Фридрих Незнанский - Грязные игры
Я тоже так думаю. Ну тогда, может быть, вы расскажете о причинах, по которым были убиты
Старевич и Серебров. И по которым теперь вы тоже опасаетесь расправы.
Да. Я расскажу. По крайней мере все, что знаю. Но вы должны предоставить мне гарантии безопасности. Защитите меня. Посадите меня в камеру или еще куда-нибудь.
Мы, — улыбнулся я, — свидетелей не сажаем. Только подозреваемых.
А вы меня ни в чем не подозреваете? — вроде бы пошутил Стриж.
Нет. Во всяком случае, пока что.
Но как же я могу быть спокоен? Ведь завтра, в лучшем случае послезавтра о моем приезде в Москву будет известно всем.
Кому это — всем?
Тем, кого это интересует, — зловеще ответил Стриж.
Предельно конкретно... Вы подозреваете кого-нибудь?
Имен исполнителей я назвать не могу. По простой причине — не знаю.
Это понятно. А как обстоит дело с заказчиками? Ведь главное для нас — это определить их круг.
Стриж улыбнулся:
Мне кажется, это бесперспективный путь. Людей, заинтересованных в том, чтобы убрать Старевича и Сереброва...
И вас, — вставил я.
Да, и меня, — снова помрачнел он, — их слишком много. Никто не сможет проверить всех. Даже вы.
Невысокого вы мнения о наших правоохранительных органах, — улыбнулся я.
Нет. Просто гораздо лучше знать конкретно.
Хорошо. Я не против, — согласился я, — назовите мне их конкретные имена.
Он вздохнул:
В том-то и дело, что я их не знаю. Хотя и догадываюсь.
Мне кажется, что он пытается морочить мне голову!
Пусть будет так. Кого вы подозреваете?
Он нагнулся ко мне и тихо спросил:
А вы?
Я разозлился:
Послушайте, Стриж, вы вынуждаете меня произнести банальнейшую фразу, что вопросы в этом кабинете задаю я.
Ну зачем же вы так, гражданин Турецкий. Я к вам, можно сказать, за помощью, а вы...
Нет, вы только посмотрите на этого хама! Он меня еще и укоряет!
Стриж действительно вполне освоился в моем кабинете и даже достал из кармана плоскую жестяную коробочку с голландскими сигарами. Кстати говоря, мне показалось, что страх в его глазах куда- то испарился. Теперь я видел перед собой только сытого, благополучного и, видимо, очень богатого человека.
Если бы не полная пепельница на моем столе, я бы обязательно запретил ему курить. Просто из принципа!
Можно? — он помахал в воздухе сигарой и золотистой зажигалкой «Ронсон».
А я думал, спортсмены не курят, — желчно заметил я.
Ну-у это далеко не так. И курят и пьют.
Не говоря уже о...
О-о-о, — светски расхохотался Стриж, — это в первую очередь!
Ну а как обстоит дело с бывшими спортсменами? — произнес я, сделав ударение на слове «бывшими».
Стриж не ответил. Он со вкусом прикуривал. Вскоре я почувствовал замечательный аромат и тоже полез в карман за куревом.
Бывшие спортсмены живут по-разному, господин следователь. Кто как устраивается. Кто-то спивается, кто-то болеет...
Ну а у вас, как я понимаю, все в порядке?
Нет. И поэтому я здесь.
Ну со здоровьем, я надеюсь, у вас все нормально?
Спасибо. Но я не об этом.
Я понимаю. Скажите, а зачем вы вообще приехали в Москву? Не лучше ли было оставаться за границей, раз вы так боитесь нападения.
Нет, — подал голос Стриж.
Что — нет?
Не спокойнее.
Почему? — удивился я.
Там я на виду. Меня легко вычислить. Отель, Олимпийский Комитет. Спортивные организации. Не буду же я снимать квартиру или жить в приюте для бездомных. Так что, как это ни парадоксально, в Европе я в меньшей безопасности.
А почему вы не поехали в другую страну?
Ну разве что куда-нибудь в Африку. Нет, Александр Борисович, в наших необъятных просторах гораздо легче затеряться. И так было всегда. Обратите внимание, даже в самые жуткие сталинские годы никто не обнаружил семейство Лыковых. Ну этих, старообрядцев, которые чуть ли не с конца прошлого века живут в тайге.
Знаю, — кивнул Турецкий.
А ведь по всем показателям их должны были арестовать и посадить в лагерь. А они жили себе спокойно, молились...
Давайте оставим Лыковых в покое. Итак, вы приехали, потому что в Москве можно спрятаться более надежно?
Я не имел в виду — в Москве. В России.
Хорошо. Зачем же вы сюда пришли, в центр города? Ехали бы в Сибирь. К Лыковым.
Стриж расхохотался.
А у вас есть чувство юмора, Александр Борисович! Но если говорить серьезно, то в России меня труднее достать человеку, которого я подозреваю в убийствах Старевича и Сереброва.
Так назовите мне его, в конце концов!
Стриж огляделся по сторонам, как будто кто-ни-
будь мог нас подслушивать, и вполголоса произнес:
Патрик Норд. Вам известно это имя?
Известно...
Ничего нового, конечно, для меня в откровении Стрижа не было. То, как Норд силой заставлял хоккеистов подписывать контракты, говорило само за себя. В общем-то такой человек мог устроить охоту на спортивных функционеров.
У вас есть доказательства? Я имею в виду доказательство его соучастия в убийствах ваших партнеров по спорту, бизнесу...
Он, видимо, был готов к этому вопросу, И с готовностью достал из внутреннего кармана пиджака продолговатый картонный конверт экспресс-почты.
Вот, пожалуйста, Александр Борисович. Взгляните вот на это письмо. Я получил его в Женеве неделю назад.
Я вынул письмо из конверта и начал читать:
Дорогой Саша!
Посылаю письмо по почте, потому что не слишком доверяю телефону и прочим электронным средствам связи. Кто знает, может быть, они прослушиваются. Ты знаешь, что мой, или, вернее сказать, наш враг по ту сторону океана способен на многое. Если не на все. А почта как-то надежнее.
Хуже всего то, что его никак нельзя поймать за хвост — он действует через подставных лиц и не оставляет никаких следов. Но его требования заходят слишком далеко, и дальше терпеть это я не намерен. Поэтому я попытаюсь лишить его канала, связанного с «Национальным кредитом». Сейчас для этого самый удобный момент.
Твоя задача — подстраховать операцию в Женеве. О том, когда понадобится действовать, я сообщу по телефону. Просто позвоню, и это будет означать, что пора.
Очень надеюсь, что все получится. Ожидай звонка на днях.
Твой Валя.
Письмо было отпечатано на бланке Национальной федерации хоккея.
И что это все значит? — спросил я.
Как вы, наверное, уже знаете, Федерация хоккея занималась кое-какой коммерческой деятельностью. Ну там торговлей, коммерцией.
Торговлей чем?
Разным...
Водкой, например. Сигаретами...
В том числе. Вы же понимаете, сейчас такое время...
Понимаю, — отрезал я. Все эти разговоры о времени, которое вынуждает спортивные организации торговать спиртным и табаком, мне уже порядком надоели, — продолжайте пожалуйста.
Вот. Патрик Норд хотел взять доходы от этих операций под свой контроль.
Каким образом?
Обычным, свойственным ему способом. То есть наскоком. Он воспользовался своими связями в банках, через которые мы переводили деньги, и поставил нас перед фактом — либо мы отдаем часть, либо лишаемся всего. Разумеется, нам ничего не оставалось, как согласиться. Конечно, до тех пор, пока мы не нашли способ бороться с Нордом.
Постойте-постойте. Вы переводили доходы от операций за границу? — неожиданно, как мне показалось, спросил я.
Стриж чуть запнулся, но потом очень складно продолжил:
Вы меня не так поняли. Наши фирмы, разумеется, переводили деньги по счетам в заграничные банки.
В том числе в Швейцарию?
Да.
Это и есть причина вашей командировки в Женеву?
Да. Но до поездки я не знал о планах Старевича. В принципе мы обсуждали что-то подобное, но ни о каких сроках не договаривались.
Объясните, пожалуйста, почему Старевич так поступил, и вообще, каков был механизм изъятия денег Нордом?
Механизм прост. Часть контрактов заключалась с подставными фирмами, контролируемыми Нордом. Им перечислялись деньги за несуществующие контракты. Норд имел полную информацию о поступлении денег на наши счета в банке «Национальный кредит». Поэтому в любую минуту он мог отдать команду заморозить тот или иной платеж. Вот, собственно, и все. С юридической точки зрения к Норду не может быть никаких претензий.
А почему вы просто не сменили банк, через который происходили расчеты?
Собственно говоря, именно это мы и готовились сделать. Но и Норд, как вы догадываетесь, предвидел такую ситуацию. Поэтому на счетах постоянно имелась, если так можно выразиться, «буферная» сумма. Конечно, достаточно крупная. И если бы Норд что-то заподозрил, мы сразу лишались ее.
Как я понимаю, суммы контрактов были большими?
Да. Достаточно велики.
А поконкретнее?
Стриж улыбнулся:
