Александр Андрюхин - Десятый круг ада
— Ты это у меня спрашиваешь? Он же твой начальник.
— Как? Я думал, что… вопрос с моим президентством уже как бы… решен, — произнес голос в трубке.
Семен Васильевич расхохотался.
— Ты все правильно понял, Олег. Поезжай с девицами и с охраной, но в случае, сам понимаешь каком, сначала звони в милицию, а потом мне. Запомнил? Первый звонок в милицию.
Господин в смокинге положил телефон в карман и развел руками.
— Вот это новость! Коломенцев только что стрелял в Смирнова.
— Зачем? — удивился напарник.
— Из-за бабы, как я понял.
— Попал?
— Промазал.
Мужчины задумчиво уставились друг на друга и молчали так минут пять. Наконец один из них спросил:
— Скажите, это нам на руку?
— Если бы убил, было бы на руку. А так — решительно нет! Более того, этот инцидент может сорвать весь наш план.
— Я думаю, все будет нормально, — махнул рукой первый. — Материнский инстинкт сворачивал горы, а тут — такая безделица…
А в это время материнский инстинкт толкал Галину дальше. После того как мужчина на машине рванул вслед за мотоциклисткой, Потоцкая тихо проникла в дом. Без единого шороха обследовав гостиную, каминный зал, кухню и убедившись, что на первом этаже никого нет, она на цыпочках поднялась на второй этаж. Свет горел только в ванной комнате. Было слышно, как в ней хозяин дома разговаривал по телефону. Когда он умолк, Галина достала пистолет и толкнула дверь.
Мужчина лежал в ванне, пена вокруг него благоухала чем-то невообразимо райским. При виде женщины с пистолетом лицо его недоуменно вытянулось.
— О! Сюрпризы продолжаются! — воскликнул он. — Вы тоже часть эротической фантазии?
Галина медленно подошла к нему и направила пистолет на лоб.
— Где мой сын? — произнесла она сквозь зубы.
— Не понял! — поднял одну бровь Смирнов, догадываясь, что гостья явно не в себе.
— Сейчас поймешь, — зловеще произнесла Галина и сняла пистолет с предохранителя. — Повторяю, где мой сын? В каком подвале ты его прячешь?
— Да ты что, сумасшедшая? — забеспокоился Смирнов. — Какой сын? При чем здесь сын? Ты бы шла отсюда со своим стволом.
— Где мой Алешенька?! — завопила женщина, вне себя от отчаяния, и вдавила пистолет ему между глаз.
— Э-эй! Поаккуратней с оружием! Все! Хватит! Я сыт вашими эротическими фантазиями!
— Эротическими? — прохрипела Галина и выстрелила.
Он откинулся назад и застыл с дымящейся дыркой во лбу. Галина опустила пистолет и попятилась. Она не хотела убивать. Выстрел получился как-то сам собой. «Что же я наделала? — подумала она. — Боже мой! Я убила человека…»
Тут только она заметила, что её руки, плащ и пистолет в крови. Она выбежала во двор и бросилась к кому-то баку с водой. Умывшись и отерев от крови плащ, она хотела закинуть пистолет за забор, но подумала, что, возможно, он ей сегодня ещё пригодится.
Она протерла пистолет носовым платком и сунула в карман. В ту же минуту женщина услышала вдалеке рев двух мотоциклов. Галина перепрыгнула через забор и побежала на железнодорожную станцию.
Когда через сорок минут она вышла на Курском вокзале, то уже точно знала, кого сегодня убьет еще: этого типа, чья дочь со своими подружками зарезала двух беззащитных бомжей. Что она сегодня с ним встретится, в этом отчаявшаяся женщина не сомневалась. Галина сошла с перрона и сразу увидела его черную иномарку с затемненными стеклами. Несчастная, не вынимая руку из кармана, сняла пистолет с предохранителя и со зловещей улыбкой направилась к автомобилю.
И вдруг дверца иномарки распахнулась, и из неё с радостным криком выскочил Алешка. За ним, сдержанно улыбаясь, вылез тот самый тип, который был почему-то в смокинге.
— Мама! — закричал Алешка, бросаясь ей в объятия. — Как я по тебе соскучился!
— Все нормально с вашим сыном, Галина Петровна, — произнес тип с легкой одышкой. — Никто его не трогал. Тот товарищ, оказывается, пошутил. Шутник чертов! Но больше он шутить не будет! Уверяю вас. Вы пистолетик-то верните!
Галина осыпала Алешку поцелуями и больше ничего не понимала. Алешка что-то весело щебетал и гладил мамочку по щеке. Тип залез в Галинин карман, вытащил пистолет и сунул его себе за пояс.
— Извините, что не могу вас подвезти. Вот вам на такси и вот за беспокойство.
Он сунул женщине в плащ запечатанную пачку долларов и направился к машине. Расположившись на заднем сиденье мужчина в смокинге в последний раз взглянул на плачущую от счастья женщину, криво усмехнулся и приказал водителю ехать. Едва машина тронулась, в кармане зазвонил телефон.
— Ну что, Олег Владимирович, вас можно поздравить? Нашли убийцу этих бомжей. Оказался их же товарищ по мусорной куче.
— Вас тоже можно поздравить, Семен Васильевич, — отозвался Олег Владимирович, — с новым президентом «Домостроя». Надеюсь, он будет лучше понимать нужды городских заказчиков…
Эпилог
Врач оказался прав. Софья больше ничего не смогла рассказать ни по этому делу, ни по какому другому. Три дня она пролежала в коме почти без дыхания, но перед смертью внезапно пришла в себя. Девушка открыла глаза и, увидев перед собой бледного, как мел, родителя, внезапно улыбнулась и обратилась к нему на «вы» и по имени-отчеству.
— Я была уже там, но меня отпустили проститься с вами. Прощайте, Валерий Дмитриевич! Ничего не рассказывайте вашей жене. Это её убьет. Я говорила с вашей дочерью. Она сильно скучает, но в данный момент готовится к новому воплощению. Возможно, вы с ней встретитесь. Простите! Не поминайте лихом… Меня уже зовут…
На этих словах глаза её закрылись и дыхание оборвалось.
Софью похоронили на Новодевичьем кладбище под фамилией Быстрицкая. Народу было немного, поскольку Валерий Дмитриевич решил сохранить смерть своей дочери в тайне, не открыв её даже жене. Когда уходили с кладбища, бедняга в последний раз оглянулся и увидел над могилой Софьи трех мужчин в рокерских куртках. Они стояли с поникшими головами и молчали. Потом один из них что-то произнес, обращаясь к фотографии на плите. Если бы Быстрицкий смог услышать, то слова мотоциклиста показались бы ему странными. А говорил он о том, что смерть Софьи не была напрасной, поскольку цель была достигнута. Те джентльмены из совета безопасности больше не видят среди российских строителей кандидата на воплощение их «Крысобоя». Президент «Артстройинвеста» себя дискредитировал, а новому главе «Домостроя» американские финансисты не доверяют, так что ещё лет пять можно жить спокойно. Постояв немного, рокеры исчезли так же внезапно, как и появились.
И в эту же ночь Быстрицкому снился престранный сон: он гулял по какому-то тихому саду, и вдруг внезапно тропинка привела его к большому красивому дому с верандой. На веранде за круглым столом сидела веселая компания: молодой мужчина с ясными глазами, миловидная девочка лет пятнадцати и красивая женщина лет тридцати. Быстрицкий видел эту семью впервые, но мог поклясться, что знал их всю жизнь, особенно эту женщину, с такой любовью глядящую на мужа.
— А хочешь, прочту тебе из нового! — весело произнес мужчина.
— Он тут знаменитость! — с гордостью произнесла девочка и прижалась щекой к его руке.
Но прочесть из нового мужчина не успел. Женщина, почувствовавшая жадный взгляд Быстрицкого, повернула к нему голову и вздрогнула.
— Софья! — крикнула она в глубину сада, не отрывая от банкира взгляда.
И в ту же минуту откуда-то из кустов выбежала его дочь и с визгом повисла у него на шее.
— Пойдем, я тебе покажу сад, — сказала она, потащив его за рукав.
Быстрицкий дважды оглянулся на веранду.
— Кто это? — спросил он.
— Эта же Александр Полежаев, поэт, — засмеялась Софья. — Помнишь, я тебе о нем рассказывала в седьмом классе. А с ним его жена и дочь…
Они долго гуляли по пышным аллеям из алых роз и белых тюльпанов, а вокруг щебетали птицы и росли невиданные по своей красоте деревья. А навстречу попадались люди с необыкновенно добрыми и понимающими лицами.
— Тебе пора, папочка! — произнесла Софья, пронзая отца своими удивительными по чистоте глазами.
— Мы завтра увидимся?
— Нет! Здесь мы больше не увидимся. Но я скоро буду там. Сначала у художника Ветлицкого, затем переберусь к вам поближе. В семье русских немцев Крафтов родится дочь с такими же глазами, как у меня. Ее назовут Мартой. Это буду я…
