Виктория Платова - Куколка для монстра
– Потому что она намного старше тебя?
– Она на двадцать пять лет старше меня, – с вызовом сказал Олег, – но это не имело никакого значения. Я прожил бы с ней всю жизнь, я бы даже вынимал ее серебро из пепельниц с окурками… Она просто не нашла во мне того, чего искала.
– Чего же?
– Человека, с которым можно перестать притворяться быть сильной. Я не потянул. Я ушел, когда больше всего любил ее… Зачем я тебе все это рассказываю?
– Не знаю. Просто хочешь рассказать, вот и все.
– Нет, – он с вызовом посмотрел на меня. – Нет, не потому… Просто я хочу, чтобы ты знала, что есть вещи, которые делают бессмысленным ваше гнусное ремесло. Только они останутся, и больше ничего. От того, что вы сделаете меня убийцей, и еще сто, двести, триста человек сделаете убийцами, ничего не изменится. Вы никому ничего не докажете. Вы подохнете, и я подохну вместе с вами, потому что согласился на ваши условия, а Марго все равно останется… Я не видел ее два месяца, а теперь думаю, что не увижу никогда.
Олег сжался в комок и закрыл лицо руками:
– Я ненавижу себя… Ненавижу – за то, что позволил вам себя сломать. За то, что больше всего мне хочется выжить. Любой ценой… Вот такая я продажная шкура. Марго бы никогда не позволила манипулировать собой. Она бы лучше умерла. Гордая, как Мария Стюарт… Ненавижу себя.
– Ну, успокойся. Послезавтра в Париже уже ничто не будет важным. Ты как-нибудь договоришься с собой. Все договариваются. Иди спать. – Выслушивать все это невозможно, еще несколько секунд, и я разрыдаюсь. – Дать тебе сигарет?
– Не нужно. Ты права. Все с собой договариваются. Прости, что побеспокоил. До завтра.
Он уходит, оставляя меня одну.
* * *…Сидя в машине недалеко от дома «влиятельного человечишки» Валентина Константиновича Кожинова (именно так зовут потенциальную жертву), капитан дает нам последние инструкции.
– Олег, сейчас ты пересядешь в то такси, видишь? В нескольких десятках метров от нашей машины действительно стоит невинного вида «Волга» с уже позабытыми шашечками на крыше.
– Доедешь до места как белый человек. Там тебя уже ждут. Приглашение с тобой, актерами занимается администратор. Никаких проблем быть не должно, все это интеллектуальное кабаре – люди известные, засвеченные и орденоносные, так что охрана осматривать тебя не будет. Тем более что сам именинник изъявил желание видеть тебя в программе. Под тебя ему будет особенно приятно мясо с вертела жрать, – подпускает шпильку капитан, – цени. Дальше все делаешь как обычно. Реквизит в порядке, с ним никаких проблем быть не должно. В пушке три патрона, больше все равно не успеешь, выпустишь все, расстояние такое, что не промажешь. И не вздумай козлить, я тебя и там достану. Поменьше контактов с балеринками, у них там тоже вставной номер, что-то типа па-де-де для высокопоставленных членов. Ты понял?
– Да, – актер не смотрит ни на меня, ни на Лапицкого.
– И никаких импровизаций. Все четко по плану. Если облажаешься, начнешь хитрожопые комбинации строить, чтобы зад свой прикрыть и сухим из воды выйти, – я тебя из-под земли достану. Ты понял?
Олег брезгливо морщится, открывает дверцу и выскакивает из машины. Я вижу, как он садится в такси и машина плавно трогается с места. Капитан провожает ее равнодушным взглядом и поворачивается ко мне.
– Ну, девочка, ты готова?
Конечно, я готова. Я киваю, мне не хочется говорить с капитаном.
– Значица, так: до места доберешься на своих двоих, как честная безработная труженица. Здесь рядом. Тебя проводят.
– Кто?
– Серьезные люди. Думаю, тебя предупреждать не стоит: шаг влево, шаг вправо – расстрел. Шучу. Но мои ребята шутить не будут, учти. Зайдешь с тыла, там, где вся ваша братия официантская сшивается. К вам приставлена туша, зовут Герберт Рафаилович. Найдешь его, скажешь, что ты Лена Рябовичева, которая вместо Марины. Вопросов быть не должно. Включишься в обслугу, займешься непосредственно своим скорбным делом, за юнцом присматривай… Хотя нет, там будет кому присмотреть. Возле кухни есть подсобка, ты знаешь, такая же, как у нас в доме. Отделана кирпичом. Вынимаешь кирпич, слева, второй от двери, на уровне твоего плеча. Также, как…
– Я знаю, – весь прошлый день, в особняке Лапицкого, я доводила до автоматизма это движение: вынуть кирпич, слева, второй от двери, на уровне плеча.
