, что ты боишься. Эй, люди, сюда!..— крикнул он и неподвижно остановился посреди комнаты.
Один из свинопасов быстро вошел в комнату, а другой остановился на пороге, глядя в глаза Ликэ.
— Он вздумал повздорить с нами,— сказал Ликэ.
— Избави бог,— отозвался Гицэ.— Я человек разумный. Хочу только показать, что не боюсь вас.
— Зато мы тебя боимся,— сказал Ликэ.— Ты же сам сказал, что я должен тебя бояться. Так оно и есть: да, боюсь. Только вот не знаю, удастся ли мне еще хоть раз поставить тебя в такое безвыходное положение, в котором я тебя держу сейчас. Ты меня понимаешь? Еще не было случая, чтобы я не убрал человека, который попытался стать мне поперек дороги.
