Кирилл Казанцев - Авторитет из детдома
– Ну, что, дружище, не ожидал, что у нас все получится?
– Если честно, то не очень. Правда, и выбора у меня особо не было. Или пан, или пропал. Спасибо, Колян, – Павел пожал Копотю руку и поднял стопку. – Давай за нас! И за удачу!
Они выпили и закусили.
– Единственное, с чем мы еще не разобрались, это наши любовные дела, – посмотрел Анкудов на друга. – Что будем делать? Сегодня у Тамары открывается выставка. Кто первый подойдет?
– Пусть, как всегда, – решит монета? – спросил Копоть.
Анкудов молча достал из кармана копейку.
– Орел, – слегка помедлив, сказал Копоть.
Павел слегка подбросил ее над столом. Монета со звоном ударилась о поверхность, откатилась к краю и остановилась на ребре.
– Что ж. Ничья. Пусть, значит, решает сама, – резюмировал Копоть.
Глава 18
В городской библиотеке на выставку молодой художницы Тамары Гандыбиной публика собралась самая разнообразная. Отец девушки не поскупился на масштабную рекламу – еще за месяц до открытия афишами был оклеен весь город. Подполковник очень хотел, чтобы на каждой красовалось лицо дочери, но она упрямо отказывалась. Цветные плакаты, напечатанные полиграфической фирмой Гандыбину в качестве «презента», содержали только репродукцию полотна «Рождение Афродиты». Тамара вполне резонно считала, что быть узнаваемой на каждом углу – сомнительная радость. Максимум, на что смог ее в самом начале уговорить отец, – это сняться в передаче про местных художников. Тамара посчитала, что это будет разумным компромиссом – все равно такие программы мало кто смотрит. Разве что сами участники, их друзья, недоброжелатели и родня.
В день открытия в библиотеке был выходной день. Гандыбин специально договорился с директором, так как не хотел, чтобы вокруг ошивалась случайная публика. Как-никак, в конце предполагался фуршет для гостей. В отдельном зале были накрыты столы со спиртным, соками и легкими закусками в изящных вазочках. О фуршете никому не сообщалось. Тамара сказала только самым близким подругам, что можно будет хорошо погулять, мол, отец по такому поводу расщедрился как никогда.
Публики собралось очень много. В обычной ситуации сюда пришло бы максимум человек пятьдесят, даже при такой рекламе. Однако события последних дней разожгли к семье арестованного подполковника нешуточный интерес. У входа толпилось внушительное количество людей. Всем хотелось посмотреть, что это за дочка у «оборотня в погонах», о котором шумит вся пресса и телевидение. В фойе несколько операторов, установив камеры, скучающе рассматривали развешанные по стенам портреты классиков литературы.
– О, смотри какой носатый. Я читал, что чем длиннее у мужика нос, тем длиннее этот самый, – улыбался телевизионщик лет тридцати в джинсах и майке с логотипом канала, покосившись на ширинку.
– Сам ты носатый. Это же Гоголь. Николай Васильевич, – ответил коллега.
– Да знаю я. За ним, наверное, бабы табунами бегали. А вон смотри, у того вид как у вампира. Бледный какой-то, злой, в сюртуке. Небось, про гадость всякую писал.
Они расхаживали от портрета к портрету, комментируя каждый в силу своего интеллекта и чувства юмора. Сидящая у входа на кресле пожилая библиотекарша наблюдала за мужчинами с нескрываемым презрением. Вот раньше было по-другому. Во времена ее молодости люди и книжек побольше читали, и уважения к авторитетам было больше. А сейчас что? Ни культурного багажа, ни воспитания. Нахватаются в институтах вершков и вперед, деньги зарабатывать. Деньги – все о них только и думают. Нет чтобы остановиться на миг и хотя бы попробовать приобщиться к настоящему искусству. Взять в библиотеке альбом с репродукциями. Почитать биографию кого-нибудь из великих. Глядишь, и дрогнет внутри что-то настоящее, не наносное. Библиотекарша грустно вздохнула. В последнее время культурных, интересных людей она встречала все меньше и меньше. Теперь на абонемент записывались по нужде, не по зову сердца. Студенты брали только необходимое для учебы, люди постарше – пустые криминальные детективы и пошлые дамские романчики.
– Элеонора Францевна, подойдите сюда на минуточку. Нужна ваша помощь, – позвала старушку директорша, выйдя из «фуршетного» зала.
