Александр Казанцев - Искатель. 1988. Выпуск №6

— Думаешь, ему устроили здесь инсульт?

— Считай это гипотезой, не больше… Итак, что еще ты видишь? Не забудь о сумках.

— Не забыл. Судя по ним, этот, как его…

— Насуфов.

— Да, Насуфов прибыл сюда, чтобы провести несколько дней на даче. Но случился инсульт, паралич. И если бы мы не подоспели, кто знает, сколько еще…

— Не забывай, первым забил тревогу Иван. Ну, Пухи, ты меня разочаровал. Ленишься думать и делать выводы из очевидных фактов. Ты знаешь, что последний автобус был здесь в воскресенье. Вчера до полуночи машины тоже не показывались — этого ты можешь уже и не знать.

Что ж, по-твоему, этот громила пешком топал из Пловдива с двумя сумками?

— Пешком исключено. Наверняка была машина.

— Логично. А теперь куда делась? Сама вернулась, что ли?

— Значит, в машине был кто-то еще.

— Опять логично. Этот кто-то привез Насуфова — не к самой даче, иначе остались бы следы, а оставил машину на шоссе. Помог донести сумку и укатил. Это должно было произойти ночью, между часом и двумя. Посидели тут немного, закусили, потолковали и расстались.

— И что же, они на прощанье и по рюмочке не опрокинули? При такой-то закуске? — Лилков обвел рукою стол. — Только где же тогда вторая рюмка?

— Возможны несколько объяснений. Одно: «Я за рулем, вдруг гаишник остановит?» Второе: Насуфов открыл бутылку после ухода спутника. А самое вероятное третье: уехавший знал, что за напиток в бутылке, и потому не пил.

— Не думаешь ли ты…

— Думаю, думаю. Я обо всем должен думать. Анализ покажет.

— Но бутылка опустошена примерно до половины. Из нее пили и до того, как Насуфов опрокинул свою рюмку. А закусить он не успел: смотри, хлеб не надкушен, тарелка с закусками полным-полна, икра не тронута. Значит, уже первая рюмка его свалила.

— Браво! Теперь ты мне нравишься. В сумке еще четыре бутылки «Преслава». Но там мы вряд ли что обнаружим. В противном случае — с меня любой коньяк. Итак, вывод?

— Насуфов раньше пил из этой бутылки. Она была, как говорится, опробована, и потому он ни в чем не сомневался…

— Давай, давай, — поощрил приятеля Бурский.

— Выходит, яд всыпали перед последней рюмкой.

— Допускаю. А что скажешь о люстре, которая зажжена, о закрытых ставнях?

— Он собирался провести здесь, судя по числу бутылок, четыре-пять дней.

— Ну, мы не знаем его «норму». Дальше…

— Провести тайно — иначе открыл бы ставни, окна. Когда приезжают на дачу, первое, что делают, — проветривают комнаты.

Бурский задумался. Примечательно, что Нанай Маро не успел закусить… Молодец Пухи, верно рассудил. Итак, Насуфов налил себе из опробованной бутылки, выпил и, не успев поставить рюмку на стол, потерял сознание.

— Может быть, и случайное совпадение — выпивка и инсульт, — сказал Лилков.

— Случайность? Теоретически допустимо. Однако заметил ты, что я достал из кармана его пиджака? Вот этот конверт. Угадай, что в нем? Двадцать зелененьких ящериц.

— На жаргоне фарцовщиков это стодолларовые банкноты. Как видишь, две тысячи долларов. В Старой Церкви нет, случайно, валютного магазина?

— Не потешайся над Старой Церковью, — сказал патриот Пухи.

Снова появился Иван — пришел договориться насчет обеда. Вид стола, уставленного дорогими закусками, приковал его взгляд.

— Это не для еды, — строго сказал Лилков. — Не забыл, кто сидел в этом кресле совсем недавно?.. То-то. Ступай, пожалуйста, к бай Янко и закажи обед на десять персон. К четырнадцати ноль-ноль…

После часу дня прибыли две оперативные машины. Выйдя из «волги», полковник Цветанов сообщил:

— Ваш скончался — не довезли даже до Пловдива. Я распорядился отправить его на вскрытие в Софию.

Осмотрев дачу и выслушав подробные разъяснения Бурского, полковник решил возвращаться сразу же, как только освободятся эксперты. Не повлияли на его решение ни красоты природы, ни живительный воздух. Но как-то само собою сложилось так, что и обедом у бай Янко насладились, и на поляне под соснами посидели, и лишь под вечер все три машины потянулись в сторону Софии.

На обратном пути Цветанов молчал: не хотел никаких обсуждений прежде, чем станут известны результаты вскрытия. Его угнетала мысль, что следствие лишилось возможности допросить человека, знавшего все звенья преступной цепи. Кем был Нанай Маро? Свидетелем? Или убийцей Кандиларова?

