Михаил Черненок - Тузы и шестерки
Глава XXIII
На выяснение всех обстоятельств сложного преступления, где густо переплелось множество человеческих пороков, ушло немало времени. Поиски свидетелей и вещественных доказательств, оформление различных справок и экспертиз, допросы и очные ставки безжалостно глотали день за днем. Прижатый неопровержимыми фактами, первым стал давать правдивые показания телохранитель Шерстобоев. После очной ставки с ним вразумительно заговорил и «адъютант» Копалкин.
Как и предполагал Антон Бирюков, начальным импульсом, повлекшим за собой длинную цепочку смертей, послужила любовь Лины Ярыгиной и Николая Соторова. Строптивая нравом Зинаида Валерьевна, сама вышедшая в молодости замуж по расчету за невзрачного с виду, но перспективного финансиста, не допускала и мысли, что сердечные чувства могут играть главную роль в супружеской жизни. Убедившись, что мирным путем уговорить дочь не удастся, мама решила откупиться от будущего зятя. К ее огорчению, тот оказался неподкупным. Уступать и мириться с обстоятельствами было не в характере Зинаиды Валерьевны. Наслышавшись и начитавшись в газетах о безнаказанности заказных убийств, она стала просить Тимофея Шерстобоева «за хорошее вознаграждение избавить Лину от назойливого жениха». Шерстобоев, хорошо зная бескомпромиссность Соторова, увильнул от щекотливого «заработка» и, чтобы не обидеть супругу шефа, у которого уже служил телохранителем, посоветовал ей переговорить на эту тему с Глебом Вараксиным. В январе, спустя неделю после загадочной гибели Николая Соторова, Вараксин внезапно заявился домой к Шерстобоеву. Вначале сказал, что по собственному желанию уволился из ОМОНа и теперь подыскивает хорошо оплачиваемую работу. Потом вдруг попросил:
– Тимофей, помоги мне сберечь пятнадцать «лимонов».
– От какой сырости они у тебя завелись? – усмехнулся Шерстобоев.
– Ну, как от какой… За Чечню полный расчет сделали да выходное пособие. Вот и набралось. Сам-то я не уберегу их. Или пропью, или на девочек фукну. Ты же мужик экономный. Не пьешь, не куришь, на девок не тратишься. Положи мои бабки в банк на себя. Сделай доброе дело, очень прошу. Навар будем делить пополам. Сколько, по-твоему, набежит за месяц на пятнадцать «лимонов»?
«Феникс» для своих сотрудников начислял по депозитам с ежемесячной выплатой дохода девять процентов, однако Шерстобоев из коммерческих соображений почти наполовину занизил «навар»:
– Тысяч шестьсот накрутится.
Вараксин вздохнул:
– Маловато, но с паршивой козы хоть шерсти клок. Значит, так: триста пятьдесят кусков – мне, остальное – тебе. Согласен?
Тимофей догадался, что «заработал» Глеб на Соторове и опасается при открытии счета на свое имя «засветиться». Поначалу хотел наотрез отказаться от сделки, но не устоял перед соблазном ежемесячно наваривать на халяву в свой карман по миллиону рублей. Игра стоила свеч. Одного не учел Шерстобоев: непредсказуемого поведения Вараксина при запое.
Неприятности начались сразу, как только Исаева выгнала загулявшего Глеба с работы. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что угрожающие телефонные звонки Азе Ильиничне – проделка Вараксина. Выследив Глеба, когда тот с магнитофоном в руке вышел из кабины телефона-автомата, Шерстобоев сурово спросил, с какой целью он затеял этот шантаж.
– Чтобы поняла красотка, что без телохранителя ей не прожить, – наивно ответил Вараксин. – Ты вот пасешь шефа и каждый месяц, считай, за безделье хапаешь по два «лимона». Я тоже хочу работать мало – получать много.
– Считаешь, Аза возьмет тебя в охранники?
– А куда она на хрен денется. Если наймет другого, буду до той поры долбить ей мозги, пока не сообразит, что без Вараксина – труба. Ильинична баба умная. Догадается, как жизнь сохранить.
– Смотри, не заиграйся.
– Ничего, поиграю, пока молодой. – Вараксин прищурился. – Чего за нее дерешь задницу?
– Хочу, чтобы ты хоть немного поумнел.
– Не всем же быть таким умником, как ваша светлость. Мне еще надо с тобой разобраться. Имею сведения, будто ты каждый месяц отрываешь от моего дохода по «лимону». Признайся, Тэтэ, ловчишь?..
Шерстобоев нахмурился:
– Могу сегодня вернуть твои «лимоны», но учти, что дело Соторова в архив еще не списано.
– А при чем тут я? – будто удивился Глеб.
– Не изображай незнайку. Для ясности замнем. Когда тебе вернуть бабки?
– Не петушись. Пусть полежат.
– Пусть, – согласился Шерстобоев. – Но если еще хоть раз о них вякнешь, молчать не стану. И вообще по-хорошему тебе советую: имея замаранные кровью руки, не лезь на рожон. Иначе плохо кончишь…
Вараксин совету не внял. Угрожающие телефонные звонки к Исаевой не прекратились. Более того, вскоре взвинченная до крайности Зинаида Валерьевна Ярыгина пожаловалась Шерстобоеву, что Глеб нахально набивается к ней в телохранители. Говорит, будто какие-то бандиты уже разработали план захвата ее в заложницы, чтобы сорвать с Михаила Арнольдовича пятнадцать миллионов выкупа.
– Пошлите его подальше, – сказал Шерстобоев.
– Посылала! Не идет и продолжает третировать телефонными звонками, – нервно ответила супруга банкира.
– Тогда припугните покрепче.
– А ты можешь по-свойски с ним поговорить?
– Попробую…
Несколько раз Шерстобоев встречался с Вараксиным, но Глеб был в таком опьянении, что вести с ним какие-либо разговоры не имело смысла. В начале апреля, сопровождая шефа на одной из презентаций, Тимофей Шерстобоев неожиданно встретился с бывшим сослуживцем по Приднестровью Федором Копалкиным, который сопровождал представительного полковника авиации с множеством орденских колодочек и звездой Героя Советского Союза. От нечего делать разговорились. Федор похвастался, что служит теперь шофером у командира войсковой части, а денежное довольствие получает как адъютант в звании лейтенанта.
– Давно в Новосибирске? – спросил Шерстобоев.
– С неделю уже в гостинице «Обь» живем. Командир выясняет в областной администрации вопросы насчет продажи автотехники. Я от безделья вчера у Вараксина в гостях побывал. Спивается Глеб капитально. На этой почве у него, кажется, крыша начинает набекрень ползти. После третьей рюмки расплакался, зубами заскрипел и стал костерить себя на чем свет стоит. Мол, за пятнадцать лимонов продал душу дьяволу, а теперь от угрызения совести места не нахожу. Жаловался, что даже водка не приносит, как прежде, душевного облегчения.
– На меня телегу не катил?
– Нет. Наоборот, сказал, будто каждый месяц выручаешь его деньгами. Но черная зависть к тебе, по-моему, у Глеба копошится. Дескать, вот Тэтэ устроился охранять банкира и с чистой совестью живет разлюли-малина. О себе говорил, что рассчитывает охмурить какую-то банкиршу или жену банковского воротилы и тогда, мол, тоже заживу припеваючи. Короче, нес откровенный бред.
– О других приднестровских сослуживцах что-нибудь знаешь? – поддерживая разговор, спросил Шерстобоев.
– Недавно в Барнауле встретил командира роты Пеликанова.
– Чего занесло его в Барнаул? Он же тираспольский.
– По-моему, майор сменил профессию. Встретились мы случайно в ресторане. Он был в компании крутых парней, промышляющих заказными убийствами. Похоже, пользуется у них авторитетом. Увидев меня, обрадовался. Обнял как родного брата. Минут десять посидели вдвоем, по рюмахе выпили. Поинтересовался, нет ли у меня на примете состоятельного туза, которому позарез надо ликвидировать конкурента. Если, мол, такой заказчик появится, звони немедленно. И номер телефона дал.
– Гибнут люди.
– Что поделаешь… Как говорит Глеб, тоска зеленая…
Через неделю после этого разговора «зеленая тоска» Вараксина завершилась гибелью Зинаиды Валерьевны и смертью самого «тоскующего». Спустя несколько дней к Шерстобоеву приехал Копалкин. Мельком упомянув о последней встрече с Глебом, Федор попросил Тимофея подыскать покупателя, чтобы по дешевке сплавить автомат Калашникова.
– Я, Федя, оружием не торгую, – ответил Шерстобоев. – Какая вожжа Глебу под хвост попала?
– Да мы с ним виделись не дольше пяти минут. Глеб был в глубоком трансе. Едва я поставил на стол литровый пузырь водки, он сразу налил полный стакан и залпом оприходовал. После этого сказал, что около часа гонялся на «Джипе» за стервой, которая хотела нанять киллера, чтобы укокошить его. Потом вздохнул: «Передай Тэтэ, если загнусь, пусть отдаст все мои бабки родителям Коли Соторова и поставит в церкви свечку за упокой раба божьего Глеба. А ты, Федюня, хватай из-под койки свою клюку и уметайся подальше, пока не поздно». Вот, дословно. На кой черт я забрал у него автомат, сам теперь не пойму…
Тихо и незаметно замелькали весенние деньки. Похоронив супругу, Михаил Арнольдович Ярыгин с головой ушел в банковские дела и вроде бы успокоился. Первые признаки тревоги на лице шефа Шерстобоев заметил в конце мая. Утром шеф стал приезжать на работу с отечными, словно от постоянного недосыпания, глазами. Часто совал под язык таблетку валидола. Иногда, будто задумавшись, отвечал невпопад.