– Я знаю, что ты знаешь. Повторяю на всякий случай. Там пушка. Дальше действуешь, как договаривались. Пушку в официантскую наколку, все это хозяйство маскируешь подносом. Потом занимаешь позицию, которую отрабатывали. Как только он сжирает предпоследний шоколадный пистолет, будь готова. Пушку тем же макаром на то же место. У выхода тебя будут ждать. Вопросы есть?
– У него действительно нет шанса? – тщательно подбирая слова, спросила я.
– У кого? У нашего человечишки?
– У Олега?
– Не хочу тебя огорчать, – капитан смотрел прямо перед собой, – но чем черт не шутит, шанс для баловней судьбы всегда есть…
* * *…С Гербертом Рафаиловичем, толстым обходительным армянином, все прошло гладко: неизвестная мне Марина, видимо, дала мне самые лестные характеристики. Благодушный, почти опереточный армянин внимательно осмотрел меня, ущипнул за задницу и, кажется, остался доволен.
– Нэ знал, что у нашей Марины такая очаровательная подружка. Попрошу ее, чтобы болэла почаще. Вы как добирались сюда?
Действительно, как я добиралась сюда?
– Пешком, – брякнула я.
– Я вас отвезу домой, когда закончим мероприятие. Не возражаете?
– Буду признательна, – я нацепила на лицо самую сладострастную из своих улыбок, оказывается, и такие имелись в моем арсенале. И похоже, действовали безотказно. Герберт Рафаилович был сражен наповал.
Капитан не соврал – особняки действительно были близнецами. Я настолько не могла отделаться от мысли, что все время искала глазами не только Виталика, постоянного спутника моего затворничества, но и самого капитана Лапицкого. Впрочем, когда стали появляться гости, сам дом напрочь вылетел у меня из головы. Должно быть, я была не очень хорошей официанткой, во всяком случае, мне не хватало подобострастного изящества, чтобы разносить и расставлять по столам приборы.
Введенная в заблуждение россказнями капитана, я ожидала увидеть нечто вроде воровской сходки, своеобразной малины со всеми ее атрибутами, но просчиталась. Люди, собравшиеся на чествование, были удивительно респектабельны: смокинги, упругие, поддерживающие шеи воротнички рубашек, терпкие запахи дорогих одеколонов, сталкивающиеся в воздухе; обилие драгоценностей, от которого рябило в глазах, – этим грешили молодые спутницы респектабельной публики. В этих женщинах даже при желании нельзя было найти никакого изъяна – такими красивыми могут быть только любовницы, которым покупают квартиры в центре и обставляют их изысканной мебелью. Карманные девочки откровенно скучали в обществе своих спутников – те разговаривали только друг с другом, на ходу отвечая на звонки сотовых телефонов и решая, казалось бы, глобальные проблемы.
В униформе официантки я чувствовала себя невидимкой – никому не было до меня ровным счетом никакого дела. Лишь изредка самые юные из любовниц влиятельных людей, видимо, недавно купленные по очень высокой цене «мисс» всевозможных конкурсов, бросали на меня снисходительные и одновременно полные презрения взгляды. Девочки из маленьких райцентров какой-нибудь Брянской или Орловской области, выгодно продавшие высокую грудь, длинные ноги и глаза, которые еще совсем недавно не видели ничего, кроме бессмысленных драк поселкового хулиганья, были исполнены достоинства и скрытого торжества.
Среди гостей было несколько смутно знакомых лиц – их я видела в журналах с кроссвордами, которые Виталик разбрасывал где попало. Содержание статей о них я забыла напрочь, но вот персонажи с фотографического глянца – холеные и преуспевающие – остались.
Получив минутную передышку, я подошла к окну, – двор перед домом был уже забит дорогими иномарками, а они все продолжали и продолжали прибывать. У «влиятельного человечишки» подлинный размах, ничего удивительного, что я была всего лишь одной из тридцати официанток, неприметная вершительница чьей-то судьбы…
«Мероприятие», как его охарактеризовал Герберт Рафаилович, начиналось в девять. Я вдруг подумала о том, успеет ли Олег на свой самолет в ноль пятьдесят, и тут же закусила губу. В ноль пятьдесят все будет кончено, вот «только самолет в Париж может улететь без Олега… Забыв об указаниях Лапицкого, рискуя вызвать ненужные подозрения, я бродила по той части дома, что прилегала к банкетному залу. Оттуда доносился глухой гул, похожий на морской прибой. До девяти оставалось пятнадцать минут. В девять выйдет хозяин праздника, звезды упадут в море и наступит полный штиль.
