Боб Джадд - Финикс

Над нашими головами царил ад кромешный. Слышался рев машин и крики людей. В этом шуме выделялся лязг погрузчиков, рев двигателя грузовика и генератора.

Салли подплыла ко мне вплотную и шепнула на ухо:

— Ну и водитель же ты!

— Скинь ботинки и штаны, — сказал я, — будет легче плыть.

— Но мы ведь не собираемся плыть через залив?

Я взглянул на поверхность залива. В темноте виднелась цепочка огней.

— Ты права, даже если бы мы знали время прилива и направление течений, все равно слишком далеко… Они видели нас. У Военно-Морского флота есть патрульные суда, прожектора, вертолеты…

— И радарные установки, — добавила Салли. — А как ты думаешь — может быть, нам вернуться обратно на базу?

— Послушай-ка, что там творится, — сказал я. Мы прислушались — наверху все еще слышались крики. — Разгрузка продолжалась часа два, может быть, два с половиной. Из того, что мы видели, можно предположить, что в настоящий момент на складе у них лежит по крайней мере сто тонн наркотиков. Сколько сейчас это стоит на рынке? Несколько сот миллионов? Миллиард? Это примерно сумма национального бюджета Боливии. Как бы то ни было, они не захотят потерять такое богатство, не допустят, чтобы мы рассказали об этом.

— Но мы и не расскажем.

— Как ты думаешь, сколько отсюда до конца базы на берегу?

— Примерно одна миля.

— Ты сможешь проплыть милю?

— В бассейне, конечно, смогла бы. Но здесь темно и холодно и, должно быть, плавают крысы и всякий мусор.

— Переложи свой бумажник в карман рубашки.

— У меня нет кармана — возьми его себе.

Я снял ботинки, взял у Салли бумажник и вместе со своим положил в карман, расстегнул ремень и скинул джинсы вместе с носками — словно мне предстояло провести день на пляже.

Над нашими головами на пристани, перекрывая шум генератора, слышались крики людей. Затем раздался щелчок, и с неба в воду опустился сноп луча прожектора. Столб ослепительного света высветил поверхность воды в радиусе десяти футов, освещая пузыри в том месте, где упал грузоподъемник. Справа от нас высилась корма «Командора Мелвина Форбса», огромный темный силуэт которого терялся дальше в темноте.

Мы поплыли вдоль причала, мимо складского помещения, по направлению к берегу, находившемуся примерно в четверти мили от нас. Когда мы отплыли на тридцать ярдов и стало так темно, что мы с трудом различали друг друга, послышались три громких всплеска. Аквалангисты в блестевших в свете прожектора костюмах, с баллонами за спиной, в ластах и в прозрачных масках нырнули в освещенное прожектором пятно на поверхности воды. От их баллонов поднимались пузыри.

— Ты думаешь, они нас ищут?

— Ну конечно. Может быть, они хотят нас спасти. А может, просто хотят убедиться, что мы погибли.

Мы поплыли дальше. Лицо Салли, которая плыла рядом — в нескольких дюймах от меня, — напоминало белое расплывчатое пятно в темноте. Подчиняясь общему порыву, мы приблизились друг к другу и поцеловались, а затем вновь повернули к далекому берегу, черневшему в конце длинной тени, отбрасываемой пристанью.

Свет и гул, раздавшийся в конце причала, стали ослабевать. Мы плыли в размеренном темпе, стараясь производить как можно меньше шума. Там, в конце причала, все были заняты своим делом, но и здесь тоже кто-то мог искать и прислушиваться.

— Фу, — произнесла Салли.

— Что такое?

— Не знаю — похоже на дерьмо.

Наконец мы добрались до берега, если так можно назвать илистые, поросшие морскими водорослями сваи, и осторожно подплыли к концу пирса, где в свете огней морской базы было видно пристань и мерцающую зелеными блестками воду.

— Здесь есть лестница, — сказал я. — Если держаться в ее тени, нас не будет видно.

— Еще чего — там-то и собирается вся грязь. Ты знаешь, что мне особенно не по душе, Форрест?

— Гороховое масло и сандвичи с хреном?

— Нет, плавать вместе с тобой.

Мы находились в нескольких дюймах от берега, стараясь держаться тихо и оставаться незаметными. Было холодно, в воде плавала какая-то дрянь, но мы не могли разобрать, на что все время наталкивались. Время от времени накатывалась небольшая волна, подталкивая нас к покрытым тиной сваям пристани. Здесь, под краем пирса, тянувшимся вдоль залива, было спокойнее — мы находились в укрытии, нам не приходилось прятаться в узкой полоске тени.

Среди свай водились крысы. Мы не видели их, но слышали писк и визг — по-видимому, они были голодны. Что-то плюхнулось в воду возле меня, думаю, это была крыса: мне показалось даже, что она задела меня хвостом по руке. Но я не был уверен — возможно, это был плод моего воображения. Я всегда питал к отвращением к крысам.

— Боже, Форрест! Что это было такое?

— Я думаю, морская белка.

Мы немного отдохнули под пристанью, пользуясь ею как укрытием. С пирса спускалась лестница прямо в воду. Мы старались держаться за нее с затемненной стороны, но понимали, что все равно рискуем.

— Форрест, ты помнишь, как тащил меня от того озерка?

— Ну разумеется, я помню все — ты была как пушинка.

— Я совсем не пушинка — во мне сто тридцать два фунта, но это было действительно очень благородно с твоей стороны. Я знаю, что вела себя как свинья, но я была так напугана. Не хочу извиняться, но мне так неловко, что я не поблагодарила тебя. — Последовала пауза. — И я хочу сказать, что я на самом деле очень благодарна. Спасибо, Форрест. — Она легонько поцеловала меня в щеку.

— Очень рад.

— Но я не влюблена в тебя.

— Тебе обязательно говорить мне это именно сейчас? Может быть, с этим можно подождать?

— Чего ждать? Ты мне нравишься. И между нами существуют близкие отношения, — нам нет нужды притворяться или кого-то изображать из себя. Но и ты ведь не влюблен в меня?

— Ну, иногда я ощущаю некоторые приступы любви.

— Приступы? Постой. — Она поплыла к другому краю пирса, и я поплыл вслед за ней. — Нам еще далеко плыть?

— Трудно сказать. Думаю, мы миновали восемь или девять причалов. Может быть, осталось еще четыре.

На другой стороне пирса была еще одна лестница, ближняя от берега. Салли остановилась и ухватилась за перила. Ее силуэт выделялся на фоне зеленой поверхности моря, мокрые волосы спадали по обе стороны лица до самых плеч.

— Значит, ты не любишь меня? — спросила она, обняв меня за шею. Волны поднимались и опадали, то прижимая нас друг к другу, то разъединяя.

— Я сам не знаю, Салли. Это нелегко объяснить. Ты такая славная — красивая, сексуальная и такая мужественная. Меня очень тянет к тебе. Правда, между нами есть что-то общее, какая-то связь, будто мы высечены из одного камня. Я не помню, кто из нас первый об этом сказал, но это действительно так. И в то же время не знаю — есть ли у меня вообще сердце, может быть, вместо него — камень.

— Какая чепуха, — сказала она, — у тебя большое сердце, только ты настолько глуп, что не знаешь, где оно находится.

— Говорю тебе, мне самому трудно понять свои чувства. Если это любовь, то ты первая почувствуешь. А сейчас мне просто холодно — не пора ли нам двигаться?

— Но ведь ты и так все время в движении, никогда не останавливаешься, ни к чему не привязываешься.

— Салли, наверное, ты слышала, что у женщин есть дополнительный слой жира, поэтому они меньше страдают от холода? Я не знаю, так ли это или нет, но если мы сейчас не поплывем, я окоченею. Или тебе хочется еще задержаться и поговорить?

— Да, хотелось бы, — сказала она, оттолкнувшись от лестницы и плывя в темноту, — но я не желаю оставаться в этой грязи…

Мы вновь поплыли, держась в тени берега, отталкивая руками попадавшийся навстречу мусор.

Мы приближались к последнему пирсу базы. Мы поняли это, потому что увидели забор с протянутой над ним освещенной колючей проволокой. Вдруг Салли вскрикнула.

Я повернулся к ней и сначала ничего не мог понять. Какой-то черный блестящий горб вздулся над поверхностью воды, высунулась и снова исчезла рука, затем показалась нога и тоже скрылась под водой. Я схватил рукой этот горб — он был холодный и скользкий на ощупь. Салли барахталась где-то под ним. Это оказался пластиковый мешок для мусора — такими выстилают мусорные ящики. Салли уже освободилась от него — она кашляла и отплевывалась.

— Я думала, ты разгребаешь всю эту дрянь с нашего пути, — сказала она, откинув прядь волос с лица.

— Видно, часть мусора все же остается.

— На тебя трудно рассчитывать, Эверс.

— Ты хочешь плыть впереди?

— Мне хочется плакать. Я хочу оказаться дома и залечь в горячую ванну часа на три. — Она посмотрела через мое плечо вдаль. — Там что-то вроде барьера.

Ярдах в ста впереди, по другую сторону пирса, начинаясь от середины, было ограждение из нержавеющей ленты, уходящее в воду. Оно было высотой около десяти футов и неизвестно насколько погружено в воду. Мы поплыли вдоль пирса, чтобы лучше его разглядеть. Острые края стальной зубчатой ленты, казалось, могли разрезать рыбу напополам.