Георгий Вайнер - На темной стороне Луны
— Признаешь себя виновным? — жестко спросил Соатов.
— Нет. Как у тебя вообще поворачивается язык говорить об этом? Ты же знаешь все не хуже меня! Это же вранье! От начала до конца. — Тура не мог скрыть ненависти и презрения.
— Ты мне вопросов не задавай! — крикнул Соатов. — Это я тебя спрашиваю: признаешь себя виновным? Предъявленное обвинение тебе понятно?
— Обвинение понятно. Обвинения не признаю!
Соатов официальным голосом сообщил:
— Я сейчас допрошу вас в качестве обвиняемого…
— В этом нет необходимости. Перепиши все с моего допроса в качестве свидетеля. У меня нет ни дополнений, ни возражений. Я подпишу в любой момент. А здесь, — Тура взял бланк, вытащил авторучку, — пишу: «Не признаю». И расписываюсь… Все!
Соатов сделал внушительную паузу и деловито закончил:
— Мне остается избрать…
Тура молча смотрел на него, уже догадавшись, куда ведет Соатов.
— …Меру пресечения с учетом способов уклонения обвиняемого от следствия и суда с учетом его личности…
Тура перебил:
— Вот именно! С учетом моей личности, как требует закон, с учетом моего беспорочного прошлого. Моей партийности…
— Вопрос о партийности будет решен сегодня. Тебя привезут в райком.
— Привезут?!
— Да. Привезут… — В первый раз Соатов позволил себе открыто выразить свое торжество. Бойкие глазки его сошлись, весело сверкнув, щеки разрумянились. Тура не видел его таким — недожаренный натуральный шницель.
— С тобой бессмысленно разговаривать, — вздохнул Тура. — Ты — не человек. Ты — кадавр. У тебя стеклянный глаз, фанерная глотка, кирпичное сердце…
— А нам с тобой сейчас и не о чем говорить! — Соатов поджал губу. — Тебя сейчас отвезут в райком, сам ты не пойдешь. Сдашь партбилет. Он у тебя с собой. Я избираю тебе мерой пресечения содержание под стражей. С учетом положения, которое ты прежде занимал в милиции. С тебя другой спрос… Согласен?
Кровь ушла из сердца, хотя Тура уже понял — решение принято.
— Ты все-таки решился арестовать меня?!
— Уже арестовал, — он снял трубку прямой связи с дежурным. — Это Соатов говорит. Пришлите ко мне в кабинет наряд. Я скажу, что надо сделать…
Соатов еще не положил трубку, как Тура перегнулся через стол и выхватил из приоткрытого ящика лежавший там пистолет Соатова, направил ему в лицо:
— Руки! Быстро! Мне некогда повторять… Быстро, я тебе сказал…
Соатов побледнел. Из трубки, которую он все еще держал, уже неслись частые гудки. Он так и поднял руки вместе с трубкой.
— К стене! Сюда! Живо!.. У меня нет времени…
Соатов как лунатик шагнул в сторону. Тура с силой дернул кабель, тянувшийся к коммутатору оперативной связи на столе, он не поддался. Тура достал из кармана перочинный нож, полоснул пластмассовый шнур — кабель отделился, обнажив медно-золотую слоеную начинку.
— Ты за это ответишь… — прохрипел Соатов. — Сопротивление при исполнении возложенных законом обязанностей… Понуждение… Пистолет… Под расстрел пойдешь…
— А привлечение к уголовной ответственности заведомо невиновного? Заведомо незаконный арест… Как это?
На лестнице были уже слышны шаги. Тура взглянул на Соатова, поймал его взгляд.
— Слушай внимательно. Ты меня знаешь. Я на ветер слова не бросаю. Сейчас я запру тебя. Если подойдешь к окну и хоть слово крикнешь, я вернусь… Я убью тебя, продажная гадина! — Он сунул пистолет в карман. — Запомни!
Тура вышел из кабинета, повернул ключ в дверях.
Тура показался в коридоре как раз вовремя. Навстречу шел дежурный по управлению, старый служака, с каким-то молодым милиционером. Появление в коридоре спокойно идущего навстречу Туры Халматова повергло обоих в легкий шок.
— Товарищ подполковник… — дежурный замялся. — Звонил помощник прокурора Соатов…
— Я знаю… — сказал Тура. Позади, в кабинете, все было спокойно; Соатов сидел тихо, как мышь. — Но у нас еще масса вопросов. Идите сейчас в приемную генерала, дождитесь там Соатова…
— Вот и хорошо… — Служака-дежурный достал платок, с облегчением вытер вспотевший лоб. — Пошли, Азиз…
Путь к выходу был открыт.
В вестибюле, около аквариума, Тура увидел нескольких офицеров, столпившихся вокруг Назраткулова, в ужасе и гневе объяснявшего, что произойдет, когда приедет Эргашев. Туру окликнули, но Халматов, не останавливаясь, прошел к выходу. Ночь была душной, с азиатскими низкими звездами, с вялым шелестом ссохшейся на деревьях листвы.
Из-за служебных машин навстречу ему бесшумно выползла Автомотриса.
— Я уже не верил, что ты появишься, — вполголоса заметил Силач, когда Тура нырнул в кабину. Тулкун Азимов тихо дремал сзади.
— Сматываемся!..
В ту же минуту на втором этаже раздался грохот — Соатов, убедившись в том, что ему реально ничто не угрожает, чем-то тяжелым — видимо, стулом — сокрушал дверь.
— …И быстро!
Описали по площади стремительную дугу вокруг бюста Отцу-Сыну-Основателю, с ревом выкатились к Великой Транспортной развязке, помчали по прямой пустынной трассе.
— Как они не догадались сломать Автомотрису? — подумал вслух Тура. — Или вообще угнать.
Силач засмеялся:
— А я это предвидел. Я последние три ночи сплю в ней. И оставляю зажженным свет. Угонять вместе со мной — затруднительно…
— И такое тоже бывает, — подал сзади голос Тулкун Азимов. — Лет двадцать назад банда была, они застрелили милиционера, захватили машину. Нам предлагали взять отделение автоматчиков, самоходку и брать их в кишлаке, а генерал Эргашев, он тогда капитан был, сказал: «Не надо, мы вдвоем пойдем с Тулкуном и возьмем их». Ну, и взяли…
Силач на миг обернулся к нему:
— Э-э-э, Тулкун-ака, если бы генерал Эргашев сейчас пошел меня брать, наверное, ему бы это не удалось.
— Зачем Эргашеву брать тебя? — удивился Тулкун. — Ты же свой!
— Ну да, — мотнул головой Силач. — Свой среди чужих.
Позади послышался нарастающий шум мощного мотора.
— Не ушли, — заметил Тура.
Их быстро догоняли. Силач сбросил немного скорость. Приближающаяся машина не стала, обгонять, а пошла с интервалом метров в триста. Тура оглянулся, но ничего не увидел, кроме ослепительного света фар, бившего в заднее стекло.
— Кто-то наблюдает за Автомотрисой и сообщает по телефону, куда и когда мы поехали…
— Ничего, — успокоил его Силач. — Выедем за город, там мы с ними разберемся… Сейчас сделаем вот такой финт.
Силач разогнал Автомотрису и свернул к тротуару.
— Смотри! — из темного провала улицы на большой скорости за ними показался милицейский «Москвич» с гербом на передней дверце и штырем антенны над кабиной.
— Это 13–47? — спросил Силач.
— Она.
— Вот так и поедем вместе до городской границы, там разберемся.
Силач повернулся к Туре.
— Давай, докладывай, что там происходит, а то мы тут исстрадались, дожидаясь тебя.
— События происходят чрезвычайные, — Тура. — Нарижняк арестовал Адыла Яхъяева.
— Адыла? — бесконечно удивился Силач. — Ну и дела. Господи, долго ты терпишь, да больно бьешь!
— Еще посмотрим, как ударит, — с сомнением заметил Тура.
— Ну, перестань, — махнул рукой Силач. — Сам факт, что взяли Яхъяева под стражу… Ай да следователь, ай да Нарижняк, вот молодец! Ведь это подкоп под всю систему общепита! Под Рахматуллу Юлдашева! Адыл ведь его правая рука. Представляешь, что начнется! Рахматулла — друг генерала. Сколько денег проиграли друг другу в «ку-луз»! Кореша! Вместе начинали область…
Милицейский «Москвич» по-прежнему держался позади, не приближаясь и не отставая. Тура сказал с невеселым смешком:
— Не знаю, что будет с Яхъяевым, а я-то точно уже арестован.
— В каком смысле? — переспросил Силач.
— В обычном. Соатов вынес постановление о взятии меня под стражу.
— И что?
— Ничего. Запер его в кабинете и ушел к вам.
— Ну и ну… — помотал головой Силач. — Что ж, формально Соатов прав: ты под следствием и мешаешь ему проводить следствие, а может быть, попытаешься скрыться.
— Вот и кончилось наше время, — горько сказал Тура. — Как воды в ладони — до завтрашнего утра. Если мы их не возьмем сегодня, несите передачи.
— Где ты хочешь от них отрываться? — спросил Силач, кивнув головой назад.
— На Старой дороге, там есть хорошие места.
— Не могу понять, — Тулкун-ака по-стариковски поерзал на неудобном сиденье. — Вот они едут за нами… А путевку-то им куда выписали? Что дежурному они скажут?
— А ничего!.. — обернулся Тура. — Скорее всего значится, что машина вообще из гаража не выезжала… В случае чего — у них полное алиби!
— Ну и ну, — старик покачал головой.
Небо было высоким, чистым, и звезды свешивались над головой как медные фонари в баре. Сбоку мелькнули транспаранты: «Мубек приветствует дисциплинированных водителей», «Транзитный проезд через город запрещен», «Ок нул! Добрый путь!»
Силач проехал еще километра два и совершенно неожиданно, не выбросив мигалки, вдруг резко свернул направо и помчался по хорошо утрамбованной грунтовой трассе с отходившими от нее местными дорогами. Через несколько мгновений сзади показались огни преследующего их «Москвича».
