Татьяна Степанова - Родео для прекрасных дам
— Здравствуйте, — запоздало поздоровалась Катя, вклиниваясь в паузу. — Простите, что перебиваю вас…
Вы, наверное, давно Светлану Петровну и ее подруг знаете?
— Давненько, — домработница усмехнулась: — Студентками они еще были. Девчонки бойкие. Наша-то Света потише, отец ее строго воспитывал. А эти две — Зинаида с Нателлой — сорвиголовы были. Особенно Нателла — и коньки, и лыжи зимой, и танцы до утра под магнитофон. И машину она раньше всех отцовскую выучилась водить. Наша-то Светка до сих пор не может, хоть и права имеет. Дороги, говорит, тетя Паша, боюсь.
— А вы знали мужа Зинаиды Александровны? — спросила Катя.
— Михал Анатолича-то? Конечно, знала. Человек был самостоятельный. Он администратором был, концерты разные для артистов устраивал. Его вся Москва шала. Собой был красавец, волосы, фигура — прям картинка. Хорошо они жили, в достатке. Потом разладилось у них. Слыхала я еще тогда, что он с иностранкой какой-то сошелся. Вроде американкой. Богатая, уехать его манила с собой. Ну и не уехал он никуда. На машине разбился, бедный. В аварию попал — с грузовиком столкнулся, потому как заснул за рулем. Выпил, наверное, ну и сморило его. Выпить-то он любил, бывало, как закатятся они всей компанией в ресторан… Зинаида тогда почернела прямо вся с лица, видела я ее — прямо не узнать было, так убивалась. Жалела мужа-то, несмотря на измену его.
— Что это ты вдруг про покойника речь завела? — спросила Марьяна, когда Школьникова покинула кабинет.
— А что это ты по второму кругу домработницу начала допрашивать?
— У меня прием такой выработан. Я не сразу все вопросы свидетелям задаю. Одно убийство — одни вопросы, второе убийство — другие вопросы. Слышала, что домработница сказала? В день убийства Лосева Мамонтов появился в доме Авдюковых. Они общались с вдовой. Забрал собаку… Черт, при чем тут собака?
— А я разговаривала с Долидзе, — сообщила Катя и вкратце передала суть беседы. — Вот, а ты не веришь в дуэль, — закончила она.
— Все равно это чушь. Хотя… Как занятно все складывается — муж, жена, Мамонтов. Мужа травят, как крысу. А перед убийством охранника снова таинственное рандеву… Но вообще-то что-то во всей этой истории не то. Чего-то чересчур, а чего-то не хватает. Причем самого главного. На, Катюша, прослушай, это запись допроса Усольского.
В кабинете зазвучал раздраженный дуэт двух голосов. Катя слушала внимательно.
— Ну и как, на твой взгляд? — спросила Марьяна, когда дуэт на пленке стих.
— Битва титанов, — Катя вздохнула. — Знаешь, я вообще-то за судебное следствие, за состязательный процесс. А эта бумажная говорильня ради протокола… Когда нет улик и фактов, любые разговоры такого рода только вредны.
— Меня взбесил этот павлин. А жены-то своей как огня, заметь, боится. Как взвился, когда понял, что история с Алиной может наружу выплыть, — Марьяна криво усмехнулась. — Все они одинаковы, сволочи.
— Не из-за этого ли Нателла Георгиевна с собой хотела покончить, — сказала Катя.
— Не стоят они того, чтобы с крыш из-за них прыгать. Я бы на ее месте там, в Риме, этого кобеля с крыши спихнула. Был Орест — и нет Ореста, арриведерчи, Рома.
— Давай-ка на сегодня закругляться, — предложила Катя устало. — Что-то тошно мне, Марьян. Впечатлений полна коробочка — толку вот никакого. Нам глюкозы с тобой не хватает, наверное. С тех пор как Вадька мой уехал, я дома ничего не готовлю. И теперь инстинкт толкает меня на кухню, к привычному нашему месту — к плите, — Катя извлекла из сумки купленный в магазине лоточек с сырым расплющенным цыпленком табака. — Только чтоб он сверху зажарился с корочкой, его надо чем-нибудь тяжелым прижать.
— Сейчас найду что-нибудь, — Марьяна порылась в сейфе и достала оттуда бронзовую куколку. Это был бюст Феликса Эдмундовича, некогда украшавший в присутственно-правоохранительных учреждениях каждый кабинет, а ныне сосланный с глаз долой. — Вот это будет в самый раз. Увесистый. Потом помою, если закоптится.
Варлам Автандилович Долидзе, расставшись с Катей, поехал не домой. Не тот был вечер, чтобы проводить его в душной мастерской. Не то было настроение.
В магазине у бензоколонки он купил бутылку шампанского. Въезжая в Москву, остановился еще раз и купил у метро букет роз. Скоро он уже парковался в хорошо знакомом ему дворе, а через минуту уже звонил в дверь квартиры Зинаиды Александровны.
Та открыла не сразу, а когда открыла наконец, оказалась в банном полотенце с мокрой головой.
