Татьяна Гармаш-Роффе - Голая королева
«И Алина, воспользовавшись снисходительным разрешением мужа, хранит теперь в неприкосновенности свой символ счастья. Может, потому, что ничего, кроме символа, у нее нет?» – предположил он про себя.
– «Вашу»? – спросил Кис вслух.
– Да, – смутился Мурашов, – поначалу у нас была общая спальня.
– У вас были недоразумения в отношениях?
– Я вам уже сказал, что нет! У нас с самого начала и до сих пор были и есть прекрасные отношения!
Мурашов явно не хотел допустить версию, что жена могла от него уйти. Или делал вид, что не допускает?
– В детстве, вы говорите, а где она провела свое детство?
– Лина родилась в Наро-Фоминске, в семье геологов, но, когда ей было шесть лет, ее родители погибли в авиакатастрофе. Разбились на маленьком самолетике где-то в тайге… Она была единственная дочь в семье. После смерти родителей у нее остались дядя по отцовской линии и бабушка с дедушкой по материнской. Бабушка с дедушкой умерли вскоре, и дядя, на чье попечение отдали Лину, определил ее в интернат. Но он тоже умер давно.
Опять «развернутый ответ». Кис посмотрел на Александра: ямочка на подбородке, пухлый рот, ясный взгляд – не хватает только запаха детского мыла и коротких штанишек. «Его-то можно не спрашивать, как он провел детство, – за версту пахнет номенклатурной семьей и престижной школой. Разве что спросить, как ему удалось сохранить в первозданном виде этот образ честного, прилежного, воспитанного мальчика, от которого меня уже, кажется, тошнит?»
Маленькая темная комната, смежная со спальней, была гардеробной. И в ней вещи тоже находились в изумительном порядке. Все было выглажено, расправлено, сложено в аккуратнейшие стопочки.
– Насколько я могу судить, вещей она никаких не взяла, – заявил, не ожидая вопросов, Александр.
– Вы хотите сказать, что она не ушла от вас, раз вещи на местах? – рассеянно спросил Кис, оглядывая полки и вешалки с одеждой. – А вы хорошо знаете вещи вашей жены?
– Ну как, – немного смутился Мурашов, – вроде знаю.
– «Вроде». Кто убирает в комнатах?
– У нас домработница приходящая, Мария Сергеевна. Кроме воскресения. Приходит в девять. Живет в соседней деревне.
«Сейчас стошнит», – подумал Кис.
– Пошлите за ней вашего охранника… Секретаря, в смысле. Пусть попросит ее прийти прямо сейчас.
Мурашов немного удивился, но вопросов задавать не стал и послушно вышел из комнаты. Кис вздохнул свободнее. Слащавая и в то же время надменная вежливость Мурашова, его приторная готовность помогать «следствию» не нравились ему. Чувство фальши не оставляло Киса. Что-то было не то, словно у Мурашова пропала вещь, а не жена. Может, он придуривается? Может, он убил свою жену, тело спрятал, а теперь морочит мне голову? – злился про себя Кис.
Он открыл ящички туалетного столика. Драгоценности, косметические и гигиенические штучки, записная книжка (Кис отложил ее), несколько писем к Алине, одна и та же рука. Он раскрыл последнее:
«Ты жалуешься на скуку – душа моя, это грех. Посмотри на других людей, как они бьются в жизни с трудностями, и сравни свое положение с ихним. Вспомни, у тебя ничего не было в жизни, и тогда тебе тоже было скучно. Чего ж тебе надо, чтоб было не скучно? У тебя есть муж, положение хорошее, деньги. Ты и сама не знаешь, чего тебе надо! Роди ребенка, уговори Алекса, что это нужно. Или обмани его – трудно, что ли, забеременеть! Или ты чего-то недоговариваешь? Может, у вас какие другие проблемы, что вы не можете ребенка родить? Ну, займись благотворительностью – сколько бедных людей, нуждающихся в поддержке, которых ты можешь осчастливить своими деньгами, которые тебе самой не приносят радости…»
Кис отложил письмо. Оно его позабавило смесью романной литературности с просторечием, но в то же время насторожило, в особенности той плохо скрытой нравоучительностью, завистью, которая читалась меж строк неведомой подруги. В записной книжке оказалось крайне мало личных телефонов и адресов. Подруга, написавшая письмо, проживала также в Наро-Фоминске, звалась Катей, и, скорее всего, именно о ней упомянул Мурашов.
В среднем ящике столика лежали блок почтовой бумаги с виньетками, конверты и несколько ручек в маленьком пенале. Бумага для писем была чистой, корзинка для мусора – пустой. Кис повертел на свету верхний листок – так и есть, продавились отпечатки какого-то текста. Кис сложил в свой портфель листки, письма и записную книжку.