– Ну, вот, опять, – бормотала пожилая работница, мелко семеня ногами. – Колбасу дорезать или еще что. Устраивалась в культурное заведение, а приходится черт знает чем тут заниматься. И кто придумал эти пьянки? Искусство должно быть чистым. А если хочется отпраздновать – пожалуйста, куча ресторанов и столовых в городе. Сиди, гуляй, веселись. Не те настали времена, ох, не те…
* * *До открытия оставалось десять минут, и у входа небольшими компаниями стояли ценители искусства всех возрастов. На ступеньках парни с девушками курили, смеялись. Часть из них, начинающие художники, обсуждали картины Тамары.
– Томка вообще молодец. В ее возрасте и так раскрыть свой талант.
– Да ничего особенного. Обычное ученичество, – возразил юноша с «мушкетерскими» усами и бородкой. – Я тебе таких картин сколько угодно могу нарисовать.
– Ты, Артур, просто завидуешь, – сказала одна из девушек. – Мне, например, нравится. Особенно Томкины натюрморты. Я бы у себя дома с удовольствием повесила бы.
– Ой, Галя, ну не смеши меня. Если главный критерий в том, что картину можно повесить на стену, тогда съезди на Арбат – там такого барахла, – поддел девушку Артур.
– А что? Я смотрела телевизор – сейчас почему-то за искусство выдают лишь бы что. Взял кисточку, побрызгал на бумагу – все! Шедевр абстракционизма! Да еще и миллионы за него на аукционах предлагают. А попробуй скажи такому мазиле, что это бездарно, – тут же обвинит тебя в невежестве и отсталости.
– А что ты имеешь против абстракционизма? Предлагаешь, чтобы все рисовали березки, ромашки и яблоки с виноградом? – Артур ухмыльнулся и обвел взглядом друзей, ища поддержки.
– Артур, зря ты насмехаешься, – вступилась за Галю подруга. – Она хотя бы говорит то, что думает. А ты начитался книжек и строишь из себя умного. А сам вон – второй год рисуешь каких-то червяков на зеленом фоне. А какие у тебя названия? «Тихая жизнь с баклажаном», «Треугольная Ольга».
– Да что с вами спорить, – фыркнул Артур. – Пойду лучше гляну, может, Томка в библиотеке где-нибудь.
Стоявшие рядом пожилые любители и любительницы искусства, постоянные посетители местного театра, литературных вечеров и юбилеев перешептывались в сторонке.
Несколько журналистов расхаживали между людьми, подслушивая разговоры, в ожидании виновницы торжества.
* * *Подошли к библиотеке и Копоть с Анкудовым, облаченные в шикарные костюмы, галстуки, туфли, хорошо выбритые и подстриженные, пахнущие дорогим одеколоном. Но главное – поджарые фигуры, специфический, цепкий взгляд. Они разительно отличались от всей остальной публики. Парочка выделялась на фоне неформальной богемной молодежи в свитерах, кедах, джинсах и взрослых гостей в потертых пиджачках и пуховых платках, наброшенных на плечи, – как бойцовые доберманы среди комнатных собачек. Плюс ко всему, у обоих в руках было по громадному букету. Все смотрели на них с изумлением, теряясь в догадках.
– Что-то выпадает из графика Тамара. Уже пять минут, как должно начаться открытие, – произнес Копоть, сверив время.
Они подошли с Анкудовым к входу, положили цветы на лавочку и закурили.
Из библиотеки вышла сотрудница и обратилась к собравшимся:
– Уважаемые гости выставки. Извините за задержку, но художница опаздывает, поэтому открытие чуть-чуть откладывается. Прошу вас подождать еще немножко. Она вот-вот должна приехать.
– По-моему, мы среди этой публики выглядим как два идиота, – шепнул Копоть Анкудову.
– Ничего. Женщины любят эффектных мужчин. Вот только куда наша женщина запропастилась? Может, нашла себе другого и укатила в теплые страны? – пошутил Павел.
– Пашка, можно тебя спросить насчет Тамары? Если не захочешь, можешь не отвечать.
Опер согласно кивнул и внимательно уставился на друга в ожидании вопроса.
– Вот тебе за что она так понравилась? Что ты такого в ней нашел?
Анкудов сморщил лоб и задумался.
– Ну-у, она красивая, умная. Еще я люблю, как и она, искусство. Картины там всякие, книжки почитать. И вообще – у меня всегда была слабость к девушкам, которые от жизни ждут чего-то большего, чем хорошая работа, семья, дети. Тамара, по-моему, такая, возвышенная, что ли. Ну, ты и задал вопрос. А сам-то ответишь?
Колян лукаво посмотрел на друга.
– Красивая, говоришь. Не простушка, интересная личность? А мне кажется, что в ней тебя и что-то другое привлекло. Ведь, когда ты ее впервые увидел, ты не знал, что она за фрукт. Ну, девчонка и девчонка. А сказать, что тебя в ней зацепило? – спросил Копоть с блеском в глазах.
– Давай говори уже, не томи, – с интересом сказал опер.
