Элмор Леонард - Бандиты
– К черту, Лео! – буркнул Джек. – Ты ведь знаешь, не умею я говорить с родственниками, они же не в себе. Хочешь, чтобы я ехал сто пятьдесят миль и обратно и всю дорогу ломал себе голову, что бы такое сказать в утешение. Господи Иисусе – ни пошутить, ни посмеяться. На кладбище их провожать – еще куда ни шло, тут и говорить ничего не надо. Некоторые родственники к тому времени вроде как даже облегчение испытывают. Вот черт!
Лео отпил из бокала и спросил:
– Ты все сказал? – И отпил еще глоток. – Это не родственница, а сестра, в смысле – монахиня. Она подобрала эту девушку там, в Никарагуа, привезла сюда на лечение. Я как раз возился с твоим приятелем, когда позвонила сестра Тереза Виктория. Она куда-то торопилась, быстро мне все сказала и повесила трубку.
– Так я за монахиней еду? В смысле, померла-то монахиня?
– Слушай внимательно, – повторил Лео. – Умерла молодая женщина из Никарагуа, двадцати трех лет. Я записал ее имя, блокнот лежит на стойке в бальзамировочной. Имя этой монахини, которая поедет с тобой, сестра Люси. Тоже записано. Дошло?
– От чего она умерла?
– От чего бы ни умерла, это не заразно. Ясно тебе? Завтра в час ты заедешь за сестрой Люси в миссию Святого Семейства на Кэмп-стрит. Знаешь, где это?
– Где бесплатная кухня.
– Вот именно. Она тебя ждет.
– Если не о чем будет с ней говорить, почитаем розарий.
– Ради бога. – Лео допил последний глоток. – Ты в норме?
– Полный порядок.
– Не забудь. В час дня.
– Нет проблем.
– Лучше бы тебе посидеть нынче дома.
– Все еще беспокоишься за меня?
– Твой приятель лежит у меня на столе в бальзамировочной, а ты уже допился до чертиков. В честь кого «Сэзирак», в честь Бадди или Хелен?
Джек улыбнулся, расслабленно, успокоенно. Это был его любимый бар, здесь он мог провести остаток дня, потихоньку отхлебывая из бокала. За окном идет дождь, темнеет – можно сказать, созданы все условия.
– Тебе хочется спросить меня о Хелен, верно? – пошел он навстречу Лео. – Что я почувствовал, снова увидев ее? Тебе до смерти хочется об этом узнать, да?
– Я тебе уже сказал, – ответил Лео. – Мне не понравилось, когда я об этом услышал.
– Тогда тебе будет приятно узнать, что сердце мое не дрогнуло при виде ее.
– Сердце? А как насчет других частей твоего тела?
– Очарование ушло, – покачал головой Джек. – Она завила волосы, это уже совсем не то. Но знаешь что, Лео? Как она пахнет, ммм! Я знаю, это очень дорогие духи, я как-то стащил такие с туалетного столика в отеле «Пибоди» в Мемфисе и подарил Морин.
– Потому что чувствовал себя виноватым перед ней, – вставил Лео.
– Может, и так. Морин как вскрикнет: «Джек, они ведь стоят сто пятьдесят долларов за унцию! Джек, ты купил их? Скажи мне правду!» Знаешь, как она умеет смотреть прямо в глаза? Тогда я уже ушел от дяди Эмиля…
– То есть он тебя выгнал.
– И все думали, что я торгую кофе. У меня был один приятель-коммивояжер, продавал «Луизиану». В воскресенье вечером попрощаюсь с Морин, в пятницу уже снова сижу в баре в Нью-Орлеане или в Бее, а тем временем какой-нибудь постоялец в Нэшвилле пристает к администратору гостиницы: «Нет, вы мне скажите, как они могли проникнуть в номер, если цепочка все еще висела на двери, когда мы проснулись?»
– А в самом деле, как? – удивился Лео. Зазвенели ножи и вилки – Генри, чернокожий официант, накрывал поблизости столик. Джек вдруг сообразил, что никогда не посвящал Лео в подробности, никому не рассказывал даже о том, как познакомился с Бадди. Что ж, теперь Бадди Джаннет мертв. Можно спокойно рассказывать направо и налево про ту ночь. Но не слишком ли он разболтался?
– Не в том дело, – сказал он. – Я к чему говорю: Морин всегда подозревала, что я чем-то не тем занят. Я ведь совершенно не разбираюсь в кофе, знаю только, что некоторые его пьют. Но я уверен, она никому и слова об этом не сказала.
– В отличие от другой девицы, которую мы только что упоминали, – добавил Лео.
– Что у тебя на уме, Лео? Выкладывай.
– Ты всегда был малость не в себе, Джек, но дураком тебя не назовешь, – заговорил Лео. – Иезуиты учили тебя думать, знать всему цену. Только я вот чего не понимаю: эта рыжая девка крутила тебе яйца и ты ей все позволял…
– Не совсем так.
– А такая замечательная женщина, как Морин, все бы отдала, лишь бы выйти за тебя замуж. Все при ней – и внешность, и ум, хорошее католическое воспитание, а готовит она даже лучше, чем твоя мать и Риджина.