Спустившись в прихожую, Алексей тщательно проверил карманы верхней одежды Алины (там было несколько легких, по сезону, курток и плащей) и несколько сумок разных цветов и размеров. Все было опрятно и несущественно: зеркальца, носовые платочки, карандашики, косметические мелочи и конфетки, завалявшиеся то там, то сям – ни записок, ни документов.
Осмотр остальных комнат дома и сада ничего не дал. Уже рассвело, и можно было с уверенностью сказать, что никаких следов борьбы нигде не было. Со стороны фасада были ворота и калитка на электронном замке. С обратной стороны сад простирался на несколько десятков метров в глубину – Мурашов, должно быть, купил соседний участок – и заканчивался обычной, типичной для старых дач деревянной калиткой, выходившей на тихую тенистую улицу, забросанную светло-желтым душистым ворохом липовых цветков. Скорее всего, Алина покинула сад именно через эту калитку… Алексей прошелся по улочке, задумчиво рассматривая свежие пятна от машинного масла в метрах двадцати от калитки. Мурашов стоял неподвижно возле забора своей дачи – или, вернее было бы сказать, своего особняка? – и наблюдал за ним.
– После того, как ваша жена поднялась к себе в спальню, вы не слышали звук машины? Мотор, хлопанье дверец, может быть, голоса?
– Нет. Я, когда работаю, ничего не слышу.
– А в городе у вас есть квартира?
– Есть. Но мы в ней практически не живем. Изредка только ночуем…
– Даже зимой?
– У нас дача отапливается. Со всеми удобствами, телефон, машины, все есть. Зачем нам город? Здесь воздух чище.
Алексей присел, мазнул пальцем масло и понюхал, внимательно изучая пересохшую от жары землю. Впрочем, масляные пятна могла оставить любая другая, не имеющая отношения к делу машина.
– Вы не подумали о том, что ваша жена могла просто-напросто уехать в городскую квартиру?
– Исключено. Во-первых, я туда звонил много раз. Во-вторых, ключи от нее на месте. На ключнице в прихожей.
– У вас есть здесь друзья? Среди соседей по даче?
– Есть, разумеется. Но не такие, чтобы она могла без всяких причин среди ночи к кому-то заявиться.
«Как же он мне надоел», – подумал Кис со вздохом.
– Сколько у вас машин? – обернулся он к Мурашову.
– Две. Мой «БМВ» и «Меган» Лины.
Две. И обе стояли в гараже.
Не ушла же она пешком!
Глава 4
…Машину Марго она увидела чуть поодаль, метрах в двадцати от калитки. Аля приблизилась.
– Сядь ко мне, надо поговорить, – сказала Марго, беря приготовленный для нее пакет, который Аля подала ей в окно машины.
Аля колебалась. Ей хотелось поскорее вернуться в дом. Вдруг Алекс заметит ее отсутствие?
– Аль, сядь, что стоишь, как столб? – поторопила ее Марго.
Аля неохотно присела в машину, не закрывая дверцу.
– Что еще, Марго? – недовольно спросила она.
Но Марго, однако, неожиданно замолчала.
– Марго, что ты хотела мне сказать? – настоятельно произнесла Аля.
– Мне деньги нужны… – сказала Марго, отводя глаза.
Аля помолчала.
– Послушай, Марго… – начала она не совсем уверенно, но затем придала своему голосу сухость и строгость, – я тебе давала совсем недавно, двух недель не прошло. И ты мне обещала, что это первый и последний раз. И что ты пойдешь работать. Ну, и что – ты работаешь? Или ты собираешься жить на моем содержании? Вернее, на содержании у моего мужа?..
– Аля, ну не сердись, Алечка! Ты же знаешь, как трудно найти работу сейчас. Я пыталась… Искала… Пока не нашла. Они все сразу предлагают мне переспать, чтобы работу получить… – Голос Марго дрогнул, и она отвернула кудрявую голову к окну.
Алина растерянно молчала. Она не умела отказывать, и ей было жаль Марго. Но в то же время поведение Марго ей не нравилось – аппетиты бывшей подруги со всей очевидностью росли: сначала были джинсы с майками, потом она потребовала элегантный костюм на выход, потом – вечерний туалет… И деньги, уже второй раз.
Марго всего лишь один раз намекнула Але, что знает ее тайну, и с тех пор ни словом не обмолвилась об этом, но… Но было ясно, что все ее поведение, все ее «просьбы» базируются на этом знании. То есть, называя вещи своими именами, Марго Алину шантажирует. И Алина, ощутив неприятный холодок в спине, подумала, что вот еще одна причина, по которой надо немедленно уходить от Алекса: тогда у нее нечего будет вымогать. И тогда Алекс не узнает эту страшную тайну…
Она не сразу определила звук, который донесся до ее слуха, а когда поняла, то удивилась несравненно: Марго всхлипывала! Никогда не плачущая Марго – плакала! Ее плечи и ее черные кудряшки вздрагивали от рыданий. Алина дотронулась до ее плеча:
