Сергей Асанов - Ведьма

Баранов остановился перед двумя рядами бетонных боксов в самом начале десятиметрового коридора. Никого из хозяев-автомобилистов в этот час еще не было, можно было приступать к работе.

Валентин набрал номер на мобильном телефоне.

– Алло, Мариш. Я нашел это место… Да, можно готовиться, подъезжайте. Только сразу изолируйте участников… Что там Мишка, расколол звукаря?.. А, понятно… Ну, пусть продолжает, время пока есть… Хорошо, все, отбой.

Он отключился, завел руки за спину, зевнул, посмотрел в небо. Гадкая какая-то погода сегодня, серая и мрачная, слишком уж осенняя… А может, в самый раз? В какую еще погоду хватать зло за руку – за его мерзкую и вонючую лапу с обгрызенными ногтями на пальцах?

«Что-то у тебя воображение разыгралось, капитан. Не к добру это».

Баранов сунул руку в карман брюк, вытащил на свет свою безделушку, похожую не то на авторучку, не то на зажигалку. «Капсула с водой из священной реки Иордан», ха-ха. Самое смешное, что этот фальшивый талисман ему всегда помогал, и Миша Поречников был прав – все дело в вере. Вера может превратить обычную швабру в волшебный летательный аппарат, а мерзкую жабу с прыщами на лице и заднице, укладывающуюся с тобой в постель каждый вечер, в прекрасную принцессу, о которой ты мечтал всю жизнь.

«Во что мы будем верить сегодня, друзья экстрасенсы?»

29. Жертвы телевидения

Агнесса Мкртчяновна-или-бог-ее-знает-как Шипилова решила вступиться за свою честь. Если это не сделает она сама, то кто же еще о ней позаботится? Кто же еще сможет защитить честное женское имя? Кто сможет проникнуться нелегкой судьбой одинокой и уже немолодой дамы настолько, чтобы взять на себя ответственность?

Никто! Стало быть, действовать нужно исключительно ей самой.

«Ты правильно решила», – подсказал ей Голос. Тот самый Голос, который в один прекрасный (брр, скорее ужасный, если учесть, сколько она тогда просидела под Начало одеялом) день стал открывать ей простые истины и с тех пор уже никогда не покидал ее – ни в беде, ни в радости, ни на работе в моменты оформления всяким лохам грабительских автокредитов.

«Правда?» – обрадовалась Агнесса.

«Правда, правда. Ты давно живешь одна и давно потеряла счет времени… Тебя всякий может обидеть, разве не так?»

«Да, всякий. Вот и сосед Петр Иванович… Хороший же мужик, ей-богу, а как со мной поступает!»

«А как он с тобой поступает?»

«А ты не знаешь?!»

«Не-а».

И обрадованная Агнесса (боже мой, ему интересно послушать – это ли не счастье!) принялась рассказывать обладателю таинственного сексуального голоса, как она жила все эти годы.

О, как она рассказывала!

Она ходила по квартире и изображала в лицах свое взросление, свое неудачное замужество и свое получившееся в итоге безумное одиночество. Она была Актрисой – Сарой Бернар, Фаиной Раневской в минуты их наивысшего успеха и признания у публики. Она рвала на себе халат, расколотила несколько тарелок, хватив их о стену в гостиной, и однажды едва не разбила оконное стекло – к счастью, запущенная в него небольшая фарфоровая ваза угодила в раму. Словом, черт знает что происходило с Агнессой.

Ее бенефисы, разумеется, были слышны соседям. И те отнюдь не были в восторге. Если раньше им приходилось мириться с громкой музыкой и они считали, что им просто не повезло с соседкой, то теперь выслушивать арии, доносящиеся к ним через вентиляционные и иные естественные отверстия, стало уже физически невозможно. Соседи очень скоро поняли простую истину: не забывай радоваться тому, что имеешь, ибо в одночасье может стать значительно гаже.

Однажды соседи Агнессы по площадке пересеклись у крыльца подъезда. Это были две женщины, одна из них – жена успешного заводского снабженца и мать двоих малолетних сыновей, другая – живущая одна в двухкомнатной квартире пенсионерка, к которой в гости регулярно забегали взрослые внуки. Словом, публика вполне почтенная и не желающая мириться с сумасшествием ближнего своего.

– Вы слышали вчерашний концерт по заявкам? – спросила мать.

– Без заявок, – поправила ее бабушка. – Конечно, слышала. Как такое можно не услышать!

– Ну и что думаете?

– Ох, не знаю, милая. Страшно…

– Еще бы, конечно, очень страшно. А вдруг в горло вцепится?

– В горло? – испугалась бабушка. – А она может?

– Да запросто. Вы ее видели в таком состоянии?

