Виктория Платова - Купель дьявола
Но далеко уйти не удалось: на длинной, имитирующей стол полке заворочался и подал голос компьютер. Ну вот, Херри-бой, и тебя посещает электронная почта. Я приняла одно-единственное сообщение, а потом, не удержавшись, открыла его.
"Absolutely effect without any traces.Congratulation.Bob”.
"Абсолютный эффект, и никаких следов. Поздравляю. Боб”, — машинально перевела я.
Очень милое послание, да еще из Соединенных Штатов. Уж не от этого ли деятеля из береговой охраны? Я уселась на кресло и несколько раз повернулась вокруг оси. Абсолютный эффект, и никаких следов, именно так я совсем недавно подумала о чем-то. Теми же самыми словами. Нужно только вспомнить — о чем. Рядом с компьютером стояла фотокарточка — единственная, на которой не было увеличенной живописной детали. Самый обыкновенный полароидный снимок: Херри-бой, не в меру веселый, с точно таким же веселым парнем. Очень колоритная персона, ничего не скажешь: легкая примесь гавайской крови, нечто среднее между Киану Ривзом и Джейсоном Скоттом Ли, — голливудскими полукровками, всегда сводившими меня с ума. Я перевернула фотографию: “Боб и Херри. Сан-Диего. Октябрь 1998”. Боб и Херри, Том и Джерри, Болек и Лелик — какое тебе дело до чужой жизни? Я поставила карточку на место и принялась перебирать книги на импровизированном столе. Хорошо, что Херри-бой отказался от традиционного письменного стола, иначе я обязательно сунула бы нос в его ящики…
Книги не разочаровали меня: они как могли поддерживали репутацию Херри-боя — исследователя. Старинные манускрипты, датированные чуть ли не семнадцатым веком, масса серьезных журналов по живописи, горы отксерокопированных статей, несколько заказных писем — из Франции, Бельгии и Нью-Йорка: солидно отпечатанные конверты, ряды марок, размытые штемпеля. Херри, как и положено ученому, ведет обширную переписку, а тебе, Катерина Мстиславовна, должно быть стыдно за так и не сданный кандидатский минимум.
Я размышляла в этом благостном ключе несколько минут, пока не наткнулась на странную книгу, лежащую под стопкой других. Не сама книга была странной, нет, — странным было ее присутствие здесь.
"БУДУ”.
Порывшись в памяти, я извлекла на свет божий обрывки моих крошечных знаний о вуду, почерпнутых в основном в американских фильмах ужасов категории “В”. Гаитянский культ, который исповедуется и в Америке, сплошная черная магия и черви, лезущие из ноздрей. Интересно, что делает эта книга в келье Херри-боя? Я осторожно перевернула титульный лист. Издано в Новом Орлеане… Какое отношение имеет Херри-бой к Новому Орлеану? Или кто-то из туристов оставил ее здесь? Или это тот самый Боб с фотографии?..
— Доброе утро, Катрин!
Я вздрогнула и едва не уронила книгу на пол. А потом осторожно сунула ее в стопку других книг. Не хватало еще, чтобы Херри подумал, что я роюсь в его вещах, как какой-нибудь незадачливый агент спецслужбы.
— Доброе утро, Херри! — закончив манипуляции с книгой, я резко развернулась в кресле и нацепила на лицо самую широкую улыбку, на которую только была способна.
— Как вы спали?
— Великолепно…
О ночной сцене я предпочла не вспоминать.
Херри-бой подозрительно взглянул на меня, и при свете дня я вновь почувствовала свое превосходство: ночь демонизировала Херри, она шла ему, как корове седло. Сейчас же он выглядел просто душкой.
Я встала с кресла и прошлась по комнате.
— Идемте, я покажу вам остров, — сказал он.
— Может быть, сначала кофе? — из вежливости я опустила такие мелочи, как чистка зубов и обмывание бренного тела.
— Да, конечно.
Он снова скрылся за таинственной перегородкой.
— Где я могу вымыться? — громко спросила я.
— Простите, Катрин, я совсем не подумал об этом. Идемте, я провожу вас…
Херри воткнул меня в переносной экологически чистый душ: сферическая кабинка с матовыми створками. Упругие струи забарабанили по моей макушке, я прикрыла глаза и даже фыркнула от удовольствия: последний раз я мылась еще в Питере. Сейчас я смою перелет в Голландию, амстердамскую пыль, острый запах сыра в кабачке “Приют девственниц” и сегодняшнюю ночь, которая могла быть и поспокойнее. И сегодняшнее ложе, которое могло быть и помягче. “Абсолютный эффект, и никаких следов”, — промурлыкала я.
"Абсолютный эффект, и никаких следов. Поздравляю. Боб”.
Вода вдруг стала ледяной — я вспомнила.
Абсолютный эффект, и никаких следов — именно так я подумала о смерти Титова. Именно так он и умер: никаких следов насилия. А Херри-бой… Херри-бой тоже находился там, но никто не застал его на месте преступления.
