Андрей Бадин - Для крутых закон не писан
Он подсоединил телевизор к электросети, потом к проигрывателю и включил технику. Вынул из дипломата диск и вставил его в паз плеера, сделал звук потише и начал просмотр. Экран засветился голубым светом, и на нем появилось изображение комнаты юриста Гурвича в его собственной квартире. Бугров один раз был у него с обыском и поэтому сразу узнал ее по расположению мебели, обоям и картинам на стенах. Перед камерой стояло кожаное кресло, но оно было пустым и унылым. Но вот в кадр вошел сам хозяин, уселся поудобней, посмотрел в объектив, улыбнулся и начал свой рассказ:
— Здравствуйте, капитан Николай Николаевич Бугров. Если вы смотрите эту запись, значит, вы умный мужик, честный, преданный Родине офицер, и я не ошибся, обратившись к вам. — Ральф сделал паузу, собрался с мыслями, а потом продолжил: — Сейчас вы услышите две истории, одна — рассказ про меня, а вторая — про Тарасова. Начну с себя и расскажу, как я докатился до того, что предал друга, соратника и работодателя, долгие годы помогавшего мне расти в финансовом и социальном плане. Но хочу заметить, что в те минуты, когда вы будете просматривать диск, меня уже может не быть в живых… Либо я исчезну без следа, либо меня убьют и закопают, как собаку.
«Ничего себе предвидение, — подумал Николай и посмотрел в угол экрана на расположенную там дату съемки. — Гурвич догадывался о своей гибели за неделю до этого и потому сделал запись. Вообще, он сильно рисковал, втянув меня в эту опасную игру с сильными мира сего. Он вроде бы продумал все, но не учел одного — что я окажусь честнее, чем другие, и не стану сразу тратить присланные им деньги. Если бы я сразу пересчитал доллары, то обнаружил бы сотку с номером ячейки в камере хранения. Я открыл бы ее, обнаружил диск и либо обнародовал бы его, либо отдал Тарасову. И тогда сейчас Люся была бы жива». — Бугров остановил воспроизведение, опустил голову и тихо заплакал. Горький ком подкатил к горлу, слезы хлынули из глаз, он опустился на колени, упал на пол, схватился сильными пальцами за ковер, скомкал его и беззвучно зарыдал. Он давил в себе стон, чтобы не разбудить ребенка, чтобы окончательно не сойти с ума и чтобы не обессилеть.
После нескольких минут слабости ему стало легче, он успокоился, встал, умылся и снова сел досматривать фильм. Ему было очень интересно, почему он попал в эту чудовищную историю, ради чего погибла Людмила и ради чего он рисковал и рискует своей жизнью и жизнью детей.
Капитан устроился поудобнее, включил просмотр и уставился в телевизор.
— Хочу вам признаться, — продолжил с экрана Ральф, — я американский шпион. Я, Александр Михайлович Гурвич, был завербован Центральным разведывательным управлением десять лет назад во время моей двухлетней юридической стажировки в США. Я — юрист, адвокат, член коллегии адвокатов России и первоклассный разведчик.
— Вот те на. — У Бугрова челюсть отвисла от удивления, и он с недоверием посмотрел на экран. Услышанная информация требовала осмысления, и капитан снова остановил плеер. «Со мной вышел на контакт агент ЦРУ и предложил мне информацию, компрометирующую одного из самых крупных предпринимателей России, банкира, олигарха, владельца многих российских предприятий. Ральф не стал пользоваться официальными каналами, как это предусмотрено в таких случаях, а предложил мне лично себя завербовать, стал моим источником секретной информации.
Он не доверял сотрудникам контрразведки и решил иметь дело только со мной. Лестно, хотя и опасно, откуда он мог знать, что я его не продам. Он знал про связи олигарха в ФСБ и поэтому до последнего момента конспирировался, думал, что тайна вокруг его личности спасет его от смерти. Но, как видно, ошибся.
Но по своей ли инициативе действовал Ральф или ему сверху приказали связаться со мной? Может быть, интересы ЦРУ вышли за рамки военных, политических и экономических секретов, и они стали помогать нам в разоблачении наших же мафиози. Может быть, Тарасов и их достал, может, его криминальный бизнес распростерся и на территорию США? Или причиной всему стало личное желание Ральфа помешать Тарасову войти в когорту высших политиков и стать депутатом Государственной Думы».
Бугров смотрел на экран, на улыбающееся лицо Ральфа и думал, что этого человека уже нет. Они еще не успели толком познакомиться, а тот погиб и своей смертью создал для Бугрова много проблем.
Капитан видел Ральфа живым всего несколько минут, но теперь он как бы заочно знакомился с ним и пытался понять, почему тот из тысяч сотрудников правоохранительных органов выбрал его — Бугрова? Почему злой гений Ральф подверг Николая и его семью столь тяжкому, опасному испытанию?
Николай не знал ответов на эти вопросы, незнание его мучило, и он решил обязательно их найти. Ведь тогда терялся смысл всего его существования как капитана контрразведки, как гражданина России, как мужа убитой бандитами Людмилы Бугровой.
Капитан смотрел на экран и оценивал то, что видит. На вид Ральфу было чуть больше пятидесяти, но выглядел он моложаво. Видимо, тренировался в спортивном зале, плавал в бассейне, не пил и не курил, много и сытно ел и хорошо спал. Он был одет в дорогой цветастый халат, на руке красовались золотые часы, а на мизинце — перстень с большим бриллиантом. На шее из-за воротничка халата выглядывала толстая золотая цепь с крестом, а на левом запястье виднелся толстый золотой браслет.
Как понял Николай, Гурвич любил красиво одеваться, бывал на «крутых» тусовках, общался с известными, богатыми людьми. Он был вхож в финансовую элиту страны и его — известного, авторитетного юриста-международника — знали все.
У него были умные живые глаза, выразительное лицо и приятный голос, он умел говорить, говорил легко и красиво, как артист. Гурвич любил преподносить себя как яблочко на блюдечке, добивался уважения к себе, был требователен и щепетилен к своей внешности. Он носил короткую стрижку, тоненькие гусарские усики, но они не делали его лицо слащавым, а наоборот — придавали мужественности. Руки его были ухожены, ногти пострижены и кожа была холеной и здоровой. Ведь красавец-мужчина больше работал головой, чем руками.
Он смотрел с экрана на Николая, а тот изучал его и оценивал, пытался разобраться в его жизненных мотивировках. Наконец он взял пульт и снова включил воспроизведение, решил дать слово ему — уже умершему человеку.
А агент Ральф улыбнулся и продолжил повествование:
— Так вот, Николай, я сам, по своему глубокому убеждению, решил стать агентом ЦРУ, чтобы развалить строй, тогда существовавший в СССР. Я не любил советскую власть, и даже, могу признаться, я ее люто ненавидел. Я ненавидел ее за то, что она всю страну загнала в концлагеря и сделала из человека, из личности частицу пресловутого социалистического коллектива, маленькую часть тоталитарного общества, винт в огромном, постоянно буксующем социальном механизме.
А я всегда хотел быть личностью, хотел, чтобы меня уважали не за занимаемый мною пост, а за мои личные достижения. Именно поэтому я решил помогать всем и каждому, кто стремится уничтожить этот ненавистный мне строй. Я сознательно пошел на вербовку и потом работал на ЦРУ и США.
Но я не получал от них денег, я их всегда имел, потому что у меня есть на плечах голова, а в ней мозги. Я работал за идею, и сейчас я за идею сообщаю вам факты воровства народного богатства и перераспределения его в частные руки. Я пошел на контакт с тобой, Коля, и с ФСБ не потому, что мне нравится теперешний якобы демократический строй, а потому, что он мне не нравится. Гибнет Россия. Кучка подлых руководителей-воров готова положить в могилу миллионы своих сограждан, но не в революции, как это сделал Ленин, не в войне, как это сделал Сталин, а из-за своей жадности и бездуховности.
Им нет никакого дела до тех, кто умирает от голода и холода, у кого дети голодают и нет денег, чтобы их накормить. Ради денег матери идут на панель, отцы в преступные группы, но богатеи беспристрастно наблюдают за нравственным падением общества и не делают ничего, чтобы это остановить. Они только набивают карманы чужими деньгами и безмолвно допускают нравственную и физическую гибель целого народа. Финансовая олигархия правит страной.
Бездействие закона и неспособность коррумпированных правоохранительных органов претворять в жизнь стопроцентную неотвратимость наказания породили неслыханную волну преступности, взяточничества и воровства. Те, кто стоял у власти в период перестройки, создали систему законов, позволяющую им приватизировать доходные производства и стать их единоличными владельцами.
Почему директор нефтеперерабатывающего завода в одночасье смог стать его хозяином? Предприятие, которое многие годы строили тысячи людей, строила вся страна, вдруг становится собственностью одного человека. Не он вкладывал деньги в его строительство, а государство, и распоряжаться этими заводами и фабриками должно только государство и прибыль делить только между гражданами этого государства. — Ральф замолчал.
