Татьяна Полякова - Держи меня крепче
– Так это ты ее отправил? – не унималась я.
– Спятила? – посерьезнел Саша. – Ты решила, что я буду тратить время на такую ерунду? Подкладывать девиц в постель твоего мужа? Без моей помощи обойдется. – Он вдруг нахмурился. – Знаешь, милая, происходящее нравится мне все меньше и меньше. Твой Вешняков занят собственными делами, тебя пытались поссорить с мужем, шлепнуть, кстати, тоже пытались. Попробуй возразить, что ты никого не допекла.
– Хорошо, подумаю об этом на досуге, – поднимаясь, ответила я.
– Уходишь? – усмехнулся Саша.
– И тебе советую, – кивнула я.
– За меня не переживай.
– Я далека от этого.
Он тоже поднялся.
– Что, так и не задашь свой вопрос?
– А ты на него ответишь?
– Если попросишь, – засмеялся он.
Я подумала… глупая надежда, но в тот момент мне показалось, вдруг он действительно ответит?
– Прошу. Очень прошу, – вздохнула я. Он подошел, положил руку мне на плечо, взглянул в глаза.
– Мы сейчас одни, ты и я…
– Считай, что меня здесь уже нет, – сказала я, отступив на шаг.
– А поцелуй на прощание?
– Обойдемся без поцелуев.
– Жаль. Я рассчитывал. – Он опять засмеялся.
– Саша, – сказала я серьезно, стараясь не обращать внимания на его руку на своем плече и на его взгляд, который я хорошо знала, насмешливый и нежный одновременно, зовущий взгляд, когда так хочется ему поверить, хоть ты и догадываешься, что вера эта выйдет тебе боком. Но сейчас он вызвал у меня совсем другие чувства. – Пожалуйста, катись из моей жизни. Признаюсь, я не хочу увидеть твой труп в морге. Но если мне придется сделать выбор, я выберу своего мужа, не сомневайся. Может, он и не лучше тебя, но я его люблю.
Лукьянов криво усмехнулся.
– А знаешь, ты изменилась. Раньше ты ужасно боялась сделать кому-то больно, если только себе. А сейчас бьешь наотмашь и вроде бы получаешь удовольствие.
– Тебе показалось.
– Надо было мне сообразить: для такой идиотки, как ты, замужество что-то да значит. Хлопнул бы его и… Выходит, я дурака свалял. Знаешь, мне расхотелось отвечать на твой вопрос. Иди, милая. У меня большая просьба: будь осторожна. Имея на хвосте этих придурков, я не смогу надежно прикрывать тебя. Скажи своему мужу, пусть глаз с тебя не спускает. Или лучше мне ему сказать?
Я сняла с плеча его руку и направилась к двери.
– Удачи, милая.
– Тебе того же, – буркнула я, спускаясь по лестнице.
– Уверен, ты не обернешься, – засмеялся он.
– А ты не посмотришь мне вслед, – в тон ему ответила я.
– Чем я сейчас занят, по-твоему?
– Придумываешь очередную пакость.
– Я тебя люблю, идиотка.
– Идиотка бы тебе поверила.
Я как раз достигла двери и вздохнула с облегчением. Правда, облегчение длилось недолго. Я обулась, прихватила старое Риткино пальто и вышла из дома. Беспокойство тут же вернулось, быстро переходя в тревогу, а потом в настоящую панику. Лукьянов прав, «охотники» вряд ли сунутся в дом. По крайней мере, пока я была там, они рисковать не стали. А что теперь? Дождутся, когда он выйдет? Брось, ты даже не знаешь, выследили тебя или нет. Лукьянов хитрый сукин сын, и если позвал меня сюда, значит, надеялся улизнуть. Для него такое не в диковинку… Но удача когда-нибудь ему изменит. Он заигрался, сам это признал. Я шла по улице в сторону остановки маршрутки и боялась повернуть голову. Если они здесь, мое поведение уже ничего не изменит. Как он собирается покинуть дом? К черту, тебя это не касается… Я в самом деле так думаю? Надеюсь, так и есть.
Лукьянов это Лукьянов, все, что он сказал, может быть правдой, но с той же вероятностью он мог и соврать. Осведомлен он о происходящем неплохо, значит вопреки собственным словам принял во всем живейшее участие. Парень в подворотне вел себя странно… Может, Лукьянов его и подослал. Чушь, зачем? Я вновь подумала о том, что он остался в доме, и беспокойство вернулось, впрочем, оно и не исчезало. У меня есть над чем ломать голову. Он уйдет… не похоже, что за мной кто-то увязался.
Я замерла, едва справившись с желанием повернуть назад. Это был бы еще один идиотский поступок. Сашу он бы порадовал. Все просто. Я боюсь, что он погибнет, а я так и не узнаю правды о ребенке. Я в досаде закусила губу. Если бы ты вела себя по-другому, он бы сказал. Не уверена, но это возможно. По-другому – это как? Купилась на его слова о любви? Вот уж действительно идиотка. Лукьянов никого любить попросту не способен. Его злит, что я сорвалась с крючка, и он готов приложить некоторые усилия, чтобы все вернуть обратно. А как только… «Как только не будет», – мысленно отрезала я.
Я не заметила, как оказалась возле остановки, и тут же из-за поворота вывернула маршрутка. Я устроилась возле окна, но по дороге мало что видела. Я должна сказать Тимуру. Что сказать? Что побежала вприпрыжку по первому зову? Если я промолчу, а он узнает, будет хуже. Из двух зол выбирают меньшее. И это меньшее способно все уничтожить. Раньше надо было думать, раньше… Раньше, позже, теперь-то что делать? Он ушел? Я вдруг поняла, что больше не в состоянии находиться в маршрутке, сидеть и пялиться в окно. Впрочем, в тот момент я с трудом представляла место, где хотела бы находиться. И все же попросила водителя остановиться. На свежем воздухе мне стало легче дышать. Я сошла с дороги, присела на корточки возле березы, привалилась к ней спиной и зажмурилась, обхватив голову руками. Человек сам кузнец своего несчастья.
У меня зазвонил мобильный, взглянув на дисплей, я вспомнила о Ритке и досадливо чертыхнулась.
– Где ты? – грозно спросила она.
– Возвращаюсь в город.
– У тебя все в порядке?
– А что со мной может случиться?
– Встретилась, с кем хотела?
– Да.
– И что?
– Ничего особо ценного он не сообщил. Злюсь на себя и на весь мир. Так что не доставай.
– Дед тебя спрашивал, дважды. Поторопись, я уже врать замучилась.
Я вышла на дорогу и тормознула первую машину. Вновь уставилась в окно, избегая разговоров с болтливым водителем. Ритке следует сказать спасибо, она привела меня в чувство. Я ничего не узнала о своем ребенке, зато подставилась. Глупо подставилась. Ношусь со своей душой как с писаной торбой, размазывая сопли по роже, а мой друг между тем ждет от меня помощи. Хороша, мать твою… Думай, как помочь Вешнякову. Сейчас это главное.
Парень высадил меня на въезде в город, дальше я добиралась на такси. Моя машина красовалась на стоянке в компании трех-четырех попроще, народ успел разъехаться. Я могла войти в здание через центральный вход, но передумала. Не стоит наводить людей на мысль, что я могу смыться отсюда, когда сочту нужным. Оттого я попросила остановить машину возле супермаркета и к зданию администрации вернулась пешком. Мимо фонтана, к заветному окну. Тут выяснилось, что какой-то придурок окно запер. Грязно выругавшись, я направилась к неприметной двери, служебному входу, которым в основном пользовались водители, уверенная, что с дверью мне повезет не больше, чем с окном. Но повезло. Буквально перед моим носом она открылась, и появился мужчина со смутно знакомым мне лицом. Придержал дверь, пропуская меня, ничем не выдав удивления или заинтересованности. Вздохнув с некоторым облегчением, я заспешила к лифту и увидела Деда. Он собирался уходить домой.
– Ты? – буркнул он с удивлением, точно не ожидал меня увидеть.
– Я очень изменилась?
– Где тебя носит?
– В разных местах. У меня нет для тебя новостей, – предупредила я.
Дед собрался что-то ответить, но передумал, пересек холл, широко шагая, только так и продемонстрировав свое недовольство. Когда он доволен жизнью, поступь его тверда и нетороплива.
Ритка с видом вдовы-страдалицы маялась в приемной.
– Просто дурдом какой-то, – сказала она с отчаянием, вряд ли имея в виду что-то конкретное. Я вернула ключи и поспешила смыться.
В этот момент позвонил Лялин.
– Скажи мне что-нибудь радостное, – попросила я.
– На конверте два хороших отпечатка, разумеется, не Вешнякова. Вдруг повезет? Дергачев сегодня слег в больницу. Сердце прихватило. Может, стоит присмотреться к мужику получше?
– Сердце прихватило? Что ж, у него нервная работа. Как Вешняков?
– Спроси у него.
Вешняков позвонил сам, как только я вошла в кабинет.
– Ты к Деду ходила? – буркнул он.
– Только что столкнулись возле лифта.
– Не юли. Прекрасно ведь поняла, что я имею в виду.
– Я сегодня непонятливая.
– Дать бы тебе в зубы, да грех девушек бить. Ходила? И без твоего ответа знаю. Сегодня меня опять вызывали, но ласковы были до блевоты. «Артем Сергеевич, давайте вместе подумаем, как этот конверт мог оказаться в ящике вашего стола, – передразнил он неведомых мне дознавателей. – Мы знаем вас как честного человека». Короче, спортсмен, комсомолец и просто красавец. По плечу хлопали и просили не переживать.
– Ну и что в этом плохого?
– Все, – отрезал Вешняков. – Людям хорошо известно о нашей с тобой любви.
