Шпана на вес золота - Валерий Георгиевич Шарапов
Колька прыснул, но быстро взял себя в руки:
– Ядовитый вы человек, Ольга Гладкова. Язвительный. Прямо говоря, ведьма!
– Еще какая! – прошептала девушка, сверкая глазами и кладя ему на плечи руки.
34
В воскресенье Остапчук ездил с супругой к теще на именины. Жена пребывала в отпуску, потому и осталась у мамаши, а он с больной головой опаздывал на службу. Засиделись за задушевным разговором и горилкой, потом еще аж две электрички отменили – так и получилось.
Поглядев на часы, Иван Александрович рассудил так: надо срочно выполнить какое-нибудь неотложное поручение, а уж потом, не торопясь, можно и в отделение.
Как раз кстати он припомнил, что Сергеевна в пятницу просила пригласить Наталью Введенскую для беседы. Правда, Катька, может, еще и не приехала, но это как раз ее недоработка, что на службу опаздывает.
Остапчук, донельзя довольный нашедшимся выходом, прямо с платформы поспешил по адресу.
Наталья уже отвела дочку в садик и теперь трудилась дома, по обыкновению пребывая в своем полуобморочном состоянии. Дверь открыла в фартуке, перемазанном краской, очки на одном ухе.
– Чего это вы, Наталья Лукинична, не заглянули к нам сегодня, – добродушно попенял он, вытирая ноги у порога, – так я сам к вам. Не откажетесь зайти?
Она некоторое время хлопала пустыми глазами, потом, видимо, до нее начало доходить. Встрепенулась, прижала руки к груди:
– Что? Ванечка, да? Нашелся?
– Пойдемте, пойдемте, – смутился Остапчук, пряча глаза, – там и объяснимся.
Наталья трясущимися руками завернулась в платок. На улице было довольно жарко, прямо-таки парило, но ее била заметная дрожь.
До отделения добрались без приключений, но тут выяснилось, что Сергеевны и вправду еще нет. Устроив Наталью в коридоре, Остапчук отправился к Акимову, держать совет.
Для утра понедельника Сергей был необычно добр и покладист. Спросил скорее с удивлением, нежели с недовольством:
– И чего это ты ее припер? Соскучился?
– Серега, да вот незадача: Сергеевна просила пригласить, а самой, видишь, нету.
– Ваньку-то не валяй. Она в пятницу еще предупреждала, что будет к одиннадцати, в управление ей, что ли. Ты это прекрасно слышал.
– Серега, ну забыл. Чего же делать-то теперь с этой?
– А я знаю? Ты приволок, ты и думай. У меня своих дел – выше крыши, вон, от бдительных граждан сигнал поступил, какая-то подозрительная компания на кладбище ошивается. Надо провентилировать, а у меня и без того дел – полон комод.
– Короче, пусть до Катьки сидит, – полуутвердительно-полувопросительно произнес Остапчук.
Сергей лишь плечами пожал.
Прошел один рабочий час, второй миновал – Сергеевна не появлялась. Наталья все сидела, чинно сложив на коленях руки. Все проходили мимо нее, не замечая, как если бы тут сидел не человек, а призрак, – так все привыкли к ее походам по милициям и почтальонам.
Места в коридоре было немного, поэтому почти каждый задевал ее – буквально, иной раз и словесно, поскольку в отсутствие руководства и Катерины можно было выражаться прямо и предметно.
Она пару раз попыталась ухватить за полу Остапчука, но тот лишь отмахивался с видом загадочным, отчужденным и неприступным.
Третий час пролетел. Натальины пальцы постепенно начали подрагивать, потом пришли в нервное движение, собирая кисти платка, накручивая их, расправляя, поскребывая ногтями застиранную ткань так, что в конечном счете она расползлась.
Четвертый час пошел. Ситуация накалялась: Сергеевны не было, а Сорокин уже маячил грозовой тучей на горизонте, вот-вот вернется и приступит к допросу с пристрастием.
Остапчук, снова миновав уже белую как стена Наталью, проскользнул в кабинет:
– Серега, выручай.
– Сам поболтай!
– Да не могу я! Я же ее привел не с собой на беседу.
– А с кем?
– Пес ее ведает, с кем-то. Я не говорил. Серега, ну напряги ум, проведи профилактику или что-то там.
В дверь, не дожидаясь позволения, ворвалась Наталья – точь-в-точь смерть, но без косы – и, рванув с шеи платок, крикнула:
– Ваша взяла. Пишите! Я убила Ивана!
– Вот это ловко, – только и охнул Остапчук, но, мигом сообразив, развернул табурет:
– Садись, горемычная. Рассказывай.
… – Что, явилась с повинной? – тихо переспросила Сергеевна. – Я же просила.
– А чего это ты зарываешься? – возмутился Остапчук. – Я тебе что, на побегушках, чи шо? Тоже мне, раскрывака нарисовалась!
Помимо глупости создавшейся ситуации раздражала сама Катька – расфуфыренная, как на маевку: шляпка, костюмчик эдакий, туфельки, чулочки – чистый нейлон, на носу удивительные дымчатые очки, какой-то невообразимый платок на шее, переливающийся, как перо павлина, взбитый в бант, как на фаянсовой кисе. На пальцах – кольца, в руках – щегольской американский ридикюль. В целом же практикантка, злая и уставшая, еще и подмазана была, как с изумлением отметили коллеги, – в меру, со вкусом, но все-таки!
Неузнаваемая Сергеевна спросила требовательно и резко:
– Где она?
– Наталья-то? Сидит.
– «Сидит», – передразнила она, – вы хоть платки-чулки-пояса изъяли?
– Н-нет…
Сергеевна, изрыгнув чудовищную тираду, сбросила каблуки и со всех своих нейлоновых ног рванула в предвариловку. Ничего не понимающий Остапчук, сообразив, что ключ-то у него, потопал за ней.
Но ничего страшного не приключилось. Наталья в самом деле просто сидела за решетчатыми дверями в таком же положении, как ее оставили, – скрючившись и сцепив пальцы на затылке.
Катя с облегчением перевела дух:
– Иван Александрович, оставьте нас.
Что-то такое в ее голосе прозвучало, что Остапчук и не подумал возмутиться, просто развернулся и ушел.
Катя, приблизившись, положила руку на плечо женщины. Наталья, не поднимая головы, глухо произнесла:
– Я все подписала. Что вы еще хотите от меня?
Сергеевна, вздохнув, ответила:
– Наталья Лукинична, сейчас мы с вами пройдем в кабинет, я опишу ситуацию, а после этого мы вместе подумаем, что нам делать.
Наталья в изумлении подняла глаза, сухие, горящие:
– «Мы?» «Нам?».
– Представьте себе, именно так. Как ни странно, я в вас нуждаюсь более, чем вы во мне.
– Не понимаю.
– Не страшно. Заложите, пожалуйста, руки за спину и идите впереди меня. И не забывайте о том, что вы – невменяемая.
…Спустя сорок минут Наталья вышла из отделения и отправилась домой, пошатываясь, глядя под ноги, то и дело останавливаясь, чтобы отдохнуть. Бледное лицо, синяки под глазами, блуждающий взгляд – выглядела она так же, как обычно, даже более чем.
35
Шел третий день, как Анчутка с Пельменем ошивались на настоящих раскопках. Они уже целиком освоились, успокоились и были исключительно довольны. Старшие товарищи оказались ничего себе.
Василий вообще
