Татьяна Гармаш-Роффе - Ягоды страсти, ягоды смерти
– Да вы не волнуйтесь так! Скворцова померла, никому теперь про нож не расскажет. Скворцов будет молчать, как пить дать! Я руку на пульсе держу – чуть неверное телодвижение, я ему ребенком пригрожу.
– Хорошо, – кивнул худой. – А что Дина?
– Да что Дина-то? Сказал ей, что меня попросили, точно как ее. Сделал оскорбленный вид и сообщил, что на этом в наших отношениях ставится точка. Она пока паузу выдерживает, гордость демонстрирует, но знаю я баб: придет, в ногах валяться будет! Не завтра, так послезавтра, и поклянется, что эту историю с ножом забудет раз и навсегда! Только б я не обижался, только б ее простил и позволил снова дорваться до моего прекрасного тела!
Красавчик хохотнул и снова довольно развалился на стуле.
Худой поморщился. Ему нравилась Дина. Даже очень... Шансов у него никаких не было, он знал. Он не был красавцем, как этот... шалава! И половым гигантом не был. И таким актером не был, и таким лгуном тоже нет!
Но шансы шансами, а чувства чувствами. Никуда от них не деться. Никто не запретит мечты и желания. И сейчас ему было до глубины души оскорбительно слышать, как этот наглец рассуждал о Дине!
– Как там Влад? – сдерживаясь изо всех сил, спросил он.
– А что ему сделается? Девка его задержана, хозяин в командировке. Он небось уже сам спит и видит, чтобы тот поскорее вернулся! Прихлопнуть его поскорее, чтобы девку его отпустили!
...Как только шеф не понимает, какое чмо, Антона этого, он пригрел на груди! Как только Дина не видит, что парень этот – падаль! А все потому, что красив он дьявольски! Глаз не отвести, как красив; дух замирает, словно перед полотном мастера. И отчего-то кажется, что за такой красотой не может прятаться скудный ум и плебейский дух, что не может он быть порождением дьявола, с такой-то ангельской красотой!
Парня этого он, можно сказать, Дине подложил своими руками: для дела требовалось. Но где-то в глубине души он надеялся, что Дина на него не клюнет. Что разберется раньше, чем подпадет под его чары!
Куда там... Влипла, как муха в мед! Все это на его глазах происходило, на его влюбленных глазах...
Эх, Дина, Дина!.. Почему ты никогда не смотришь в мою сторону, а?
Он всегда боготворил женщин – даже в школе, девчонок, свои первые влюбленности. Он относился к женщинам возвышенно, с трепетом поклонения. Его коробило, когда он видел, как мужчины из его окружения заваливают своих любовниц, жен деньгами и подарками, словно продажных женщин. Со своей женой он никогда не поступал так: он делал подарки редко, зато веско и неожиданно. Если уж бриллианты, то сразу комплект: колье, серьги, кольцо! И расцветал во время покупки мыслью о том, как она обрадуется, как оценит!
Он плохо понимал, отчего она не радовалась. И не ценила. Говорила, что сама бы предпочла выбрать... Что на те же деньги она могла бы купить не столь дорогие побрякушки, зато больше количеством... Намекала, что лучше бы он ей почаще да побольше денег наличных давал...
Но ведь тогда исчезла бы вся возвышенность жеста! Давать все время деньги жене – это превратить ее в содержанку! Этого он не мог допустить. Женщине нужно поклоняться... А содержанке никак нельзя, невозможно!
Однажды она ему сказала: «Ты меня все время загоняешь на пьедестал... Но он нужен тебе, не мне! Мне на нем скучно, неудобно и неуютно!»
И подала на развод.
В суде, во время развода, она заявила во всеуслышание, что муж ее сексуально не удовлетворяет. Он видел, как тетки эти, судья и еще какие-то, сидевшие за длинным столом, метнули в него короткие любопытные взгляды. Но его не смутили.
Да, сексуально он всегда был слабоват. Зато относился к женщине всегда духовно! Вы, свиноматки, подумал он тогда на суде, только про трах и думаете! Духовность вам не ведома!
Он точно знал, что чем больше в человеке половых гормонов, тем меньше в нем возвышенных мыслей, тем меньше духовности! В молодости это было только догадкой; но с течением лет, с ослаблением его собственных гормонов, он убедился в своей правоте: духовность все больше занимала места в душе, высвобожденной из-под гнета сексуальных влечений!
Дину он знал давно. И сразу попал под обаяние ее невероятной элегантности, ума, юмора. Она была замужем, он ни на что не надеялся, просто боготворил издалека. При этом ждал, исподволь: с мужем у нее отношения не сложились – отыгрывается пока на любовниках, да... Но не все же порхать будет! Ей за пятьдесят, того и гляди климакс грянет! И тогда гормоны, покидая ее тело, освободят место душе. Вот тогда она и оценит его поклонение!
Этой надеждой и жил.
Он бы с удовольствием утопил этот мешок с половыми гормонами, сидевший напротив него за столиком, собственными руками в Москва-реке, прямо там, за Кремлевской стеной! Но никак нельзя: его участие в деле было предопределено шефом. И приходится иметь с ним дела, глядеть в его бесстыжие кобелиные глаза...
– Что значит «точку поставил» с Диной? Ты что, забыл, что должен пойти по ее рекомендации к…...
– Ничего я не забыл! Это я так просто, чтобы ее проучить! Я же вам сказал: она в ноги кинется, будет обратно проситься!
– А если не кинется?
– Кинется! Такого еще не было, чтоб баба не кинулась!
Может, его удушить прямо сейчас?!
Нет, нельзя...
Ничего, он еще немного подождет – и дождется! Он у них, у всего сброда этого, Дину отнимет! Рано или поздно!
...Только бы они с Серегой не ошиблись, «интуиция типа»! Алексей повертел головой: вывески ресторанов виднелись, но все же в отдалении. Бульварное кольцо не так плотно усеяно ресторанами, как центральные улицы и площади... Если они с Серегой ошиблись, то он пропустит Антона!
«Интуиция типа» их не подвела!!! Не прошло и получаса, как в дверях Шахматного клуба показались двое. Впрочем, они тут же разошлись. Один, необыкновенной красы молодой человек, – Антон, без сомнения! – пошел направо. Второй же...
Это был Владов «Благодетель», Кощеюшка тощий! Не подвел Влада глаз, – фоторобот, им составленный, вышел весьма похожим на оригинал!
Алексей увеличил разрешение объектива, заснял обе тачки: и ту, в которую сел «Кощей», и ту, в которую забрался красавчик Антон. Номера на обеих были отлично видны.
Мужчины тронулись. Кис спонтанно, не колеблясь, поехал за «Кощеем», отзванивая на ходу Сереге. Сообщил номера машин.
– А ты-то где сейчас?
– За «Кощеем» еду. За «Благодетелем» Владовым, точнее.
– Ты там поосторожней, Кис!
– Не учи отца детей делать! – отозвался детектив.
Через полчаса роскошный «мерс» последней модели, – на хвосте у которого тащился детектив, всяко осторожничая, – въехал в кремлевские ворота.
«Кина не будет, кинщик спился!» – вспомнилась ему детская поговорка. И еще «финита ла комедиа!» – вспомнилась другая, невесть где подхваченная. У Сашки, наверное.
Завтра возвращается из командировки Бурлов. А ему, как веско заявил Женя, требуются доказательства!
У Киса есть кое-что: доказательства, что Николая, первого сомелье антикоррупционера, убили, и объясняется этот факт только тем, что парень отказался подстраивать несчастный случай хозяину.
У него есть и доказательства по каждому фрагменту сложной цепочки, связанной с убийством Евы, – с подставой Даши, с давлением на Влада и так далее.
Но у него пока нет даже имени убийцы Евы! И, главное, у него пока еще нет имени того, кто все это затеял! С кем связан «Благодетель»? К кому и зачем поехал он в Кремль? Кто отдал самое главное распоряжение?! Куда ведет верхний конец цепочки?! Кто этот АА?!
Не было ответа у Алексея на эти вопросы. И даже намека на них не наблюдалось. «Кощей», прижми его к стенке, ответит, что в собор ездил свечку поставить, хе-хе...
А день неумолимо заканчивался. И завтра возвращается Бурлов...
Он хмуро отчитался Сереге о препятствии, вставшем у него на пути в виде кремлевских ворот, и окопался на сиденье своей машины, не зная, что бы еще предпринять. Шпоры на его сапогах жалобно скулили, прося пищи-действия, тогда как Кис, шпоров сюзерен, не внемля их жалобам (некуда ему направить свои сапоги, некуда, черт подери!), медленно и мрачно тронулся в сторону Смоленки. К своему столу, компьютеру и креслу.
Думать. И ждать информации от Петровича.
* * *Угнездившись на том единственном на планете месте, где ему лучше всего думалось, – в своем кресле за своим же рабочим столом, – Кис принялся перебирать в уме все факты и фактики, ища в них брешь – ту щелочку, мелкую пробоину, в которую его мысль смогла бы влезть перочинным ножиком и расширить дырочку... Чтобы затем поглазеть, что за ней вырисуется!
Он все заново рассказывал себе, и неважно, что факты не новые! Где-то в них существует – должен существовать! – зазор...
– Кофе не хотите? – донеслось до него через дверь.
От предложения Игоря он отказался: две чашки, выпитые в забегаловке с Диной, до сих пор стояли колом в животе.
– Может, поесть хотите, Кис?
