Владимир Колычев - Семья в законе
– Ну, чего сел, как баран? – Семен через него потянулся к двери, закрыл.
Машина к этому времени уже была в пути.
– Как баран, – механически повторил Ждан.
Он старался выглядеть важным, сосредоточенным, но в глазах светилось детское ликование.
– Молодец, братишка, не подвел! – бравурно похлопал его по плечу Семен.
– Э-э, а куда мы едем? – будто опомнившись, встрепенулся Павел.
Только что он был преследователем, и вдруг сам оказался в шкуре беглеца... А ведь отправляясь в погоню, он должен был понимать, что его постигнет неудача. Но ведь побежал? Почему? Может, им двигал не только разум служителя закона, но и подсознание, которое заключению предпочло свободу? Он мог отделаться условным или незначительным сроком заключения, но теперь после побега рассчитывать на снисхождение было глупо. Но ведь уже ничего не исправишь. Хочешь, не хочешь, а надо приспосабливаться к новым обстоятельствам.
– На Кудыкину гору, – усмехнулся Семен. – Там нас уже ждут.
– Кто?
– Неважно... А Юльки там не будет, не жди.
– Нет, не будет Юльки, – копируя своего брата, мотнул головой Ждан.
У Павла не было особого желания встречаться с Юлей, но он предпочел об этом умолчать. Хотя бы потому, что это его личное дело.
– Я ничего не понимаю, – сказал он, опустив голову.
– Чего ты не понимаешь? В дерьме мы. В полном дерьме! – выпалил Семен. – Стаса убили, понимаешь? Стаса, брата моего! Отравили его! Кто его заказал, я знаю. А кто исполнил?.. Я должен найти эту мразь. А в Леву стреляли! В Леву! Брата моего убить хотели. Убить!.. А меня закрыли. Из игры меня вывести хотели. А черта им лысого! Все это паучье отородье подчистую выведу!.. Правильно ты говорил, что эта история добром не кончится. Да я и сам это понимал... Но ничего, у нас все на мази. У Паука свои завязки, у нас – свои. Посмотрим, чья возьмет. И его берет, и наша...
– Как ты наручники-то свои снял? – спросил Павел, приподняв свои скованные руки.
– Да просто. Ключ у меня был... И менты все куплены. Потому и дали уйти.
– Что, и все?
– А тебя что, подробности интересуют? Кому и сколько дали? – криво усмехнулся Семен.
– Нет, я думал ты намек поймешь. Как-то неудобно в наручниках.
– Ничего, пока побудешь. Мало ли что у тебя на уме... Ты же мент, тебе доверять нельзя.
– Зачем же тогда позвал меня за собой?
– А чтобы ментам жрать меньше... Хотя голодными они не останутся. Лихопасов, Чухарик, падла, всю малину испортил, – озлобленно, сквозь зубы сказал Семен. – Под защиту свидетелей пошел. Так просто его не взять. Ну да ничего, что-нибудь придумаем...
– А меня, выходит, ты уже взял? – внутренне напрягся Павел.
Вот, значит, как оказалось. Он преследовал Бурыбина, но сам оказался в ловушке. Именно в ловушке. Родственная солидарность здесь не при чем. Во-первых, он Юле не муж. А во-вторых, не прошел посвящения, как это было с Лихопасовым. Он опасен для Семена тем, что мог дать против него показания, обвинить его в угрозе убийством. Потому с него и не снимают наручники. Потому и везут на заклание... Двери в машине уже заблокированы – из салона не выбраться.
– Ну, добавили ментам немного, чтобы тебя ко мне в автозак упаковали...
– А если бы я за тобой не побежал?
– Ничего, что-нибудь придумали бы. Ведь за тобой же не так строго смотрят, как за Чухариком... Придумали бы что-нибудь с тобой. Заставили бы замолчать.
– А ничего, что я и без того молчал?
– Что, и ничего про наш сговор не сказал? Про то, что я улику против Чухарика подменил?
– Про это сказал.
– Ну, вот видишь... А палец к губам чего прикладывал, когда в автозак входил? Разговаривать со мной не хотел, чего это, а?
– Думал, меня туда отправили, чтобы нас прослушать. Чтобы меня к тебе в сообщники записать...
– А разве не записали?
– Почти... Хотели, чтобы я показания изменил. Была сделка – ты мне убийцу моей жены, а я тебе – улику. А Харчев хотел, чтобы ты мне смертью угрожал. Ты меня убить грозился, а я поэтому тебе на милость и сдался...
Павлу неприятно было все это говорить. Как будто он оправдывался перед бандитом. До чего же тошнотворное чувство...
– А ты? – заинтригованно спросил Семен.
– Отказался.
– Почему?
– Хватит с меня и того, что я предатель. А они хотят меня еще и трусом выставить. Как будто я тебя испугался.
– А ты не испугался? – ухмыльнулся Семен, вкручивая в Павла пытливый взгляд.
Никифоров ничего не сказал. Отвернулся от Бурыбина, устремил взгляд в боковое окно... Нет, не боится он Семена. И никогда не боялся. Но сказать ему об этом – не поверит. Еще и посмеется над ним вдобавок... Что хочет, то пусть и думает. А ему все равно. Умирать так умирать. Устал он от этой пустой никчемной жизни. Очень устал. Ему на небо нужно, к Лене, вымолить у нее прощение... Он очень нуждался в ней. А дочь Маша проживет и без него. У нее своя жизнь, и со Славой вроде бы все хорошо. Он уже с ней и о свадьбе заговорил...
Одно не давало покоя Павлу: страх перед неизвестностью. Что, если нет никакой загробной жизни? Что, если не ждет его Лена?.. Но все равно он готов был умереть прямо сейчас.
– Вот я тебя сейчас пристрелю, – услышал он голос Бурыбина.
И тут же в ухо ему уперлось что-то прохладное и железное. Похоже на ствол пистолета?
Павел вспомнил, как он впервые прыгал с самолета. Страшно было. А вдруг парашют не раскроется, и он со страшной силой ударится об землю, насмерть разобьется... Но все же он прыгнул. И сколько удовольствия он получил от полета!.
Ему и сейчас было страшно, но вместе с тем он почувствовал азартный интерес перед неизвестностью. Вдруг нет ничего прекрасней, чем переход в мир иной? Может, это гораздо лучше, чем парение в свободном полете? А если загробной жизни все-таки не существует, что ж, так тому и быть. Что здесь пусто, что там...
Семен взвел курок, и Павел закрыл глаза. И даже улыбнулся, представив, что случится чудо и он вот-вот окажется рядом с Леной...
– Ты что, псих? – спросил Бурыбин, убирая пистолет.
– Да пошел ты!
Какое-то время они ехали молча. Первым заговорил Семен.
– Да не собираюсь я тебя убивать. Мне Юлька этого никогда не простит.
– Она ничего не узнает, – разочарованно посмотрела на него Павел.
Он уже с жизнью простился, а тут такая незадача.
– Не узнает, так почувствует...
– А то, что ты бандитом стал, она это тебе уже простила? Ты же бандит, Семен. И убийца...
– Какой есть! – резко надвинувшись на Павла, заорал Бурыбин. – Меня уже не переделаешь, понял?.. А будешь вонять, пристрелю как собаку!
– Не надо, как собаку, – покачал головой Никифоров. – Застрелить можешь, только похорони, как человека...
Да, пожалуй, рано ему еще умирать. Ведь застрелит его сейчас Бурыбин, а труп закопает где-нибудь в лесу. А Павел хотел, чтобы его похоронили рядом с Леной...
– Заткнись, – успокаиваясь, буркнул Семен.
Машина заехала в гущу городского парка, где беглецов ждал другой джип, более новый и, наверняка, с настоящими номерами.
– Дальше я не поеду, – выходя из машины, заявил Павел.
Сейчас его убьют, но тело забирать с собой не станут, думал он, высчитывая ситуацию. Труп найдут, после всех процедур передадут Маше, а она, конечно же, знает, где нужно похоронить отца. Так что вопрос решится сам собой.
– Ну, не хочешь, не надо, – спокойно отреагировал на его заявление Семен.
И повернулся к нему спиной, чтобы идти к машине. Но вдруг, резко развернувшись к Павлу, изо всех сил ударил его кулаком в висок. И после яркой вспышки в сознании наступила полная тьма...
Глава 21
Очнулся Павел в багажнике движущейся машины. Наручники, путы на ногах, во рту какая-то масляная тряпка. Голова напоминала сосуд с твердыми, но очень чувствительными стенками, внутри которого катались железные шарики. Тряская дорога раскачивала машину, и этот сосуд в голове, и шарики, казалось, с треском бились о сотканные из нервов стенки, причиняя Павлу неимоверную боль... И почему Семен его не убил?
Но вот машина остановилась. Было слышно, как люди выходят из нее, с улицы донеслись голоса, а потом вдруг все стихло. Казалось, о Павле забыли.
Прошло не меньше часа, прежде чем о Павле вспомнили. Открылась крышка багажника, и он увидел, как зевает, глядя на него, Ждан. Джинсовый костюм, пистолет-пулемет свисает с плеча.
– Жить хочешь? – небрежно спросил он.
Павел согласно кивнул.
– Тогда не рыпайся, понял!
Ждан достал нож, перерезал веревки на ногах у Павла, только затем вытащил кляп изо рта.
– А наручники?
– Потом.
Павел огляделся. Небольшой деревянный дом, окруженный оградой. Бревна темные от времени, но стены ровные, и фундамент крепкий. Во дворе трава, на траве дрова, а у дров – братва. Два камуфлированных охранника с автоматами. Но не в дрова. Нельзя им пить, на службе они, покой Семена Бурыбина берегут...
Здесь же во дворе были сарай, курятник, будка, только кудахтанья не слышно и собака не гавкает. И еще ни одной соседской крыши за оградой не видать, зато на ветру качаются ели да сосны. Похоже, дом стоял особняком, где-то на опушке леса.
