Нина Соротокина - Летний детектив
Марья Ивановна давно дома, ждет не дождется, когда снимут гипс. А пока она нашла способ передвигаться без костылей. Берешь табуретку, ставишь колено загипсованной конечности, а здоровой ногой делаешь шаг. Потом, стоя на здоровой ноге, двигаешь табуретку… и так далее. Получается очень ловко, и подмышки не болят.
Верная Вероника все еще пребывает в Верхнем Стане, хотя Желтков, отчаявшись заполучить жену назад, шлет ей угрожающие телеграммы: «Гортензия вянет что делать» или «Ты забыла меня печень».
— Опять экономит на букве «у», на запятых и вопросительных знаках, — ворчит Вероника. — Наверное на телеграфе решили, что его тексты — шпионский пароль. А про гортензию — врет. Просто цветы желтеют. Скоро осень…
Она так и не созналась никому, что похитила в интересах следствия две безделушки. В комнате Эрика ей приглянулась маленькая, керамическая фигурка быка. У Игната она разжилась металлическим стаканчиком. «Это не воровство, — уговаривала она себя. — На глянцевых боках этих штучек замечательно видны отпечатки пальцев. И не моя вина, что Зыкину эти вещи теперь не понадобились».
Мы уже говорили, что при задержании Эрик никакого сопротивления не оказал, но в отделении милиции от всех обвинений отказался. Допрос вел сам Зыкин, поскольку следователь был в отпуске. Потом, перед лицом очевидного, Эрик сознался, что действительно подрался в церкви с гражданином Шульгиным Андреем, но вовсе не убивал его. Гражданин Шульгин сам оступился и упал вниз. А что касаемо гражданки Марьи Шелиховой — не видел, не знаю, в московской квартире ее не был — словом, полный отказ.
Тогда Зыкин решил устроить очную ставку. Что он ждал от этой встречи, он и сам не знал, но как выяснилось — рассчитал правильно. Марью Ивановну привез в отделение уазик. Она категорически отказалась пользоваться костылями и вползла в кабинет Зыкина с табуреткой, о которой уже было рассказано.
Эрик как увидел Марью, так и вскочил со стула, затрясся весь. Потом закричал: «Ненавижу!» и разрыдался. После этого допросы потекли как по писанному. Эрик во всем сознался.
А Марья Ивановна потеряла покой. Днем она была тихая, задумчивая, подолгу сидела, уронив руки в передник и глядя на далекий пейзаж, а ночью никак не могла уснуть:
— Знаешь, Верунь, я как его в милиции увидела, передо мной словно вся жизнь прошла. Объясни, как я сразу не угадала в этом мальчике сына Улдиса? Он так похож на отца!
— Он не мальчик. Он взрослый, злобный мужик. И он хотел тебя убить.
— Я ведь могла отослать в Ригу эти документы? Я просто не знала, что они им нужны. Мне не пришло это в голову. Попроси он у меня эти бумаги, я отдала бы их с радостью. А теперь — такая беда! Его нужно защитить. У меня есть брошка с брильянтами. Она принадлежит его отцу. Если найти хорошего адвоката…
— Спи, глупая старуха, — злилась Вероника. — Тебя ничему не учит жизнь. — Она уходила из спальни и выключала свет.
Тогда Марья Ивановна молча плакала в темноте. Вдоль кровати, растянувшись, как старая горжетка лежал, верный Ворсик. Ему можно жаловаться, он не осудит.
— Он сказал — ненавижу! А я бы могла его любить. Боже мой… Как грустно. Но если найти хорошего адвоката…
Акция всеобщего благоденствия в честь Анны Пророчицы, Анны-Скирдницы, а также Саввы — Скирдиника состоялась во время. Как она прошла, сказать не можем, поскольку там не были, но, наверное, хорошо. У Флора всегда все получается хорошо, а экологически чистое некоммерческое искусство сейчас в большой цене.
