Татьяна Гармаш-Роффе - Роль грешницы на бис
– Ой, да вы его побольше слушайте! Его самого на даче никогда не было, все по бабам шлялся! Меня на дачу сбагрит, а сам шасть, прохвост! Был как-то целый месяц, а то и больше, когда у Аллочки депрессия случилась – у актрис, знаете, это часто бывает. И сидела она на даче одна как миленькая, муж ее изредка наведывался, да и то ненадолго. Я уж была уверена: дело к разводу. А помню так хорошо потому, что тогда и сама с моим собиралась разводиться, и, как подруги по несчастью, один раз как-то чаю попили, и Алла сказала: «Плохо мне, плохо. Повеситься хочется…» Вот как сказала! А он вам наплетет, мой-то: развлекалась, гости-шмости! Мужчины, что они понимают? Ничего дальше носа своего не видят! Была у Аллочки депрессия, еще как была! И ссора с Сергеевским была, это я вам точно говорю!
– Почему она так сказала: «повеситься хочется»?
– А кто ее знает… Не добавила ничего, промолчала, пока я чай не допила, а потом быстренько меня за дверь выставила. Аллочка, она скрытная была…
Алексею легко представилось, как Лидия Петровна, лет на тридцать моложе нынешней, но точно такая же сладенькая, навязалась к Измайловой на чай, где Лидочка липко выспрашивала, что, да отчего, да почему же Аллочка одна-одинешенька и чем же ее драгоценный супруг так занят, что бросил свою красавицу-женушку в одиночестве, изо всех сил пытаясь выведать подробности семейных сложностей, заранее предвкушая, как будет смаковать их с приятельницами. И как скрытная Аллочка указала не в меру любопытной соседке на дверь, кляня свою уступчивость, с которой пустила эту прожорливую козу в огород своих проблем…
– А на ваш взгляд, почему? – с некоторой брезгливостью задал вопрос Кис, только чтобы не корить себя потом за то, что не все спросил. Такие, как эта Лидия Петровна, всегда знают очень многое о жизни знакомых и соседей, потому что чересчур чужой жизнью интересуются, и детектив не мог позволить себе роскошь убраться поскорее от этой липучки.
– Ясное дело, – оживилась старушка, – неладно у них с мужем шло. Да и то, скажу я вам, Аллочка такая гордячка была, а Костенька, он человек творческий, ему понимание нужно, уход, забота! Мужчины, они же как дети, а Аллочка все только о себе думала, и ходил Костенька, талант наш великий, неприкаянным…
Что и говорить, Лидия Петровна, несомненно, отличалась тонким психологизмом. Слушать дальше было бессмысленно, и Алексей торопливо покинул сладенькую старушку, которая отчаянно пыталась удержать его и напоить чаем.
К вечеру пацаны отчитались. Ваня бесстрастно изложил разговор с одной из дачных соседок: по ее свидетельствам, до этого «месяца в деревне» Алла на дачу совсем не приезжала, все лето ее не видели. А появилась только в сентябре и необычно хмурая. Из дома почти не выходила, на участке ее видели редко, а уж на улице – и того реже. Только дымок из трубы указывал, что Измайлова в доме, да ставенки раскрытые…
Вова с аппетитом, который этому жизнелюбцу не слишком испортили даже похороны, описал «классную тетку» – «было бы ей лет на тридцать поменьше, влюбился бы, ей-ей!» – еще одну соседку Измайловой по даче.
По словам «классной тетки», которая оказалась довольно известной детской писательницей, «отношения Аллы, как и любой другой женщины на ее месте, с Сергеевским были обречены изначально на провал, так как Костик имел вместо сердца вычислительную машину». Впрочем, самоубийц, по словам детской писательницы, желавших занять место Измайловой, имелось немало – к примеру, некая Лидочка, которая, почуяв, что в семье неладно, немедленно попыталась всунуться в дом и подъехать к знаменитому режиссеру. Лидочка сама в то время разводилась и попыталась присмотреть мужу замену. «Ага, Лидия Петровна, ловите, этот камень летит в ваш огород!» – ехидно подумал Кис.
«Хочу предупредить вас, Володя, – сказала «классная тетка» добровольному помощнику детектива, – если будете с ней разговаривать, делите все надвое. Эта женщина лжива… – с трудом вчитывался Вова в собственные каракули, накорябанные наспех на каком-то неприличном листке бумажки. – Что же до Аллы Измайловой, я с ней никогда не дружила, но относилась к ней всегда с симпатией. Я в ней ощущала какой-то надлом, какое-то внутреннее и застарелое страдание, но я не из тех, кто лезет в душу к другим… Меня этот ее месяц одиночества в деревне не удивил, Алла и до того пропадала где-то, ходили слухи, что она отказалась от очень выгодной роли, а уж почему, не могу вам сказать…»
* * *Итак, собранная с трудом, по крохам информация свидетельствовала о том, что в жизни Аллы Измайловой был период, когда она пребывала в крайне натянутых отношениях со своим знаменитым мужем, чуть не развелась с ним и даже, похоже, отказалась от выгодной роли, а также некоторое время скрывалась где-то от всех. Что было там, в этом непрозрачном отрезке времени, какие могли произойти роковые события, какие роковые встречи?
Не хотелось, но пришлось звонить Алле. Полученная информация нуждалась в срочном уточнении и пополнении.
Было всего восемь вечера, но Ирочка решительно не желала звать Измайлову к телефону, уверяя, что Алла Владимировна уже легла, устав от сегодняшних расспросов следователей, приняла снотворное и уже спит. Они пререкались до тех пор, пока Кис не услышал хрипловатый голос Измайловой: «Это Алексей Кисанов? Дайте мне телефон, Ирочка…»
– Заранее извините меня, – проговорила она в трубку, – я на грани нервного срыва. Все эти люди… Они… Я не умею, я ненавижу рассказывать о себе, а они пытаются залезть повсюду, в каждую щель моего бытия, как тараканы… Алексей, обещайте, что вы ничего не скажете им о дневнике, они умеют душу вынимать, они…
Кис услышал в ее голосе подступающие слезы.
– Алла Владимировна, – сказал он мягко, – а вы не рассказали о его существовании?
– Нет, с трудом, чудом, но нет! Вы же понимаете, что это все, это конец! Дневник – мина, на которой подорвусь не только я, существующая ныне Алла Измайлова, но и сама память обо мне, мое имя и моя честь…
– Алла Владимировна, неужели вы думаете, что если вы сумели устоять и не сказать, то я не смогу?
– Я… Нет, я…
Она заплакала, а Алексей снова остро пожалел эту великую и сильную женщину, которой столь мало довелось видеть элементарную порядочность в людях, что она плачет при столкновении с нею…
Дождавшись, пока она успокоится, Кис поинтересовался давней ссорой с мужем и ее причинами. Неожиданно голос Измайловой сделался тверд и даже звонок, как всегда, когда пытались влезть во что-то интимное. Кис эту интонацию уже хорошо усвоил.
– Вас удивляет – после всего того, что вы узнали обо мне и наших отношениях с Сергеевским, – вас удивляет, что однажды я могла прийти к решению развестись?!
– Это вы пришли к решению о разводе – или он?
– Костя? Зачем ему развод, скажите на милость? Он не мог разлюбить меня, потому что никогда не любил, и не мог полюбить другую, потому что не умел любить никого. Время от времени он спал с начинающими актрисами, как теперь их называют, со старлетками, – и все его устраивало…
– Возможно, его не устраивали ваши отношения с мужчинами, так сказать, меценатами?
– К которым он меня сам же и?..
– Человеческой низости пределов нет, Алла Владимировна, как вы сами недавно заметили. Могло случиться и такое, что он сам толкнул вас на этот путь, сам извлекал из этого немалую выгоду и сам же вас презирал…
– Именно потому, что низости пределов нет, – именно поэтому он не мог уйти от меня: иначе ему пришлось бы растить рядом с собой новую звезду, чтобы затем выгодно «сдавать ее в аренду»… Но, как в любом бизнесе, это упущенное время, упущенные деньги. И, как бывает только в творческом бизнесе, упущенная слава. А слава, поверьте, Алексей, – это тот капитал, который приносит самые большие дивиденды… Так что Костя не мог со мной расстаться. И не хотел меня отпускать.
– И вы не ушли.
– Я – раба своей профессии, со всеми ее законами и унизительными зависимостями… Тогда была просто первая попытка бегства от всех, преждевременная и неудачная… Удалось по-настоящему только после пятидесяти, когда я стала не просто звездой, но рядом с моим именем прочно утвердился эпитет «великая». Без Сергеевского у меня никогда бы не было ролей, в которых я могла поразить публику. Да, ценой грязи, ценой унижений, но, скажу вам одну парадоксальную вещь, без этого я не стала бы «великой». Моей душе, видать, надо было пройти через все это, чтобы научиться говорить о страданиях… Чтоб вы знали, актеры реализуются по-настоящему только в драмах и трагедиях. В комедиях всегда остаешься клоуном, второго сорта актриской. Смотрите, Депардье и Пьер Ришар начинали вместе в комедиях, но с тех пор Депардье стал «великим», а Ришар практически исчез с экрана, оставшись в памяти хорошим комиком, не более. Убеждена, что он мог бы сыграть трагедию, но ему не повезло с настоящими ролями… А за этим «не повезло», Алексей, вся наша суетная грязная кухня, все те особые, нечистоплотные таланты, ни имеющие ничего общего с искусством: таланты всеми способами добиться расположения к себе нужных людей, от которых твои роли зависят… Потому я не ушла тогда, не могла уйти, – мои лучшие, настоящие роли еще не были сыграны. Я снова унижалась, презирала и терпела, чтобы дожить до них… И остаться во всех энциклопедиях как «великая советская актриса»… Комедиантки не бывают великими, Алексей. Поэтому я не могла уйти от Сергеевского.