– Ты работал на своего отца и на ее отца, – ответил Джек. – Я понимал: если женюсь на Морин, то стану зятем погребальной конторы «Муллен и сыновья». Это на всю оставшуюся жизнь, ничего другого уже не будет – чтобы понять это, и иезуитского колледжа не требуется. Все равно что угодить в тюрьму.
– Морин было все равно, где ты работаешь, – возразил Лео. – Она по тебе с ума сходила.
– Морин требуется надежность, чтобы все было как надо. Вот почему она вышла за доктора, за это ничтожество с усиками и галстуком-бабочкой. Да не о том речь, – перебил сам себя Джек. – Ты спрашиваешь, почему я не женился на Морин? Да, она милая, сладкая, да. Я мог бы уложить ее на спину, мог бы показать ей, что такое настоящая жизнь, а не вся эта фигня. Хочешь знать, почему я на ней не женился? Задушевную тайну мою хочешь знать?
– Допился, – вздохнул Лео. – Наговоришь такого – сам потом пожалеешь.
Джек оглянулся по сторонам и поближе наклонился к Лео, перегнувшись через столик.
– У меня было предчувствие: как только Морин выйдет замуж, она начнет жиреть. Я мог бы внушить ей другие взгляды на жизнь, но изменить ее метаболизм я не в силах.
– Ты это серьезно? – уставился на него Лео.
– Взять хоть бы мою сестричку Риджину – тоже не мотылек. Как-то раз я разозлился на нее и сказал: «Знаешь, на кого ты похожа? На надувной матрас в кроссовках».
– Приятно слышать.
– Да ты не обижайся, ничего страшного. Просто я предчувствовал: Морин тоже начнет набирать вес.
– В жизни такой ерунды не слыхал! – возмутился Лео.
– Кому что нравится. Я же тебе говорю: мы с тобой разные люди. Нам с тобой не может нравиться одно и то же. Вот ты спрашиваешь, чем меня взяла Хелен? Что я в ней приметил в самый первый раз, когда положил глаз на нее?
– Умираю от любопытства, – признался Лео.
– Ее нос.
Лео молча вытаращился на своего собеседника.
– Классический, можно сказать, аристократический нос. Черт побери, Лео, за всю свою жизнь я не видал носа столь совершенной формы.
– Ты сам-то хоть слышишь, что ты несешь? – спросил Лео так громко, что Генри и Марио, суетившиеся возле бара, услышали и оглянулись на них. – Хочешь сказать, ты позволил девке посадить тебя в тюрьму ради ее прекрасного носа"?
– Все-таки ты так ничего и не понял, – развел руками Джек.
Он был в стельку пьян, он почти не контролировал свою речь, и все же не проговорился о легкой россыпи веснушек на ее лице, не осмелился описать чуть вздернутый подбородок, наклон головы, прелесть ее профиля, взгляд карих глаз…
И обнаженные ноги – он мог лишь угадывать, как сходятся они там, выше края мини-юбки. Длинные, изящные ноги, высокий свод, красивая туфля на высоком каблуке небрежно свисает с кончиков пальцев – леди сидит, удобно скрестив ноги, на высоком стуле перед стойкой бара в «Сэзираке», или в отеле «Рузвельт», или в «Монтелеоне», или в «Понтшартрене», в «Пибоди», Мемфис, в «Билтмор», Атланта. Нет, конечно, дело не только в ее носике, но стоит ли пытаться рассказывать об этом человеку, который обряжает мертвецов, читает романы о давно минувших временах и вроде как даже не замечает живых девчонок, пьющих коктейль за соседним столиком?
– Ты никогда не станешь взрослым, – подвел итоги Лео. Чего еще можно от него ждать.
3
Бродяги, толпившиеся перед входом в миссию Святого Семейства, щурились, заслоняя рукой глаза от яркого солнышка, и лениво перебрасывались репликами:
– Смотри-ка, гробовщик приехал.
– А кто помер?
– Только не я. Я вроде как жив покамест.
– Эй, приятель, приезжай в другой раз, когда откинемся.
– А этот все равно что покойник. Забери-ка его. Джек велел им не трогать катафалк. Попросту говоря, отвалить отсюда. Прошел между ними в своем синем костюме, белой рубашке (при галстуке в полоску и солнечных очках), приветствуя бродяг легкой улыбкой и дыша через рот. Кто-то сказал за его спиной:
– Видать, суп неплохой, блевотины вокруг не видать.
Спившиеся, насквозь проспиртованные люди. Стоят тут, греются на весеннем солнышке, никто и ничто, а еще пытаются что-то лепетать, даже требовать: «Мистер, дайте доллар, я присмотрю, чтоб на ваш катафалк не ссали». Джек добрался до входа в миссию, ему пришлось по пути оттолкнуть лишь пару попрошаек.
Здесь тоже было полно бродяг – сидели плечом к плечу за двумя рядами столов, которые тянулись до самой раздаточной. Две пухленькие седоволосые дамочки в очках и белых фартуках раскладывали еду по тарелкам. Джек спросил щуплого цветного паренька в комбинезоне и чересчур большом, видавшем виды твидовом пальто, которая тут сестра Люси.
