Эдуард Фикер - Операция «C-L»

– Ладно, оставьте пока Рыхту в покое, – говорю я в нетерпении.

Уж рассвело. Я чуть не падаю от усталости. И вижу все словно сквозь легкую дымку. Явно наступает реакция. Собираю в кулак всю свою волю.

Подходят два сотрудника, спрашивают, что мне от них нужно. Но, прежде чем я успеваю ответить, среди них появляется кто-то неприметный, низенький – Карличек.

– Очень жаль, – мрачно гудит он. – Семья участкового на летнем отдыхе, где-то на Шумаве.

– Ах, черт побери! – вздыхаю я.

– Но есть новости и получше, – продолжает Карличек. – Сообщу вам с глазу на глаз, узнал там, внизу!

– Ну, выкладывайте!

Карличек вытягивает шею, пытаясь разглядеть с площадки, что творится за открытыми дверями.

– Он в задней комнате, – бормочу я.

Карличек наклоняется ко мне и шепчет довольно выразительно:

– Автомобиль П-37035 нашли! Он стоит на мойке, на Виноградах. Владелец доставил его вчера утром и попросил помыть и перекрасить. Должен был его забрать в полдень. Владельца машины ждут там двое наших ребят.

Неприятно сводит желудок, слабеют ноги. Дыхание становится прерывистым.

– И напрасно ждут, – с трудом выговариваю я.

Карличек смотрит на меня так, словно хочет прочесть мои мысли, потом говорит уверенным тоном:

– Понятное дело. Все эти проделки с письмом – сплошной обман. Фалфар не мог уехать вечером от пятьдесят восьмого участка на машине, поскольку она уже с утра стояла на мойке.

Два сотрудника все еще ждут моих приказаний. Я отдаю им распоряжения. Мы направляемся в квартиру. Я еле передвигаю ноги, стараюсь не задеть плечом дверь. Убитого там уже нет. У меня в голове такой туман, что я даже не заметил санитаров, которые его унесли. Сажусь в кресло. Если бы я не сел, не выдержал бы и пяти минут.

Двое сотрудников проходят в заднюю комнату, словно им что-то там понадобилось. Если участковый выйдет оттуда, они последуют за ним. Карличек подает мне знак.

– Пригласите сюда участкового! – приказываю я.

Мой голос наверняка хорошо слышен в задней комнате.

Я постарался произнести эти слова как можно более спокойным тоном.

Проходит несколько минут. Потом раздается яростный, нечеловеческий вопль, от которого люди, стоящие вокруг меня, невольно вздрагивают. Но я поднимаю руку, успокаивая их. В соседней комнате слышны удары и какой-то стук. И тут же наступает тишина.

Появляется «участковый» – вернее, его тащат. Он без фуражки, темные волосы падают на лоб. «Участковый» резко наклонился вперед, и два сотрудника еле удерживают его за руки, закрученные за спину.

Лицо «участкового» налито кровью, глаза лихорадочно блестят, зубы стиснуты в немом оскале.

– Наручники! – приказываю я.

С уголков губ Фалфара стекают струйки слюны.

– Отберите у него обручальное кольцо и сумку.

Я сижу в кресле, со стороны, очевидно, кажется, что человек просто удобно расположился тут, а на самом деле я не в силах встать. В трех шагах от меня – Гуго Фалфар. Два человека крепко держат его. Вид у Фалфара такой, словно он сейчас бросится на меня. В бессмысленном усилии разорвать наручники он раздирает запястье в кровь.

Вокруг мертвая тишина. Никто не двигается. Все поражены этой сценой. Карличек подает мне кольцо и сумку, тщательно осмотрев кольцо с внутренней стороны. Инициалы и дата на кольце подтверждают наши предположения. Фалфар снял кольцо с убитого участкового и надел его себе на палец. Кольцо я откладываю в сторону, сумку открываю. Последним усилием я собрал всю свою волю, и движения мои кажутся уверенными и четкими. Я вынимаю две толстые пачки долларов. Вот это да!

Значит, Фалфар скупал доллары за фальшивую серию «C–L» и, таким образом, потери Национального банка уменьшатся на эту сумму. Но сейчас не время об этом думать. Доллары забирает Лоубал.

В сумке есть еще что-то. Жестяная аптечка, залепленная полоской лейкопластыря. Сбоку торчит медная ручка с зубчатым колесиком вроде того, что мы нашли в квартире Галика. Жестянка на глаз весит около килограмма, а возможно, это мне она кажется такой тяжелой.

У меня в руках мина, в этом нет сомнения. В глазах Фалфара мелькает тень насмешки.

И вдруг Фалфар начинает говорить, вернее, кричит хриплым, неестественным голосом:

– Вы проиграли! Вы, охотник за людьми! Сейчас вы вспомните Шрамека! Спасайтесь кто может!

Вытаращив глаза, он прокричал последние слова и так стремительно бросился на пол, что два крепких парня не смогли его удержать.

Разумеется, никто из нас ни при каких обстоятельствах не может и не должен поддаваться панике. Но кому охота быть разорванным на куски?

Сейчас здесь приказываю я. А это значит, что я должен немедленно что-то предпринять. Но в этот миг из всех присутствующих именно я меньше всего способен действовать. У меня нелепое ощущение, будто все биологические процессы в моем организме постепенно замирают и жизнь во мне еле теплится.

Я обязан собрать всю свою волю. Как в тумане, припоминаю, что окна квартиры Фалфара выходят в обширный сад, там есть стена, а за ней большой незастроенный пустырь. И с нечеловеческим усилием я отдаю приказ:

– Открыть окно!

Окно открывает тот из сотрудников, на которого я случайно бросаю взгляд.

– Взять жестянку, – приказываю я одному из телохранителей Фалфара, – и выбросить через окно в сад, как можно дальше.

И он, еще не пришедший в себя от всей сцены, произносит четко:

– Есть!

Не колеблясь он хватает у меня из рук жестянку и мгновенно оказывается у окна. Да еще отбегает на шаг, стараясь получше размахнуться. Мне кажется, что все происходит чудовищно медленно, как при замедленной съемке. Я судорожно сжимаю ручки кресла, стараясь сохранить спокойствие. Мои нервы взвинчены до предела.

– Всем отойти! – кричит наш метатель мин.

Жестянка, брошенная сильной рукой, стремительно летит вниз. Луч солнца над горизонтом на мгновение освещает ее, и она тускло вспыхивает. Никто не двигается, все застыли в оцепенении. Проходит минута, другая… Но взрыва нет.

Все выше поднимается веселое, слепящее солнце, возвещая приход спокойного теплого дня после мрачной тягостной ночи. Плывущие облака собираются в большие золотисто-белые громады и словно останавливаются на месте.

Но мысли мои уже начинают путаться, я вот-вот потеряю сознание. Я нахожу взглядом Лоубала и говорю каким-то чужим, незнакомым голосом:

– Арестовать! Строгая изоляция! И ждать дальнейших указаний. А пока примите команду.

Голова моя падает, глаза закрываются.

Будет все-таки взрыв? Наверное, нет. Впрочем, там, на пустыре, он не принесет серьезного вреда.

Но взрыва так и не последовало. Как мне потом сказали, больше всех удивился этому сам Фалфар.

13

Через два дня я уже полностью прихожу в себя.

Наверняка теперь до самой смерти я не прикоснусь к таблеткам.

– Привести арестованного!

Вид у Фалфара спокойный; взгляд циничный, презрительный. Физиономия человека, о котором никак не скажешь, что на его совести десяток убийств…

Он непринужденно признается в том, что письмо написано им, а также не пытается скрыть свой замысел покончить со мной.

И сразу начинает рассказывать:

– Да, я пригласил к себе на квартиру участкового. Предлог был довольно простой. Любой мог бы придумать сколько угодно предлогов. Искренне сожалею, что он пал жертвой моих планов. Впрочем, оправдание этому найдете в моем письме. Там об этом говорится довольно убедительно. Признаюсь вам во всем только потому, что вы и так все докажете. Просто берегу ваши усилия.

Что, он и впрямь сумасшедший или просто играет роль?

У Фалфара была при себе немалая сумма в долларах. В форме участкового он мог преспокойно остановить любую машину и заставить шофера преследовать несуществующего преступника. А потом дорогой просто выкинуть шофера и скрыться на его же машине. Фалфар рассчитывал, что форма ему поможет.

А сейчас он только пожимает плечами и говорит:

– Моя собственная машина оказалась на подозрении. Поэтому я оставил ее на мойке и, признаться, от всей души забавлялся, видя, как вы усердно ее разыскиваете. Вы искали меня, а я был рядом с вами. Согласитесь же, мой план был просто великолепен. Жаль, что я не сумел его выполнить до конца. Законы диктует сила, а на сей раз вы оказались сильнее. Ну что такого особенного я совершил? Отправил на тот свет несколько человек. Да ведь до последнего мгновения никто из них не знал, что его ожидает, поэтому они, естественно, не боялись смерти и никто из них и не мучился.

– Оправдывая себя подобным образом, – говорю я, – вы только усугубляете вину.

Он вновь пожимает плечами.

– Да, я убивал не в состоянии аффекта, но, по-моему, мы с вами расходимся в вопросе о ценности человеческой жизни.

Мне все чаще приходило в голову, что Фалфар симулирует безумие и делает это весьма тонко.

– Все зависит от работы мозга, – продолжает он (пожалуй, правильнее дать ему выговориться, пусть он запутается в собственных сетях). – Я бы наверняка не стоял бы тут перед вами, не подведи меня мой мозг в последние дни. Всему виной слишком большое напряжение и бессмысленный страх.