Несомненно одно: подчиненные (не без его влияния) допустили оплошность. Если бы Шатев не встречался с Нанай Маро, если бы он не придумал историю о бриллиантовом перстне, Насуфова бы не убрали. Надо было вовремя его задержать — оснований скопилось достаточно. Задержать, допросить… Теперь — поздно, поезд, как говорят, ушел. В подобных случаях Цветанов без колебаний брал вину на себя. И перед начальством, и — что гораздо труднее — перед самим собой. Вот и на этот раз приходилось признать, что противник его перехитрил.

Совещание, назначенное на 10 утра, отложили сначала на 12 часов, затем на 14: в лаборатории возникли какие-то затруднения.

Доктор Брымбаров, извинившись перед собравшимися, сказал, что лично он готов был к докладу еще вчера вечером.

— Итак, перехожу к изложению результатов моего исследования, — сказал он. — Тридцатипятилетний мужчина, исключительно здоровый, мускулистый, пропорционально сложенный. Никаких повреждений, ни внешних, ни внутренних, никаких царапин, кровоподтеков. Смерть наступила в результате обширного инсульта, охватившего мозг, отчего была парализована левая половина тела, а затем и правая. Желудок абсолютно пустой — перед смертью Насуфов только выпил около ста граммов коньяка «Преслав». Выпил человек на голодный желудок — и получил инсульт, — повторил Брымбаров. — Все это я мог бы сообщить еще в двадцать два ноль-ноль — и не погрешил бы против святой истины. Однако сомнения начали меня одолевать еще во время вскрытия: не вязался диагноз с комплекцией столь молодого и здорового представителя рода человеческого. Все равно как если бы мне сказали, что бык-производитель скончался от малокровия. И тогда меня осенило: что, если ему подлили в рюмку нечто такое, от чего разорвался кровеносный сосуд — и бац! — инсульт. И вот вхожу я в лабораторию — не удивляйтесь — с бутылкой «Преслава» (там меня поначалу даже не так поняли). Начали исследовать содержимое, а я в справочниках роюсь. И сумел кое-что отыскать. Это вещество можно купить в аптеке, но не у нас — на Западе. И только по специальному рецепту, за подписью трех специалистов. Опять-таки ихних, западных! Повторяю: только спецрецепт. Называется это зелье, дорогие коллеги, стеностен. Едва наткнувшись на его описание, бросился я смотреть спектральный анализ. Оказалось, стеностен содержит литий и цирконий. И представьте: яркие линии лития и циркония в спектре коньяка и бледные, еле заметные, — в крови мозга… А дело в том, что это фармакологическое чудо полностью растворяется в организме живого человека примерно за тридцать часов. Найди мы Насуфова на следующий день — не обнаружили бы ничего. А он прожил около пятнадцати часов, потому следы и остались. Подытоживаю: Насуфов получил инсульт, едва успев опрокинуть рюмку, поскольку в коньяке был стеностен. Такой отраве позавидовала бы даже известная семейка Борджиа. Как видим, наши современники не брезгуют средневековыми методами. Как подумаешь, сколько политиков умирает от мозгового удара!..

— Спасибо, доктор, — сказал полковник Цветанов. — Так интересно, так красноречиво ты все описал, что мы попросили бы повторить сказанное, да жаль, приходится спешить. Еще один, последний вопрос. Когда глотнешь — допустим, случайно — стеностен, через какое время тебя хватит инсульт?

— Это зависит от двух факторов: во-первых, от концентрации снадобья, во-вторых, от состояния организма. В нашем случае оба фактора находились в контрафикторных позициях: концентрация очень высока, но и организм чрезвычайно здоров. Приблизительный подсчет — двадцать-тридцать секунд, максимум — минута.

— Но бутылка, из которой Насуфов налил себе, была полупустая. То есть он отпил из нее половину.

— Значит, стеностен всыпали в последний момент. Иначе как объяснить слишком большую его концентрацию? Дозу приготовили заранее, рассчитывая на полную бутылку.

— Неужели у нас нигде нет этого стеностена? — спросил Бурский. — Даже в спецполиклиниках?

— Исключено. Только на диком Западе! Нам такие лекарства ни к чему. Слишком точно дозу надо отмеривать, а мы больше привыкли на глазок.

Когда доктор вышел, Шатев проговорил задумчиво:

— Интересно… Убийца располагал эффективным и труднообнаруживаемым средством. Так зачем же ему понадобилось уродовать и топить Кандиларова?

— Два инсульта подряд, один за другим? Это подозрительно, — возразил Бурский. — А может, запасы дефицитного снадобья к концу подошли. Если, разумеется, в обоих случаях убийца один и тот же.