— Варлам, ты? Господи, а я думаю: кого это несет на ночь глядя? У нас сегодня воду горячую отключили. Черт бы их побрал совсем! — Зинаида Александровна погрозила кулаком. — Житья никакого. Подожди минуту, — она метнулась в ванную, крикнула уже оттуда: — Я пока голову мою, ты посиди, отдохни. Там у меня на кухне кастрюля греется. Как крикну — подашь.
Долидзе щелкнул каблуками и склонил голову в офицерском поклоне. Бутылку шампанского и букет роз он держал под мышкой.
— С прошедшим тебя днем ангела, Зина.
— Спасибо. Я надеюсь, ты не обиделся, что я тебя вчера не позвала.
— Нет, — Долидзе положил розы у двери ванной. — Так даже лучше вышло. Мы на пару с Батоном тебя сейчас поздравим. Эй, Батон, где ты там? К ноге!
Зинаида Александровна, чертыхаясь, загремела кастрюлями в ванной. Долидзе водрузил бутылку шампанского на столик у дивана. По-хозяйски достал из горки хрустальные бокалы. Тут на зов явился заспанный, похожий на сову кот Батон. Долидзе он уважал чрезвычайно. А потому с приятным мурлыканьем потерся о его пыльный ботинок. Потом пружинисто вспрыгнул на колени.
— Все толстеешь, брат? — по-свойски осведомился Долидзе, почесывая кота за ухом.
— Мур-р-р! — ответил Батон. — Се ля ви!
— Ожирение первой степени схлопочешь, чучело. А глаза-то у тебя желтые, хитрющие… Ну, как вам тут живется-то? — Долидзе оглядел комнату. — Тесны хоромы-то. Надо, надо вам, Батон, с хозяйкой на старое гнездо перебираться. Или на новое, смотря по желанию.
Батон потерся широким лбом о его руку — он был полностью согласен.
— А куклы-то, а? Как новые, — Долидзе потянулся к подоконнику, где сидели в чинном отдалении друг от друга кукла-рыцарь и кукла-дама. — Что, брат? — Он поднял рыцарю опущенное забрало. — Теперь туго винт ходит, надо ослабить немного.
Кот Батон легонько запустил когти ему в колено. Жест означал: «Ты что? На фиг тебе эти кукольные болваны, когда я тут?»
— Варлаша, воду неси! — скомандовала из ванной Зинаида Александровна.
Кастрюля с кипятком оказалась адски тяжелой.
Дверь ванны — незапертой.
— Давай, Варлаша, осторожнее.
— Тяжелая, я сам поставлю.
— С ума сошел? Я голая!
— Я закрою глаза. Вот так.
Но и с закрытыми глазами он видел все. Вернулся в комнату, сел на диван. Закурил. Потом открыл шампанское. Налил себе, выпил.
Зинаида Александровна, укутанная в махровый халат, появилась через четверть часа.
— Хорош уже? — спросила она с улыбкой. — Где-то уже клюнул. Эх, Варлам…
— С днем рождения тебя, — Долидзе потянулся к ней и заключил ее в крепкие объятия. — Знаешь, у меня сегодня встреча была, — сказал он чуть погодя. — Следователь из милиции. Та, что тогда приходила.
— И что? — живо заинтересовалась Зинаида Александровна.
— Ну, и опять, значит, ко мне явилась. Прямо как фея. Такая настырная девица. Я уж и так и этак от нее отбивался. А она… давайте, говорит, продолжим нашу беседу на озере. Каково? Там луна, соловьи…
— Все ты врешь, Варлам.
— Я вру?
— Конечно.
— Я вру?!
— Не надоело тебе?
— Эх, Зинаида!
— Давно замуж тебе пора, Варлаша.
— За кого? Подскажи.
— Да мало ли? Женись хотя бы на этой фее милицейской. А что? Оригинально. Очень даже оригинально. За дочку твою сойдет.
— Ты знаешь — мой выбор сделан давно и бесповоротно.
— Это не «прохонже», — Зинаида Александровна уже не улыбалась, смотрела в окно. На фоне сумерек чернели кукольные силуэты — рыцарь, дама.
— Так ужине «прохонже»? Совсем? — спросил Долидзе.
— Совсем, совсем, Варлаша. Ты только не обижайся. Это не ты, это я такая дура. Но и в сто первый раз я тебе отвечу — замуж за тебя я не пойду. Мне и одного брака вот так хватило.
Долидзе печально усмехнулся:
— Надо было тогда за меня выходить, а не за этого твоего пижона. Он и женился на тебе по расчету, из-за матери твоей, из-за вашей семьи, связей в артистическом мире. Всем это ясно было.
— Всем, кроме меня.
— Потому что ты слепая была. Глядела на него как на солнце, а это был просто медяк.
— Может быть, — Зинаида Александровна согласно кивнула. — Все мы в молодости ляпаем ошибки. Потом расплачиваемся. Но, между нами говоря, у тебя тогда было столько баб, Варлам, — дивизия!
Долидзе закрыл глаза.
— Что ж, — сказал он. — Я думал — новый год жизни женщины несет перемены. Но на этом фронте — без перемен.