Принятое мной сообщение вдруг приобрело совершенно иной — зловещий смысл. И мое присутствие здесь показалось совершенно бессмысленным. Зачем я прикатила в Голландию? Зачем Херри вызвал меня? Услужливая память тотчас же начала выдавать мне малозначительные и невинные подробности, которые сложились вдруг в совершенно фантастическую картину.
Вчера вечером он утверждал, что открыл нечто связанное с триптихом. Но мое присутствие — его можно было объяснить лишь временным помутнением. Моим собственным. Я никогда не была специалистом по творчеству Лукаса ван Остреа, единственная лекция на четвертом курсе не в счет… И все-таки он вызвал меня сюда. Он сказал, что мне это будет интересно.
Тогда, в Пулкове, перед самым его отлетом в Голландию, я ляпнула что-то такое: что-то, что заинтересовало его… Я находилась в стадии формирования самых фантастических версий о смерти Титова. И тогда я рассуждала о злополучной двери в спальню, которая оказалась закрытой. Я сказала тогда… Возможно, меня заперли только потому, что я могла увидеть что-то… Или кого-то. А Херри-бой, не сводивший взгляда с меня и Лаврухи, переспросил тогда:
— О чем вы говорите, Катрин?
Да, именно так. Тогда он совсем не понимал беглый русский. Или делал вид, что не понимал?..
За матовыми створками душа мелькнула тень. Я насторожилась: это мог быть только Херри-бой, никого другого на острове нет. Если верить Херри-бою. Но можно ли верить Херри-бою?
— Это вы, Херри? — трусливым сдавленным голосом спросила я.
Никакого ответа.
Тень покачивалась за створками и даже не собиралась уходить. Я торопливо завернула краны и ухватилась за них, чтобы не упасть: мизансцена в душе подозрительно смахивала на эпизод из хичкоковского “Психо”. Сейчас створки раздвинутся — крошечная никелированная щеколда не сможет меня защитить, — и тогда?
Что — тогда?
Я отогнала панические мысли, как стаю шелудивых собак, присела на корточки и уставилась на щеколду. Но щеколда была восхитительно спокойна. И матовые створки — тоже. Наконец тень, поколебавшись, ушла. По моим голым предплечьям побежали пупырышки, которые я ненавидела и которым отказывала в праве на существование. Наконец народные волнения на коже унялись, и я осторожно отодвинула щеколду.
Никого. Херри-бой, даже если он и отирался поблизости, уже ушел.
Я выскочила из душа, наскоро растерлась полотенцем и влезла в джинсы и рубашку. И с гордо поднятой головой отправилась к Херри-бою.
Он все еще хлопотал на импровизированной кухне, поджаривая тосты и наскоро смазывая их клубничным джемом.
— Все в порядке? — улыбаясь, спросил он.
— Да. Вода просто восхитительная.
— Ваш завтрак готов.
Я взяла чашку и вцепилась зубами в огромный кусок поджаренного хлеба. Побольше естественности, Катерина Мстиславовна, твоим рыжим волосам так ее не хватает!
— Вам пришло сообщение, Херри, — стараясь выглядеть беспечной, сказала я. — Я приняла его.
— Я уже видел, — ни один мускул не дрогнул на его лице. — Спасибо. Это мой приятель из Сан-Диего.
— Тот самый, из береговой охраны?
— Тот самый.
Странно, что он вообще заговорил о нем. Я не выказывала никаких признаков интереса к этому его электронному посланию.
— Он большой оригинал, — осторожно продолжил Херри-бой.
Что верно, то верно. Один текст чего стоит!..
— Что вы говорите!
— Впервые увидел Лукаса в Метрополитен-музее. И был просто очарован. Он сам нашел меня, прислал письмо после одной из моих статей в “Пипл”. Пять лет назад. Он несколько раз приезжал сюда. И я был у него в Сан-Диего.
Херри-бой пытался оправдать все: раскрытый мной е-mail, фотографию возле компьютера и даже книгу “Буду”, которую я не могла не найти по определению. Был ли в этом умысел, я так и не смогла понять до конца. И все же решила поддержать его.
— Лукас ван Остреа — странное увлечение для американца, вы не находите?
— Боб обожает мистические вещи. Он просто помешан на них.
— Тогда понятно. Ну что ж, я готова, Херри. Идемте, покажете мне свой остров. И картину тоже.
Мы вышли на причал. Низкое небо было затянуто тучами, дул пронизывающий ветер, да и море выглядело угрюмым. Нет, это совсем не то море, возле которого мне бы хотелось жить, кормить чаек по утрам и выгуливать таксу в попонке. Еще меньше мне хотелось бы здесь умереть. Совсем рядом покачивался катер, и это несколько успокоило меня: во всяком случае, я могу выбраться с острова в любое время.