Бабушка отрицательно помотала головой. Мать двоих малолетних сыновей продолжила:

– Повезло вам, значит. Я однажды столкнулась с ней в лифте, чуть пакеты с продуктами не уронила, потом меня Сашка дома водочкой отпаивал. Когда к вам внуки в гости приедут, ни в коем случае не допускайте, чтобы они встретились, а то потом спать не будут.

– Да у меня ребятки уже взрослые, в институт поступили вот недавно.

– Да вы что!

– Да.

– И как им там?

– Да ты знаешь, трудно пока сказать. Вроде солидное учреждение, а пока ничего интересного не происходит. То ли преподаватели еще не отошли от отпусков, то ли еще что…

И они еще минут пять обсуждали проблемы российского высшего образования. Вполне возможно, что перекинулись бы и по вопросам международной политики, но тут к ним присоединился пресловутый Петр Иванович Суслопаров. Он возвращался из магазина с нарезным батоном под мышкой и чекушкой водки в кармане потертого коричневого пиджака.

– По чью душу слезы льем? – грустно спросил он.

– А то не знаешь, Петь, – сказала бабушка.

– Догадываюсь. Вот, вишь, за водкой сходил. Без водочки не могу ни заснуть, ни проснуться, с ума сойду скоро.

– Что, совсем невмоготу стало?

Петр Иванович кивнул, едва не плача. Его квартира, как назло, находилась в зоне наибольшей слышимости, то есть виновник торжества на этом «юбилейном концерте» сидел в самом центре партера.

– Может, что-нибудь сделать надо? – спросила мамаша.

– Например?

– Ну, там… не знаю, в больницу позвонить, врачей каких-нибудь вызвать. У нее родные хоть есть?

– Нет.

– Что, вообще никого?

Петр Иванович вздохнул. Пожалуй, он сам много бы отдал за то, чтобы у этой сумасшедшей сучки нашелся хоть кто-нибудь, кто взял бы на себя смелость вызвать санитаров. Неужели это придется делать им, несчастным соседям?

«А потом вы все будете гореть в аду! В аду, чертовы выродки, и всех ваших благих дел не хватит, чтобы купить там жалкий стакан воды!» – закричала однажды Агнесса, обращаясь неизвестно к кому, и Петр Иванович, похолодев от ушей до пят, принял этот вопль на свой счет.

– Да уж, плохо дело, – покачала головой бабушка. – Вот до чего доводит телевизор.

– Какой телевизор?

– Да ты что, не знаешь, на чем она с катушек-то съехала? – усмехнулась мамаша. – Она ж, сколько я ее помню, всякие мистические программы и фильмы смотрела не отрываясь. А когда «Ясновидящий» появился, так она, наверно, в туалет забывала ходить.

– Да ну?

– Точно, точно, я подтверждаю! – с жаром добавила бабушка. – Видишь, как оно получается в итоге. Ты, милая, береги своих-то пацанов от телевизоров этих да компьютеров. Не доведут они до добра-то, слышь.

– Да ясное дело…

Петр Иванович осторожно промолчал, потому что только ему и его энергичному племяннику было известно, что сами по себе телевизоры до такого добра не доводят – тут надобно еще и пудовым кулаком по балде пару раз задвинуть для достижения стопроцентного эффекта.

Он поднял голову, посмотрел на свои и соседские окна.

– Сейчас-то у нее тихо? Слышали что-нибудь?

– Вроде тихо, – сказала мамаша, – но ты особо не обольщайся. Сейчас тихо, а через минуту – «Боже, царя храни!». Утром она псалмы опять врубала… Господи ты боже мой, если бы он слушал это с утра до вечера, самолично поубивал бы всех.

– Кто – он? – не понял Петр Иванович.

– Он! – Мамаша воздела очи кверху.

– Ну, не богохульствуй, – сказала бабушка. – Он и так слышит это каждый день…

– Я ему сочувствую.

– Не надо, милая, не надо…

Суслопаров не стал поддерживать этот внезапно вспыхнувший интерес к теологии и, поправив батон во внутреннем кармане пиджака и кивнув дамам на прощание, осторожно, почти на ощупь, вошел в темный подъезд.

В последнее время он передвигался по родному подъезду, знакомому до последней трещинки в ступенях, с каким-то необъяснимым, почти животным, ужасом. Так он когда-то в молодости пытался пронести мешок медных болванок через заводскую проходную. Вроде идешь с почти чистой совестью – «А кто тут у нас не ворует?» – и вроде бы с вахтером Степанычем, что сидит в стеклянной будке перед турникетом, вчера раздавил банку самогона, а все равно дрожь в коленках, и в штанах все потеет, и даже появляется непреодолимое желание бросить мешок с болванками под бетонным забором в ста метрах от проходной. Такой вот он был совестливый мужик, этот товарищ Суслопаров.

Впрочем, сегодняшний страх был иного рода, потому что к нему примешивалось еще одно чувство. Петр Иванович не просто боялся безумной соседки – он чувствовал свою ответственность за ее безумие и подозревал, что действительно может угодить в ад.