Элизабет Джордж - Тайник
Пол знал, что это Билли испортил велосипед. Едва он вышел из дома и увидел, что заднее колесо прорезано ножом, а цепь снята и валяется в грязи, он сразу понял, что к этому приложил свои мерзкие руки его брат. Придушенно вскрикнув, он метнулся обратно в дом, где его брат сидел у стола на кухне и ел гренки, запивая их чаем. В пепельнице рядом с ним лежала непотушенная сигарета, другая, забытая, дымилась на сушилке у раковины. Годовалая сестренка просыпала из мешка муку на пол и играла с ней, но Билли делал вид, будто смотрит ток-шоу по телику, а на самом деле ждал, когда брат ворвется в дом и набросится на него с обвинениями, и предвкушал свару.
Пол понял это, как только вошел. Билли выдала ухмылка.
Было время, когда он побежал бы жаловаться родителям. Было и такое время, когда он бросился бы на брата с кулаками, невзирая на разницу в росте и весе. Но те времена давно прошли. Старый мясной рынок, комплекс горделивых, украшенных колоннадами зданий на рыночной площади Сент-Питер-Порта, закрылся навсегда, лишив его семью постоянного источника доходов. Теперь его мать работала кассиршей у Бута на Хай-стрит, а отец — в бригаде дорожных рабочих, где дни тянулись долго, а труд был убийственным. Так что их все равно не было дома, а если бы и были, Пол не стал бы обременять их своими проблемами. А в одиночку ему с Билли не справиться, это даже он понимает, хоть и не семи пядей во лбу. Билли только того и надо, чтобы на него с кулаками полезли. Он уже не первый месяц этого добивается, прямо из кожи вон лезет. Просто у него кулаки чешутся, а о кого их почесать, значения не имеет.
Но Пол едва взглянул на него, проходя мимо. Он подошел к шкафчику под раковиной, открыл его и вытащил оттуда видавший виды отцовский ящик с инструментами.
Билли пошел за ним на улицу, не обратив внимания на сестренку, которая осталась сидеть на полу в кухне, играя просыпанной мукой. Еще двое отпрысков семьи Филдер бесились наверху. Вообще-то Билли положено было собирать их в школу. Но он не часто делал то, что ему было положено. Вместо этого он дни напролет просиживал на заросшем сорняками заднем дворе, где подкидывал пенсовые монетки, стараясь попасть ими в пивные банки, которые опустошал с утра до ночи.
— О-о-о, — с притворной озабоченностью протянул Билли, едва увидев катастрофу, постигшую велосипед Пола. — Поли, что это тут стряслось? Кто-то, кажись, твой велик испортил?
Не обращая на него внимания, Пол сел на землю. Начал он с замены колеса. Табу, стоявший на страже рядом с велосипедом, подозрительно принюхался, и в горле у него что-то заворчало. Пол прервался и подвел Табу к ближайшему фонарю. Привязав пса, Пол показал ему на землю, чтобы тот лег. Табу с нескрываемой неохотой повиновался. Пес ни на грош не доверял его брату и предпочитал быть поближе к хозяину, Пол знал это.
— Тебе куда-то надо, да? — спросил Билли. — А тут с великом такая беда. Плохо. Что творят люди!
Полу не хотелось плакать, потому что он знал — его слезы подскажут брату еще сотни возможностей поиздеваться над ним. Правда, Билли предпочел бы выбить из него пыль в обычной потасовке, а слезы это так, мелочи, хотя все же лучше, чем ничего, но Пол не хотел доставлять ему даже такого удовольствия. Он давно усвоил, что у его брата нет сердца, а тем более совести. Билли жил только для того, чтобы отравлять существование другим. И это был его единственный вклад в жизнь семьи.
Поэтому Пол не обращал на него внимания, что совсем не понравилось Билли. Он прочно обосновался на выбранной им позиции, прислонившись к стене дома, и закурил новую сигарету.
«Чтоб твои легкие сгнили!» — подумал Пол.
Но вслух не сказал ничего. Просто продолжал латать старую потрепанную шину кусочками резины, которые наклеивал на рваный порез, стягивая его края.
— Дай-ка я угадаю, куда это мой маленький братец нынче с утра навострился, — задумчиво произнес Билли, сося свои бычок. — Может, в Бутс, навестить мамочку? Или отнести папочке обед в его дорожную бригаду? Хмм. Вряд ли. Слишком уж он вырядился. А кстати, откуда он взял эту рубашку? Уж не из моего ли шкафа? Ну, если так, держись. У меня просто так не поворуешь. Может, взглянуть поближе? Чтобы знать наверняка.
Пол и глазом не моргнул. Билли, как он знал, был молодец среди овец. Ему хватало храбрости напасть, только когда он был уверен, что жертва боится.
«Как наши родители», — с горечью подумал Пол.
Боятся вышвырнуть Билли из дома, где он живет бесплатным квартирантом, а то как бы не натворил что-нибудь.
Когда-то Пол, как и все в их семье, только смотрел, как брат таскает и без того небогатые семейные пожитки на гаражные распродажи, чтобы купить себе пива и сигарет. Но это было до того, как в его жизни появился мистер Ги. Он всегда умел разглядеть, что творилось у Пола на сердце, и умел говорить обо всем спокойно, без нравоучений, не требуя и не ожидая взамен ничего, кроме дружбы.
«Думай только о том, что по-настоящему важно, мой принц. А остальное? Да пусть себе идет своим чередом, даже если это не то, о чем ты мечтаешь».
Вот почему теперь он спокойно чинил велосипед, не обращая внимания на брата, который дразнил его, провоцируя то ли кинуться на него с кулаками, то ли разреветься. Пол не слушал и думал о своем. Ему надо залатать колесо и вычистить Цепь. Это непросто, но он справится.
Можно было поехать в город на автобусе, но он вспомнил об этом лишь тогда, когда починил велосипед и был уже на полпути к церкви. Корить себя за тупость было поздно. Ему так отчаянно хотелось попрощаться с мистером Ги, что единственная мысль, которая посетила его, когда мимо прогромыхал автобус номер пять, шедший по северному маршруту, была о том, как здорово было бы броситься ему наперерез на своем велике и сразу положить всему конец.
Тут он наконец заплакал, исключительно от усталости и отчаяния. Он плакал о настоящем, в котором препятствия вставали перед ним на каждом шагу, к чему бы он ни стремился; и о будущем, которое казалось ему пустым и холодным.
Несмотря на то что у церкви ни одной машины не было, он все-таки поддернул рюкзак повыше и вошел внутрь. Но сначала поднял на руки Табу. Он взял пса с собой, хотя и знал, что если их там застукают, то у него будут проблемы. Но ему было плевать. Мистер Ги и Табу были друзьями, да и вообще, не оставлять же пса одного на площади, где он будет сидеть, не понимая, что происходит. И они вошли в церковь, где в воздухе все еще витал запах свечей и цветов, а справа от кафедры стояла хоругвь с надписью «Requiescat in Pace». И никаких больше признаков того, что в церкви Сент-Питер-Порта только сейчас закончилась заупокойная служба. Пол дошел по центральному проходу до середины, представляя себе, как будто он на похоронах, повернулся и вышел наружу. Сел на велик и поехал к Ле-Репозуару.
Утром он надел свою самую лучшую одежду, жалея, что убежал от Валери Даффи, когда та предлагала ему рубашку Кевина. На нем были брюки с пятнами от отбеливателя, и фланелевая рубаха, в которой когда-то работал в холодные дни на рынке его отец, на ногах — единственная пара стоптанных туфель. Вокруг шеи он затянул вязаный галстук, тоже отцовский. А сверху нацепил красную материну куртку. В общем вид у него был самый что ни на есть жалкий, и он это знал, но делать было нечего.
Когда он добрался до поместья Бруаров, каждая деталь его туалета была либо покрыта грязью, либо пропитана потом. Поэтому он оставил велик за пышным кустом камелий сразу у входа и пошел к дому не по дорожке, а под деревьями, которые росли вдоль восточной стороны подъездной аллеи, а Табу семенил за ним.
Пол увидел, как впереди начали небольшими группами выходить из дома люди, и остановился поглядеть, в чем дело, как вдруг ему навстречу выехал катафалк, на котором привезли гроб с телом мистера Ги, проехал мимо и скрылся за воротами на дороге, ведущей в город. Проследив за ним взглядом, Пол понял, что опоздал и на погребение. Везде опоздал.
Он почувствовал, как все его тело напряглось, словно что-то пыталось вырваться из него с такой же силой, с какой он пытался это что-то в себе удержать. Сбросив с плеч рюкзак, он прижал его к груди, точно убеждая себя в том, что все, связывавшее его и мистера Ги, не было перечеркнуто в одно мгновение, но, напротив, приобрело дополнительный смысл и святость благодаря сообщению, которое оставил ему мистер Ги.
«Это, мой принц, особое место, место для нас двоих. Ты умеешь хранить секреты, Пол?»
«Еще как умею», — клятвенно заверил его Пол тогда.
Куда лучше, чем слышать насмешки брата и притворяться, будто не слышишь. Лучше, чем переносить испепеляющую боль этой потери, делая вид, будто ничего не случилось. Лучше всего на свете.
Рут Бруар привела Сент-Джеймса наверх, в кабинет брата. Он, как оказалось, располагался в северо-западном углу дома и выходил окнами на овальную лужайку и оранжерею с одной стороны и стоящие полукругом постройки, по виду — старые конюшни, с другой. Позади того и другого простирались земли поместья: многочисленные сады, луга, поля и леса. Сент-Джеймс заметил, что скульптурная тематика, беря начало в огороженном саду, где похоронили убитого владельца, продолжалась и за его пределами. Тут и там из-за деревьев и необузданной зелени выглядывала какая-нибудь геометрическая фигура из мрамора, гранита, дерева или бронзы.
