Татьяна Полякова - Эксклюзивный мачо

– О чем ты?

– О том, черт возьми, что времена моего детст­ва давно прошли, а с тех самых пор я не могу просто спросить тебя о чем-то, а ты просто ответить. И я привыкла, что твои слова ничего не значат.

– Это серьезное обвинение. Чем я его заслу­жил?

– Давай я тебе список составлю, мне так проще.

– Возможно, раньше что-то и было, но не те­перь. Спрашивай о чем угодно.

– Спросить-то я могу, – зло хихикнула я, чем весьма его раззадорила, потому что он сердито по­вторил:

– Спрашивай.

– Хорошо. Сам напросился. Что у тебя с Тагаевым?

Могу поклясться, старый змей лишился дара ре­чи. Такое бывает редко, то есть вообще никогда, так что это смело можно приравнять к великому чуду.

– С Тагаевым? – переспросил он таким тоном, точно я обвиняла его в гомосексуализме.

– Я двадцать раз могу повторить фамилию, а ты двадцать один переспросить.

– Что у меня может быть с этой шпаной? Ты в своем уме? Черт, это даже в голове не укладывает­ся…

– И ты не хочешь избавить наш город от его присутствия?

– Я бы хотел отправить его в тюрьму, там ему самое место, и непременно отправлю, как только появятся законные основания.

– И ты не предпринимал шагов, чтобы эти ос­нования вдруг появились?

– У меня есть дела поважнее, чем мериться си­лами со шпаной. Я догадываюсь, с какой стати ты задаешь мне эти вопросы… Так вот, выброси все это из головы, ни к убийствам, ни к этому типу я не имею ни малейшего отношения. И если ты еще раз посмеешь…

– Я засекла тачку Щеглова. Если ты случаем забыл, это парень из твоей охраны. И он следил за мной.

– Он не следил. Он присматривал, – вздохнул Дед, представляю, как это неприятно, когда тебя ловят за руку. – Объяснить разницу? Я беспокоился… нет, я перепугался, когда ты сказала об этом Тагаеве. Ясно, что уговоры на тебя не подействуют, ты полезешь в самое пекло и свернешь шею. Вот и по­просил охранять тебя. Тебе не сказал по одной при­чине: ты бы меня не поблагодарила. Ведь так?

– Допустим. Я хочу с ним поговорить.

– С кем? – опешил Дед.

– Со Щегловым.

– Зачем, я же все тебе объяснил. Ты что, сомне­ваешься…

– Он и сейчас за мной… меня охраняет?

– Надеюсь, – буркнул Дед. Он уже взял себя в руки и теперь, наверное, здорово злился.

– Ну так чего проще, позвони ему и скажи, что­бы ответил на мои вопросы. – Дед швырнул трубку, а я пожаловалась Сашке: – Вот так всегда.

Конечно, у меня теплилась слабая надежда, что Дед последует до конца в своем желании продемон­стрировать честность и открытость. Хотя мог разыграть оскорбленное достоинство, обычно ему это мас­терски удавалось.

Мои сомнения оборвал звонок.

– Это Щеглов, – без особой охоты сообщил мужской голос.

– Поговорить надо, – вздохнула я.

– Тормози за перекрестком, я подойду.

И в самом деле вскоре подошел.

– Ты один за мной приглядываешь? – начала я.

– Шутишь? Дед сказал: глаз не спускать.

– А причину объяснил? – Это можно было и не спрашивать, но я не удержалась.

– Ты лезешь не в свое дело, а дело опасное.

– И ты так думаешь?

– Ну, если дошло до стрельбы… – хмыкнул он.

– Дед про стрельбу знает? – Я спросила “про стрельбу”, хотя имела в виду Тагаева.

– Той же ночью донесли. Ты что, порядка не знаешь?

– А можно о стрельбе поподробней?

– Пожалуйста. Ты вышла из магазина, тут нача­ли палить, и ты полетела сломя голову к парку. Ос­тановить тебя не представлялось возможным. Юрка Чеканов, он тогда за тобой приглядывал, вызвал подмогу, ну и ментам позвонил. К тому моменту ты исчезла. Через канализацию ушли? – не удержался он. “Ушли”, конечно, произвело на меня впечатле­ние.

– И кто устроил стрельбу в нашем славном го­роде?

– Откуда мне знать? – пожал плечами Щеглов.

– И вы не поинтересовались? Не проводили, к примеру, стрелявших ребятишек, раз уж вызвали подмогу?

Он вздохнул, но на вопрос ответил, должно быть, получил на этот счет высочайшее указание:

– Парни Сотника.

– Это кто ж такой? Прости мою бестолковость, но данная сторона жизни долгое время меня не ин­тересовала.

– Зато ты теперь их интересуешь. Или не ты. К кому-то ты бросилась со всех ног из магазина.

Он, кажется, всерьез ждал, что я отвечу.

– Неужто проворонили?

– Я бы не проворонил. Юрка умудрился про­шляпить тот момент, когда ты вновь появилась и за­брала машину. А еще хвалился, что в разведке… – Он махнул рукой. – Рад был, что ты жива-здорова, не то бы Дед с него шкуру спустил.

