Данил Корецкий - Секретные поручения
— Оружия нет.
* * *Свои его зовут — Газик, Газон.
У него большая круглая голова, черные волосы, похожие на короткую собачью шерсть, а кожа на щеках и подбородке каждый раз по весне воспаляется, и тогда Газик уезжает на недельку-другую к тетке в Херсон — лечить морду морской водой.
Бабы любят с ним баловаться, он для них симпатичный плюшевый щенок с большим пронырливым хером; потому и не ревнуют друг к дружке, даже если Газик отжарит кого прямо на глазах. Могут даже веточкой пощекотать сзади. Или из чайника капнуть.
Газик Димирчян, когда пьяный, берет гитару, лупит по струнам и поет жалобным голосом. Говорят — хорошо поет.
Газик Димирчян не годится на что-то серьезное. Это все знают. Даже Метла с этим давно смирился и ничего не требует.
Газик Димирчян никого не убивал вот так: один на один.
И даже не калечил.
Ну, может, только пару раз, в пьяной компании, когда на Метлу загреб найдет, когда он первого попавшегося прохожего может умолотить ни за что, и у всех кругом тоже потихоньку начинает крыша ехать, все тоже начинают пинать ногами вздрагивающее на асфальте пыльное тело, — ну, тогда и Газик не прочь сунуть под ребра… Это как танец, елки. Тут тело само по себе работает, выражает себя. Оно прыгает и пинает, пока не собьет большой палец на ноге, а потом — тяжело дышит и отирает рукавом слюну на подбородке. Это тело. Газик Димирчян тут ни при чем.
А с ракетницей вообще по-дурацки вышло. У Метлы она в апреле появилась, он не говорил — откуда и зачем она ему вообще нужна. Ну в самом деле: у Метлы есть грамотный ствол, китайский «тэтэшник». А ракетница больше для смеху, он ее своей бабе иногда дает по звездам пострелять. Газик сказал ему как-то напрямик:
— У меня скоро день рождения. Метла, подарил бы ты мне эту свою хреновину.
Метла как отрезал:
— Нет.
Упрашивать его бесполезно, разозлится только. Вещьто, возможно, «горячая»; маркировка, во всяком случае, была на ней спилена. И Газик забыл о ракетнице.
А 22-го все собрались у него дома, и мама вынесла к столу огромное, в обхват, блюдо с настоящей армянской хашламой, а Газик достал из погреба канистру с виноматериалом, за которым специально гонял на Степнянский винзавод, и все были очень довольны. Метла, правда, не пришел, хоть и звали. Зато телка его пришла, Маша Вешняк, — за компанию с подругами. И угораздило же ее принести с собой хреновину эту и три патрона: два зеленых и красный…
Ясное дело, все упились. Потому что весело было. В самом деле. Даже Машка Вешняк, которая за принцессу на горошине себя держит, мочилась прямо на балконе, где у мамы помидоры растут в глубоких пластмассовых кюветах. Мама потом позвала Газика на кухню и тихо спросила, почему бы им воем не пойти погулять на улицу: вечер какой красивый, видишь?
И они вышли на улицу, где в самом деле стоял красивый тихий вечер. Зашли в соседний уютный двор, там беседка и две скамейки, что еще надо? Допивали вино, смеялись, зажимались; Газик забрался на козырек, как на эстраду, ему гитару подали — спел что-то душевное, остальные подпевали.
Потом сказали, чтобы слезал обратно, он и слез. Он все делает, как его друзья просят. А тут не просто друзья — гости! Это больше, чем друзья… Они то и дело кричали:
— Га-зар! Га-зар! — подзадоривали, чтобы он поцеловал свою подружку, Иру Якимович. Газик только позавчера подцепил эту Иру на пляже, у нее ноги буквой X, и колени все время друг о дружку трутся, там кожа шершавая и мелкие прыщики. Но Газик все равно целовал Иру Якимович и прижимал к себе крепко, чтобы она чувствовала, какой он внизу твердый и большой.
Оказалось, одной только Машке Вешняк зажиматься не с кем. А ей здорово, видно, хотелось. Метла дома остался, пиво пьет; дружки его, которые здесь собрались, те даже прикоснуться к ней боятся, потому что хорошо знают, какой Метла бешеный бывает. Машка Вешняк стояла в сторонке, думала, думала, сходила еще раз, помочилась в кусты, — а потом достала ракетницу из сумочки и выстрелила в небо.
Ракета с шипением взметнулась вверх, как зеленая рассерженная кобра. У Иры Якимович резинка на трусах чуть не лопнула — так она перепугалась. Остальные тоже вздрогнули, затихли; но не потому, конечно, что ракетницы испугались, а потому что неожиданно.
А зеленая кобра взбиралась выше и выше, добралась до маленькой болезненно моргающей звезды, обогнула ее, и, переломившись надвое, исчезла.
Всем понравилось: еще!
Машка Вешняк улыбалась. Она смотрела на плюшевого Газика, который размазывал слюни по веснушчатой шее Иры Якимович, опять что-то соображала. Потом тронула Газика за плечо и кивнула, чтобы отошел с ней.
Они отошли в сторону, где окна почти не горели, Машка сказала что-то негромко.
Газик чуть не присел, замотал своей круглой большой головой.
— Не могу, ты что, — говорит. — Метла убьет меня.
— Жив будешь, не умрешь, — сказала Машка Вешняк. И водит своей дурацкой ракетницей перед его лицом, будто примеривается, куда пальнуть. — Ну?..
— Нет, — сказал Газик. — Ты не выстрелишь все равно. А Метла — он выстрелит.
— Дурак… — Машка Вешняк сплюнула под ноги и попала на свои апельсиновые туфли.
— Это даже не считается, это то же, что я сама себе рукой сделаю. Ты же — плюшевый, Газон. Ты — ненастоящий… Ну?
У Машки глаза злые и блудливые; Газик снова замотал головой. Его пронырливый орган упруго ворочался где-то внизу, требуя свободы, но страх перед Метлой был сильнее. Метла — он-то как раз и поступит с ним, как с плюшевой игрушкой: оторвет руки-ноги, глаза выкрутит, распотрошит, а потом затолкает в печь на городской свалке.
— Шла бы ты лучше к нему, — сказал Газик. — И все проблемы. Если хочешь, я тебя на своей машине подброшу. Идет?
— А ты мне не советуй… животное. Делай что говорят. Иначе проглотишь вот это — через задницу вылетит.
И совершенно пьяная Машка Вешняк ударила его в подбородок ракетницей. Когда с такими вещами слишком долго играешься, всегда что-то происходит. Произошло и сейчас: во время удара Машка случайно задела спуск, а Газик пытался отвести ее руку в сторону, чтобы развернуться и пойти обратно к своей Ире Якимович с городского пляжа, и…
Ба-ах!!
И ракета, конечно, взлетела второй раз.
Она припудрила раскаленной пылью щеки Газика Димирчяна, опалила брови и ресницы.
Она ослепила на миг блудливые глаза Машки Вешняк. Длинное дымное туловище зеленого монстра вытянулось под углом в сорок пять градусов, вспышкой отразилось в окнах первого и второго этажей… Ракета выла, и свистела, и пританцовывала в воздухе.
А потом врезалась в стекло на третьем этаже, и стекло празднично брызнуло в стороны, словно мерцающее конфетти. Газик мог видеть, как огонь ударился в потолок квартиры, отскочил, ударился в пол, зашипел вдвое громче, яростнее, заметался по квартире, постепенно утрачивая свой зеленый цвет и превращаясь в обычное рыжее пламя.
Машка Вешняк сидела на корточках и терла глаза, ворча что-то себе под нос. Гости вскочили со скамеек.
— Ты, кобыла… припизженная… — прохрипел Газик, с трудом глотая воздух. — Ты что наделала?..
— Пошел ты, — просто сказала Машка Вешняк.
Газик увидел ее каменное правильное лицо с нарисованными глазами, с короткой, вставшей дыбом от огня челкой, и понял, что будет дальше. Понял, что лучше ему было вдуть штыка этой сучке, как она хотела. Да-да, если даже при этом пришлось бы гавкать, подражая Машкиному ротвейлеру по кличке Додик, и пробежать потом голым на карачках через весь двор.
Потому что теперь ему точно хана. Точно.
— Ты ничего не видела и ничего не знаешь, — задребезжал голос Газика Димирчяна.
— Тебя здесь даже не было.
Нетвердой рукой он выхватил у нее ракетницу и сунул себе в карман. Ствол был горячим, как клеймо… — а может, Газику просто показалось. Гости из беседки бежали к нему, то и дело оглядываясь на окна третьего этажа, где занималось апельсиновое, под цвет штанов Машки Вешняк, зарево.
— Метле тоже — ни слова, — быстро проговорил Газик. — Стрелял я. Я. Потому что пьяный был.
— Еще потому что ты — плюшевый козел, — холодно добавила Машка.
— Да, — согласился Газик. — Только… не говори Метле. Пожалуйста.
И он со всех ног побежал к своему «Москвичу», который стоял на улице, у обочины.
Ира Якимович бросилась ему наперерез, она тоже была пьяна и не хотела бросать его, такого милого и забавного. Пока Газик заводился, она вскочила на заднее сиденье и, глупо улыбаясь в зеркало заднего обзора, сказала:
— Куда мы поедем?
— В жопу, — ответил Газик. Похоже, он совсем не шутил.
По Дачной улице «Москвич» спустился до моста через Темерник, потом свернул и, раскачиваясь на ухабах, проехал вдоль речки, пока не забрался в густые кусты.
Здесь Газик остановился и вышел из машины, сказав, что скоро вернется. Он вернулся через пять минут, когда Ира Якимович уже спала, откинув голову назад и громко дыша большим сухим ртом. Газик ударил ее по щеке и бил, пока Ира не открыла глаза и не сказала:
