Гангстер - Каркатерра Лоренцо
Анджело удержал руку Баллистера в своей. Он качнулся вперед и встретился глазами со своим врагом.
— В жизни полно вещей, которые не должны были случиться, — сказал Анджело. — И Ангус, и Ида знали это задолго до того, как ты вышел в люди.
Баллистер понизил голос:
— Она не пожелала сдаться без сопротивления. — Он скорчил гримасу — от крепкого рукопожатия Анджело заболела незажившая рана на руке, нанесенная пулей Иды. — Сражалась до конца. Я подумал, что вам обоим будет приятно узнать это.
Люди, стоявшие вокруг Баллистера, сошлись теснее. Воздух в комнате сделался совсем спертым. Спайдер Маккензи отошел от венка, переместился на позицию непосредственно за спиной Баллистера, спиной к гробу. Джек Веллс сидел на улице в своем автомобиле. Он закурил новую сигару — ожидание уже начало утомлять его.
— Пока ты не ушел, нужно сказать тебе одну вещь, — сказал Анджело Баллистеру. Он все еще крепко держал руку своего более низкорослого врага. Пуддж, не сдвинувшись с места, пристально смотрел на Спайдера Маккензи; от него не укрылась густая россыпь пота, внезапно выступившего у того на верхней губе. Он уловил выражение глаз Спайдера и за краткое мгновение узнал все, что ему требовалось.
— И что же это за вещь? — спросил Баллистер.
— Мы не придем на твои похороны, — сказал Анджело.
Анджело еще крепче стиснул запястье Баллистера. Пуддж наклонился вперед и схватил другую руку. Свободной рукой каждый из них выхватил по пистолету и приставил к животу Баллистера. Баллистер вырывался изо всех сил, но не мог освободиться из крепких рук своих врагов. Высокомерие таяло, он выпучил глаза от страха. Никто из стоявших вокруг него мужчин, в которых он только что видел своих союзников, не сдвинулся с места.
— Вы этого не сделаете! — выкрикнул Баллистер. — Вы не посмеете сделать это перед гробом!
— Почему же? — громко осведомился Анджело. — Ведь мы же не в церкви.
Держа Джерри Баллистера за руки, Анджело и Пудаж в упор всадили ему в живот десять пуль. Пришедшие к гробу Ангуса Маккуина рассыпались по сторонам. Лишь Спайдер Маккензи не сдвинулся с места. «Мальчики Ангуса» держали Баллистера до тех пор, пока у него не подогнулись ноги; тогда же, через считаные секунды, он расстался с жизнью. Они выпустили его руки, и он рухнул лицом вниз на затоптанную ковровую дорожку.
Анджело убрал пистолет в кобуру и подошел к Спайдеру.
— Стань на колени перед своим старым боссом и помолись, — приказал Анджело, кивнув на гроб Ангуса. — А потом отнеси Баллистера к своему новому боссу и скажи ему, что война еще не закончена.
Убийство Джерри Баллистера потрясло Джека Веллса. После того, как Ангус погиб, а Спайдер перебежал на его сторону, у Веллса были все основания считать войну почти выигранной. Убийство Иды имело целью окончательно запугать Пудджа и Анджело. Хотя Веллс и не сомневался в их дерзости и решительности, он все же был уверен, что недостаток опыта не позволит им устоять в тотальной войне. По его мнению, они могли рассчитывать самое большее на мирный договор на продиктованных им условиях, а эти условия позволили бы им сколотить небольшую команду из тех людей Маккуина, кто пожелал бы остаться верным памяти своего старого предводителя, и довольствоваться доходами с тех осколков былой империи, которые соизволит выделить им он, Веллс.
«Гангстер привыкает к тому, что все идет так, как он хочет, — не раз говорил мне Пуддж. — Дело в том, что слишком долго бывает — что многие годы, — именно так и происходит. Ты являешься и отбираешь чью–то территорию, чей–то бизнес, возможно, даже чью–то жену, и никто не шевельнется, чтобы тебе помешать. И это входит в привычку: если тебе что–то нравится, ты забираешь это себе. А потом приходит время, когда протянуть руку и взять становится не так легко. Ты наносишь удар, но получаешь удар в ответ. Когда такое случается, ты начинаешь сомневаться в себе и теряешь уверенность в своих дальнейших действиях. И от этого действительно делаешься слабее. Вот, что чувствовал Джек Веллс, сидя в автомобиле перед траурным залом, когда он узнал, что только что лишился своего самого грозного оружия, отправив своего главного и самого удачливого стрелка в гибельную западню».
Анджело и Пуддж сидели в глубине зала «Кафе Мэриленд». На столе были разложены бухгалтерские книги, оставшиеся после Ангуса. Один пил горячий кофе, другой — холодное молоко.
— Чтобы понять, что тут написано, надо знать иностранный язык! — воскликнул Пуддж и хлопнул толстым гроссбухом по столу. Он был близок к отчаянию.
— Я знаю иностранный язык, — сказал Анджело, поднося к губам стакан молока. — И все равно понятия не имею, что это означает.
— А может, нам и не нужно знать, как все это читать, — заметил Пуддж, раскачиваясь на стуле с явным риском упасть. — Пусть писака нам все и объяснит. В конце концов, он вел книги Ангуса двадцать с лишним лет, и если он не понимает, что в них написано, то и никто не поймет.
— Я и без этих книг могу тебе сказать, что из–за войны поступления сильно сократились, — ответил Анджело. — И это нервирует наших людей. Им всем плевать, уцелеют они или их пришьют, зато потеря двадцати долларов каждую неделю их просто бесит.
— Конечно, какой смысл заниматься рэкетом, если не имеешь с этого хорошего навара? — пожал плечами Пуддж. — Как только война кончится, все придет в порядок, и они успокоятся.
— Думаешь их волнует, кто победит в этой войне? — Анджело поставил пустой стакан из–под молока слева от черной бухгалтерской книги.
— Некоторых, пожалуй, волнует. Тех, кто начинал вместе с Ангусом и знал Иду в те времена, когда это заведение было совсем новеньким. А остальным все равно, на кого работать, — лишь бы денежки капали. Они преданы только одному — своему бумажнику.
— Не так я представлял себе все это, — сказал Анджело. — Когда я был ребенком, то здесь, рядом с Идой, и Ангусом, и теми людьми, которые их окружали, чувствовал себя в полной безопасности. Это был мир, где я чувствовал себя на своем месте, и я хотел только одного — быть таким же, как они.
— И твое желание исполнилось, — отозвался Пуддж. — Чего еще ты мог ожидать после всех этих лет? Ты стал точно таким же, как и они.
— Я — нет, — произнес Анджело, в упор взглянув на Пудджа. — И ты тоже. Они не стали бы расправляться с Гарретом и Баллистером так, как это сделали мы. Они были слишком душевными людьми для того, чтобы придумать такой хладнокровный план.
— Мы сделали то, что было необходимо.
— Слишком уж легко мы убиваем людей, и это меня немного пугает. А еще сильнее меня пугает то, что после всего сделанного я не испытываю никаких угрызений совести.
— Так ведь мы с тобой не на бензоколонке работаем и не за прилавком стоим, — откликнулся, немного помедлив, Пуддж. — Нельзя же пришить человека и спокойно уйти, ни о чем не думая. Такие мы с тобой, Анджело, есть, и такое у нас занятие. А теперь, раз уж ты заговорил обо всем этом, дай–ка я подкину тебе еще одну штуку, над которой ты сможешь подумать на досуге.
— Ты о чем?
— О том, что если нам повезет и мы продержимся в рэкете достаточно долго, то станем в этом деле гораздо ловчее, — сказал Пуддж. — Как–то не могу поверить, что со всем этим на душе жить будет легче.
— Да, об этом Ангус и Ида позабыли нас предупредить, — протянул Анджело.
— Думаю, что об этом они просто не могли нам сказать, — ответил Пуддж, протягивая руку за кофейником. — Возможно, потому, что не знали, как это сделать. Но вероятнее — они считали, что мы сами должны пережить и понять все это.
Входная дверь кафе распахнулась. На лестнице стоял, держась правой рукой за дверную ручку, мальчик в драповой кепке и потертых шортах.
— Один дяденька, там, подальше на улице, велел мне сбегать сюда и передать от него сообщение, — сказал мальчик. Он запыхался, так что слово «сбегать» следовало понимать буквально.