– Значит, парни Сотника, – вернулась я к преж­ней теме. – Так чем он знаменит?

– Тем, что психопат. ТТ ему хвост прижал, но ТТ теперь в бегах, вот он и обнаглел. А чего ему от тебя надо, ты наверняка лучше знаешь.

– Сотник – это кличка? Зовут-то как мафиози?

– Сотник и зовут. Это фамилия. Именем, отче­ством не интересовался. С головой у него пробле­мы. Конечно, даже законченный псих с Дедом связываться не станет, но он вовсе ни о чем не думает.

– Ясно. Спасибо за совет, а также за то, что уде­лил мне время. – Я набрала номер мобильного Де­да. – Игорь Николаевич, – сказала я приветливо, – мы тут все обсудили и пришли к выводу, что охрана мне ни к чему.

– Уж это позволь мне решать, – весомо отве­тил он, но я сурово пресекла:

– Не пойдет.

– Почему? Можешь объяснить?

– Могу, но вряд ли ты захочешь слушать. В об­щем, так, если я кого-то обнаружу на хвосте, то буду твердо уверена, что ты печешься не о моем благе. Ты меня понял?

– Ты окончательно рехнулась?

– Я решу, – невежливо перебила я, – что ты обеспокоен тем, чтобы я лишнего чего не накопа­ла. – В трубке стояла тишина, но я не отключалась, терпеливо ждала.

– Да-а, – наконец протянул Дед, – дожил. Ты в самом деле думаешь… черт… даже не знаю, кто из нас чего заслуживает: ты хорошей порки или я отменного тумака за то, что допустил до такого…

– Я сейчас передам трубку Щеглову, – сказала я, испугавшись, что Дед, по обыкновению, может увлечься. – Ты скажи парню, чтобы зря на меня вре­мя не тратили.

Он сказал. Весьма неохотно, но то, что надо. Щеглов кивнул и покинул машину.

На душе полегчало, прежде всего потому, что я поверила: Дед не наводил тень на плетень, а дейст­вительно беспокоился за меня. А главное, к тому, что происходит, не причастен.

Теперь в деле появился некий Сотник. Если ве­рить гражданам, осведомленным в этих вопросах, Никифоров водил с ним дружбу на заре туманной юности. Правда, те же граждане утверждают, что в настоящий момент они отношений не поддержива­ют. Но как знать? Может, просто не хотят это афи­шировать?

К вечеру, вернувшись домой и погуляв с Саш­кой, я устроилась за столом с листами бумаги. Чер­тила дурацкие схемы, иногда рисовала рожи, в ос­новном с рогами. Толку от этого на грош, но думать помогает. Сашка приподнял голову и робко тявк­нул, а я крикнула:

– Это ты?

– Я, – ответил Тагаев, появляясь из гаража. – Чем занимаешься? – подойдя поближе, проявил он интерес.

– Творчеством.

– Вот это ты называешь творчеством? – хихик­нул он, ткнув пальцем в мои каракули.

– Тебе не нравится?

– А польза от этого есть?

– Не больше, чем от любой другой мазни.

– Ты самокритична.

– Не всегда.

Он устроился напротив, достал из кармана на­дувной шарик и протянул его мне.

– Спасибо, – сказала я и положила шарик ря­дом с листами бумаги. Тагаев принялся меня разгля­дывать, точно я была диковинным зверем, и он решал, хорошо это для него или плохо. Все мужчины тщеславны, с этим приходится мириться, и Тагаев, разумеется, не был исключением.

– Спасибо, и все?

– Именно о таком шарике я и мечтала всю жизнь.

Он откинулся на спину и продолжал разгляды­вать меня. На его взгляды мне наплевать, но они ме­шали сосредоточиться, а именно этого мне и хоте­лось сейчас: сосредоточиться и подумать.

Я вздохнула, взяла шарик, надула его, а потом подбросила. Он пролетел по небольшому кругу, с легким шипением сдулся и хлопнулся на пол.

– Как наша любовь, – сказала я. – Теперь все?

Взгляд его изменился, а я удивилась тому, что меня это неожиданно разозлило.

– Скажи мне, что ты хочешь, и я это сделаю, – вздохнула я. – Надо заплакать – заплачу, пошлю к черту, назову мерзавцем. Я бы и сама что-нибудь придумала, да времени нет, так что давай побыстрее покончим с этим… Та ночь перевернула всю мою жизнь, но мы не можем быть вместе (тут я плачу, и ты тоже), будущее не имеет смысла, но ты подарил мне шарик, и это поможет мне справиться, он ста­нет моей путеводной звездой, вселит надежду и на­помнит о твоей любви в трудную минуту (я прижи­маю его к груди и, нежно улыбаясь, смотрю на вос­ток, там занимается заря новой жизни). Теперь все?

– Нежно улыбаясь, это как?

– Вот так примерно. – Я изобразила.

– Выглядит по-дурацки.

– Я в умницы не лезу. Иди ужинать. Купить хлеб забыла, извини.