Светлана Шиловская - Замок на гиблом месте. Забавы Танатоса
— Он прав, — подтвердил Кубацкий. — Артемий Иванович, дайте, пожалуйста, ключ.
Шмиль растерянно зашарил по карманам и выудил старинный огромный ключ, из тех, какими раньше, верно, закрывались окованные железом тяжелые крепостные двери. Кубацкий запер флигель и спрятал ключ в сюртук.
— Позвольте! — не вытерпел я, наблюдая за самоуверенными действиями этого dandy. — Насколько я понимаю, вы покидали залу во время обеда!
— Вы тоже. Ну и что с того? — раздраженно молвил Кубацкий.
— А то, Вадим Викентьевич, что, с точки зрения юриспруденции, вы находитесь в числе подозреваемых и не можете владеть ключом, ибо не исключено, что, тайно воспользовавшись им, попробуете уничтожить какие-либо следы преступления, ежели они там имеются. На тех же основаниях ключ нельзя доверить мне, отцу Ксенофонту и господину Скальцову. Логичнее всего отдать его кому-либо из хозяев или Артемию Ивановичу, но, принимая во внимание состояние последнего, предлагаю вручить его Авдотье Михайловне.
— Разумно, — немного поразмыслив, согласился Кубацкий, протягивая ключ княгине.
Вернувшись в залу, все заняли прежние места, за исключением Авдотьи Михайловны, ушедшей распорядиться насчет отдельной комнаты для Шмиля, и самого обезумевшего от горя родителя. Одежда наша изрядно промокла, и князь велел натопить камин. Молчание царило среди позабытых тарелок и графинов, странно даже было вспомнить, что еще пару часов назад мы вяло спорили о каких-то глупостях и внимали звукам фортепьяно, не зная, что чья-то злодейская рука уже заносит роковой кинжал над самой, может быть, недостойной такой участи обитательницей Медынского. Что до меня, то, если бы, например, зарезали г-на Скальцова, я едва ли был бы так же впечатлен сим событием.
— Надо как-то сообщить в полицию, — убитым голосом нарушил тишину Аркадий Матвеевич. — Нельзя покойницу держать там, пока непогода не прекратится…
— Исключено, — сказал, закурив Кубацкий, уже больше не выходя из залы. — От дороги ничего не осталось, экипаж завязнет уже в версте отсюда, до города же, сами знаете, сорок верст, до станции — двадцать. Даже если дождь и кончится, мы на несколько дней обречены гостить у вас, дорогой Аркадий Михайлович!
— Но что же делать, господа? — совсем растерялся Кашин. — Получается, что мы должны жить вместе с убийцей под одной крышей, будучи не в состоянии что-либо предпринять?
— Папа, я боюсь! — всхлипнула Даша, стуча зубами о стекло стакана с морсом, которым тщетно пыталась запить какую-то микстуру.
— Собственно, мы могли бы попытаться восстановить события своими силами, — предложил я, оглядывая сидящих, — но, поскольку один из нас явно будет лгать, едва ли мы докопаемся до истины.
— Да отчего ж вы так убеждены, что убил кто-то из нас? — уже прежним голосом пропел, причмокнув, Скальдов. — Есть еще прислуга, на территорию усадьбы теоретически мог проникнуть кто угодно — да мало ли кто!
— Я, господа, тоже склонился бы к точке зрения господина Скальцова, — кивнул я, ожидая подобного, — тем более что оно нам всем было бы и проще, и выгоднее. Да, видите ли, какая петрушка: знаю я немного более, чем вы, а потому вынужден придерживаться своей версии.
— Что вы имеете в виду, сын мой? — нахмурился отец Ксенофонт.
— Я имею в виду последние слова покойной, которые она успела прошептать мне за несколько секунд до смерти, — отчеканил я, наслаждаясь произведенным эффектом.
— И что же она вам сказала? — побледнев, спросил Кубацкий, резким движением давя папиросу в тарелке.
— Эти слова я могу сообщить только следователю, — я с улыбкой покачал головой, отмечая дернувшуюся щеку Скальцова, сузившиеся до размеров булавочной головки зрачки Кубацкого и тяжелый немигающий взгляд отца Ксенофонта. Господи, что за страсти кипели вокруг этой дикой красавицы! Неужели все трое могут быть как-то причастны к ее убийству?
— Глупости! — встряхнувшись, решительно отмахнулся Кубацкий. — Вы блефуете, милейший Павел Владимирович, и я вам просто не верю.
— Отчего же? — осторожно поинтересовался я. — Уж не оттого ли, что вам крайне выгодно было бы молчание покойницы?
— Вы забываетесь, сударь! — ледяным голосом молвил Вадим Викентьевич. — Что до покойной, то я даже не имел чести быть с нею знакомым, и это может подтвердить кто угодно, хотя бы ее отец. Вы же, как мне кажется, просто хотите казаться интересным, а для того и придумали всю эту историю с якобы имевшей место предсмертной исповедью бедной девушки…
— Господа, господа, не будем ссориться! — примиряюще заговорил Аркадий Матвеевич, до этого лишь водивший глазами то в мою сторону, то в сторону Кубацкого. — Кажется, у меня появилась идея. Верстах в восьми отсюда есть именьице отставного судебного следователя, некоего Юрлова Михайлы Яковлевича. Мы не то чтобы хорошо знакомы, но, помнится, как-то раз он даже бывал у нас.
— Да, был такой… — с неохотой промямлил Скальдов, похоже, неплохо знавший Юрлова во время своей службы «на поприщах».
— Я сейчас пошлю кого-нибудь к нему, авось верхом-то и доскачет, а там и поглядим! — восторженно, довольный собой и своей сообразительностью, закончил Кашин.
— Идея-то неплоха, — тоже заулыбался Скальдов. — Да только как Юрлов сей к нам-то попадет, даже ежели и согласится? Экипаж — не доедет, а верхи он, поди, отродясь не сиживал, да и к тому же сам уже не мальчик.
— Не будем медлить, посылайте, — вздохнув, махнул рукой отец Ксенофонт. — Если Юрлов ваш — человек дельный, то изыщет способ, как доехать!
— Вот и я так думаю, — хлопнул в ладоши Аркадий Матвеевич и вышел из залы, громко призывая старого дворецкого Василия.
— А что он такое — сей Юрлов? — негромко спросил Кубацкий, мельком стрельнув по мне холодными глазами. — Вы ведь* Сергей Диомидович, сколько я понял, знавали его?
— Верно-с, имел удовольствие, — скривил в усмешке губки Скальцов. — Что он такое, говорите? Да, пожалуй, что ничего особенного! Чудак и неудачник, каких в провинции хоть пруд пруди. Служил ни шатко ни валко, звезд с неба не хватал, никого не слушал — знай, свое гнет! Не деловой человек! В последний год службы завел дело на сына полицмейстера Игнатия Васильевича — помните, шумок был, когда молодежь побаловала легонько, какого-то штатского слегка помяли? Ну, так вот, за дело взялся Юрлов, и хоть намекали ему — замни все, забудь, он — нет, ни в какую, не дозволено, говорит, никому так вести себя. Что там, сам полицмейстер к нему приезжал, деликатно так намекал, что ты, мол, Михайло Яковлевич, брось это дельце-то, а там, глядь, к пенсиону-то и в достойные чины выйдешь, да и сам Игнатий Васильевич обещал в долгу не остаться… А тот — все упрямится! Ну, в общем, дело передали более покладистому человечку, а строптивцу быстренько коллежского секретаря дали да раньше времени на пенсию спровадили… Вот такая птица господин Юрлов!
— Он что — глуп или все же умен? — продолжал допытываться Кубацкий.
— Пожалуй, что и умен, — неохотно признал Скальцов, наливая себе водки. — Помните историю, когда целое лето купцы пропадали с деньгами? Так это Юрлова рук дело, он убийц-то на чистую воду вывел.
— Ну, господа, все в порядке! — вошел довольный Кашин и, зябко поежившись, тоже плеснул себе какой-то ароматной настойки. — За пять целковых вызвался Силантий ехать — бедовый мужик! Нужда, говорит, у меня большая, барин, так бы, говорит, — ни за что! Я уж ему и коня хорошего дал…
— Может, и вашу Анну такой вот Силантий зарезал, — пожал плечами Кубацкий. — Тем более сам признался — нужда! Такие за полтинник зарезать могут.
— Не было на Руси такого, чтобы мужик невинную девушку за полтинник жизни лишил, — сурово пошевелил густыми бровями отец Ксенофонт. — Барина — могут, а душу божью, и не пожившую еще, — не верю! Вы, сударь, народа-то своего не знаете и судить о нем — не можете! А так вот — ножиком по горлу — это все больше барская забава!
— Да вы сами-то, святой отец, говорили, что тоже не из крестьян! — ехидно заметил Кубацкий. — Откуда ж такие познания?
— А я, сын мой, не гнушаюсь с народом поговорить, когда он с бедой и с радостью ко мне в церковь приходит, и потому точно знаю, что злодейство давешнее — не мужицких рук дело.
Мне, к тому времени уже чрезвычайно уставшему от перипетий прошедшего дня, отчаянно захотелось спать, и я, не скрываясь, зевнул столь широко, что на звук обернулись все присутствующие.
— Пардон, господа! — Я встал и церемонно раскланялся со всеми. — Позвольте удалиться, ночь уже, думаю, что господина Юрлова мы дождемся не ранее утра, а толочь далее воду в ступе — не вижу никакого смысла. Покойной ночи!
Поднявшись к себе, я быстро разделся и нырнул под одеяло, пытаясь согреться, укрывшись от пронизывающего холода, проникающего сквозь щели в окне. Дождь и не думал заканчиваться, с неистовством стуча ледяными брызгами в стекла и стены. Поистине, убийца, кто бы он ни был, дождался просто дьявольской погодки для воплощения своего замысла! Я представил себе неизвестного мне Силантия, мчащегося на мокром коне сквозь природное безумие в кромешной тьме на поиски господина Юрлова, и в ужасе закутался в одеяло еще плотнее. Интересно, если Силантий таки доскачет до имения бывшего следователя — что тот ему скажет? Неужто, и в самом деле, оденется и поедет? Я бы, наверное, отказался или, по крайней мере, повременил бы до утра… Хотя… Бедная Анна… Хр-р…
