Владимир Константинов - Страх
Записывая продиктованный ему текст, Калюжный понял, что в его составлении принимал самое непосредственное участие прокурор Грищук. Майор не мог знать, что Татьяничева называла Эдуарда Васильевича рохлей.
— Записал? — спросил Коломиец.
— Да.
Майор взял лист, прочел, сказал удовлетворенно:
— Ну вот, это же совсем другое дело! А говорил, что не знаешь об обстоятельствах убийства. А оказалось, что ты все прекрасно знаешь и помнишь. Молодец! Распишись.
— Теперь знаю, — равнодушно согласился Калюжный, подписывая написанное.
Коломиец снял телефонную трубку, набрал номер.
— Привет, Родион Иванович! Клиент созрел и желает с тобой встретиться… Обижаешь. У нас как в аптеке, без обмана… Нет, он оказался очень понятливым. Искренне раскаивается в содеянном. Написал явку с развернутом виде… Ага. Через полчаса будем.
Майор положил трубку, сообщил Калюжному:
— Едем к следователю прокуратуры. И смотри у меня там, без выкрутасов. А то Саша реализует свой потенциал на полную катушку. Понял?
Эдуард Васильевич ничего не ответил, лишь горько усмехнулся. Он сейчас себя не уважал. Очень даже не уважал.
Следователь прокуратуры оказался рыжим рыхлым мужчиной лет тридцати пяти. На его некрасивом одутловатом лице было написано явное равнодушие к происходящему, даже какая-то брезгливость, вероятно оттого, что приходится иметь дело с такими типами, как Калюжный.
— Старший следователь прокуратуры Дробышев Родион Иванович, — представился он Эдуарду Васильевичу и вялым движением руки указал на стул. — Присаживайтесь, пожалуйста.
Калюжный сел. Следователь поднял глаза на Коломийца.
— Ну что у тебя? Где?
Майор раскрыл папку, достал документы, положил их перед следователем.
— Это протокол задержания, а это явка с повинной. Все, как обещал. — Он коротко хохотнул.
— Ну да, это конечно… — Дробышев почмокал полными губами, бегло ознакомившись с явкой. Сказал Коломийцу: — Ты вот что, майор. Ты там подожди. — Он кивнул на дверь.
— А может быть мне… — начал было майор, но Дробышев его перебил:
— Не нужно. Теперь решетка на окне у меня прочная, никуда не денется.
Говоря это, следователь имел в виду факт полуторагодичной давности, когда из этого кабинета, выставив решетку, бежал подследственный Говоров, работающий сейчас старшим следователем облпрокуратуры. Говорова, кстати, задерживал также Коломиец.
После того, как майор вышел, Калюжный спросил Дробышева:
— Родион Иванович, сколько вы работаете в прокуратуре?
— Двенадцать лет. А при чем тут это?
— Я потому, что вы, опытный следователь, должны понимать, что это, — Эдуард Васильевич кивнул на лежавшую перед следователем явку с повинной, — на воде вилами писано и в суде рассыпется, как карточный домик.
Следователь долго смотрел на Калюжного с таким выражением лица, будто тот ему уже до чертиков надоел и если бы не долг службы, то он бы давно его выставил из кабинета.
— Ну зачем же вы так, Эдуард Васильевич, — наконец лениво проговорил Дробышев. — Зря вы нас недооцениваете. Что ж вы думаете, что на одном вашем признании мы пойдем в суд? Ну зачем же вы так?! Мы уже сейчас располагаем массой косвенных доказательств вашей виновности.
— Это каких же, позвольте полюбопытсвовать?
— Всему свое время, Эдурад Васильевич… Впрочем, если вы настаиваете, то я не буду делать из этого тайну. Во-первых, свидетелем вашей бурной ссоры с потерпевшей, при которой вы угрожали ей убийством, была секретарь прокуратуры Концовская Ольга Викторовна. Во-вторых, в день убийства вечером вас видела соседка Татьяничевой входящим в их подъезд. В-третьих, ваша жена… Правда, я лично с ней не встречался, её по моему заданию допрашивал Коломиец. Так вот, ваша жена сказала, что 27 апреля вы пришли домой очень поздно и в сильно возбужденном состоянии, сказали, что вам на какое-то время придется уехать.
Калюжный представил, что пришлось пережить Ирине, как над ней нужно издеваться, чтобы она написала подобное.
— Вам Коломиец садист и палач. Ему доставляет удовольствие избивать людей.
— Зря вы так о нем, Эдуард Васильевич, — все также лениво-равнодушно проговорил Дробышев. — Он очень опытный оперативник и жалоб на него, во всяком случае, до вас, в прокуратуру не поступало… Однако вы ещё не выслушали, что в-четвертых. Так вот, в-четвертых, на одном из стаканов на столе Татьяничевой обнаружили отпечатки ваших пальцев.
— А каким образом стакан оказался на столе?
— Надо полагать, что вы из него пили шампанское.
— Но в явке с повинной говориться о бокалах?
— Да?! — впервые удивился следователь. Просмотрел написанное. — Действительно неувязочка вышла. Будем считать, что здесь вы допустили неточность. Но её легко будет устранить при вашем допросе. Верно?
— Скажите, кто выезжал на место происшествия?
— Я выезжал. А разве это имеет какое-то значение?
— Весьма существенное. — Калюжный понял, что расчитывать ему не на что. Если до этого он ещё надеялся, что все подстроил Коломиец, а следователь лишь заблуждается относительного его виновности, то сейчас эти надежды рухнули окончательно. Все они одна команда и действуют сообща. При осмотре места происшествия просто не могло быть никакого стакана с его отпечатками пальцев, так как тогда никто из организаторов убийства не предполагал, что произойдет, как говорят юристы, ошибка в объекте и вместо Калюжного будет убит его сосед. Стакан появился (очевидно взят из кабинета Калюжного) тогда, когда нужно было обвинить его в убийстве Татьяничевой. Дробышев скорее всего фальсифицировал протокол осмотра места происшествия переписав его заново и подделав подписи понятых. Все это несложно будет доказать в суде. Однако, до суда ещё надо дожить, в чем Калюжный сомневался. Очень даже сомневался. Если они пошли на такое, то им ничего не стоит организовать его «самоубийство». Да, так наверное и будет. Для них это во всех отношениях предпочтительнее. Они избавляются от необходимости выходить в суд со столь скользким делом, избавляются от него, Калюжного, как свидетеля их преступных действия, и, наконец, прекращают дело по убийству Татьяничевой за смертью обвиняемого. Все довольны, все смеются. Да, невеселая перспектива.
— Ну так что, Эдуард Васильевич, приступим, пожалуй, к допросу, — сказал Дробышев.
— Делайте, что хотите, — вяло отмахнулся Калюжный. — Я ничего говорить не буду. В явке с повинной уже все написано.
— А как же быть со стаканом?
Эдурд Васильевич грустно усмехнулся.
— Да, я сейчас припоминаю, там вместо бокалов были действительно стаканы.
* * *В камеру Калюжный попал лишь вечером окочательно вымотанным и физически, и морально. Едва дотащившись до свободной койки. он лег и отключился. Проснулся он внезапно от ощущения грозящей опасности. Открыв глаза он увидел стоящего над ним здорового парня. В руках у него было два связанных носка. Мгновенно все поняв, Эдуард Васильевич попытался вскочить, но парень успел набросить на его шею удавку, второй крепко схватил его ноги. И тогда Калюжный что было мочи закричал. Заключенные повскакивали с мест, зашумели. Однако здоровый парень не отказался от своего намерения и сильно потянул за концы носок. Крик Эдуарда Васильевича захлебнулся, перешел в хрип.
— Ты что, подлюка, делаешь?! — подскочил к здоровому парню один из заключенных. — А ну отпусти его!
— Он, мужики, стукач, — ответил тот.
В это время дверь распахнулась и камеру стремительно вошел молодой офицер в форме старшего лейтетената.
— Что здесь происходит?! — громко и требовательно спросил он.
Здоровяк сразу ослабил удавку и, бросив её на пол, пытался ногой задвинуть под кровать. Второй отпустил ноги Калюжного.
— Я спрашиваю — что здесь происходит? — повторил вопрос старший лейтенант.
Калюжный сел и, потирая болевшее горло, с трудом проговорил:
— Меня только-что пытались убить, товарищ старший лейтенант.
Офицер сделал вид, что не заметил необычного к себе обращения, спросил:
— Кто?
— Вот этот, — Эдуард Васильевич указал на здорого парня.
— Да врет он все, козел! — бурно реагировал тот на слова Калюного. — Приснилось ему это, гражданин начальник!
Калюжный наклонился и достал из-под кровати самодельную удавку, протянул старшему лейтенанту.
— Вот доказательство. Этим он пытался меня задушить.
— Разберемся, — сказал тот, беря носки. — Кто вы такой?
— Я старший помощник Новосибирского транспортного прокурора Калюжный, задержан по подозрению в убийстве.
После этих слов в камере зашумели, запереговаривались. Здоровый парень растерялся, сказал в замешательстве:
— Извините, гражданин прокурор, ошибочка вышла. За кореша я вас принял. Шибко вы на кореша моего смахиваете. Над корешем хотел подшутить. Ну.
Старший лейтенант повернулся к стоявшему у него за спиной сержанту, спросил раздражено:
