Клара Меральда - Пожилая дама в Голландии
За несколько дней до моего отъезда мы сидели вдвоем с Войтеком в гостиной. Крысь спал, Эльжбета все еще возилась на кухне. Мой ребенок читал газету, а я думала о днях, проведенных здесь, которые так быстро пролетели. Сколько пережитых эмоций! Если бы Войтек сразу меня прописал, все могло сложиться иначе. Я забеспокоилась: уладил ли он эту формальность?
– Ты меня прописал?
Он что-то буркнул в ответ.
– Если нет, то заплатишь штраф, помни. Он высунул голову из-за газеты.
– Слушай, Пушистик, далась тебе эта прописка! Это же глупая формальность, не имеющая значения. Ты не была прописана и жила тут так же спокойно, как и сейчас, когда я тебя прописал.
– Но ты, однако, знал, что эту глупую формальность надо выполнить.
– Ты, пожалуй, действительно стареешь.
Мой ребенок зашуршал газетой и опять скрылся за ней.
Знал бы он, как «спокойно» я тут жила из-за того, что он вовремя не прописал меня! Сколько страху испытала из-за этого высокого голландца! Когда я по ошибке села за его столик, просто чудо, что меня не хватил удар. Но если бы хватил, Войтек узнал бы все. Я представила себе моего ребенка, рыдающего над моим гробом. У меня сдавило сердце. Нет, я не хочу, чтобы он так страдал.
– Я не хочу, чтобы ты страдал… – невольно вырвалось у меня.
Это оторвало Войтека от чтения. Он неодобрительно посмотрел на меня.
– Что ты говоришь? Если у тебя ко мне какие-то претензии, отложи их на потом. После целого дня тяжелой работы я хочу дома спокойно почитать газету.
Конечно, я больше ничего не сказала. Могут ли вообще взрослые дети серьезно относиться к своим родителям?
Поезд из Утрехта в Варшаву уходил в 22.30. Войтек провожал меня. Мне нелегко было расстаться с Эльжбетой и Крысем, и мы выехали из дома, слегка опаздывая.
Центр Утрехта оказался весь перекопан. На улицах, как и в Варшаве, в это время не было ни одной живой души, у которой можно было бы спросить дорогу на вокзал.
Я сидела тихо, чтобы не раздражать Войтека. Наконец мы доехали до места, откуда были видны железнодорожные пути, но не было видно подъезда к вокзалу.
Каким-то чудом мы все же попали на вокзал за пять минут до отхода поезда. Войтек успел забросить мои вещи в купе и выскочил.
Поезд тронулся. Я открыла окно. Мой ребенок стоял на перроне и махал рукой.
– Напиши, в каком состоянии ты найдешь в морозилке творог! – успел он еще крикнуть.
На Гданьском вокзале меня ждал пунктуальный Анджей со своей малолитражкой. В почтовом ящике я обнаружила кучу счетов и официальных писем. На следующий день я с умилением приветствовала родные картины: выбоины и выпуклости на тротуарах, очереди и грязные окна магазинов. Впервые меня не вывела из себя грубая продавщица в «моей» кулинарии.
Сомнений не было – я дома. Голландия осталась очень далеко.
Вскоре явились мои приятельницы. Они не сомневались в отношении моих эмоций.
– Должно быть, для тебя ужасен этот контраст!
– Трудно будет опять привыкать…
– Голландия слишком мещанская и спокойная страна, но по крайней мере ты отдохнула…
– Пожалуй, ты похудела, тебе нужно больше есть мяса…
– Пожила там как человек, без хлопот и нервов… Приятельницам нужно говорить то, чего они ждут.
– Было великолепно! – заверила я.
Выходя из дома, я снова каждый раз заглядываю в почтовый ящик. Снова жду писем от ребенка и не удивляюсь, когда их нет.
Подумываю о том, чтобы написать высокому голландцу. Но не могу же я послать письмо по такому адресу: «Управление полиции в N., лично комиссару Беа… (остальную часть фамилии я не помню), высокому, сероглазому»? Нужно подумать как следует.
Примечания
1
Район новостроек Варшавы (здесь и далее прим. переводчика).
2
Улица в Варшаве.
3
«Какой же вы любезный!»
4
Название пригорода Варшавы.
5
Название детской игры.
