Ростислав Самбук - Нувориш
– Хорошо, – резюмировал Задонько и положил перед Луганским протокол допроса. – Прошу подписать.
ГАПОЧКА И КОЛЯДА
Коляда нахальными глазами смотрел на майора Гапочку.
«И что тебе известно, ментяра гадский? – размышлял. – С лижинским железнодорожным мильтоном – глухо: ни я, ни Олег не расколемся – кому охота на себя вышку вешать? Луганский тем более будет молчать. Может, кто-то видел нас, когда за Моринцем охотились? Вряд ли. Следует отпираться до последнего, пока окончательно не припрут к стенке. Сидоренко – парень башковитый, так просто не расколется: выходит, и тут наши позиции тверды.
Остаются Ребровица и Узловая. Но кто видел, как мы опустошали контейнеры? Никто. А значит, идите, товарищи менты, в задницу. Не был я под Ребровицей, а об Узловой, вообще, впервые слышу. Правда, наш грузовик могли засечь в Михайловке – увидел какой-то абориген на улице, – но ведь номера на бортах перерисованы, металлические – фальшивые, попробуй докопаться». Коляда осмелел и заявил:
– Я всегда гордился нашей милицией и вообще – правоохранительными органами. И вдруг… Хватают человека ни за что… В чем меня обвиняют, майор?
Гапочка не без иронии смотрел на Григория: нахальный и юркий какой-то… Майор уже знал, что во время обыска у Коляды найдены две пары джинсов и белая американская тенниска с надписью латинскими буквами. Выходит, похож на описанного Ниной Хомячок: красивый, белобрысый и шустрый.
– Когда вы начали работать на Луганского? – спросил майор резко.
«Неужели Иван Павлович продал? – заволновался Коляда. – Вроде бы на него не похоже. Однако, на что только не способен человек, когда дело коснется его собственной шкуры? Наверно, Луганскому пообещали золотые горы, вот он и выдал всех ребят. Да, скорее всего, так оно и было, потому что, кроме Луганского и Олега Сидоренко, никто не знал его адрес. Значит, ментам известно и про Ребровицу, и про Узловую. Но не рано ли паникуешь, Гришка? А вдруг не знают, чем они на самом деле занимались?..»
– Какой Луганский? – прикинулся удивленным Коляда. – Впервые слышу такую фамилию.
– Иван Павлович, – уточнил Гапочка, – он завербовал вас в банду, грабившую контейнеры на железной дороге.
«Выходит, все ментам известно и продал нас таки Луганский. Вот шкура, гад поганый!»
– Было, – вздохнул сокрушенно Григорий, демонстрируя раскаяние. – Этот Луганский наобещал много денег, но обманул.
– Когда грабили контейнеры, не могли не знать, что совершаете противоправные действия.
– Так уже случилось… Подбил нас на это Луганский.
– Итак, вы признаете, что принимали участие в ограблении контейнеров под Ребровицей и на станции Узловой?
– Не отрекаюсь.
– Так и запишем. Далее: ограбив контейнеры, вы отвезли ящики с видеотехникой, компьютерами и принтерами в село Михайловку?
– В какое-то село – это точно. Названия не знаю.
– Перегрузили ящики в сарай? Хозяина усадьбы видели, узнаете его?
– Видел. Полный такой человек, усадьба за зеленым забором и сарай кирпичный. Узнаю.
– Куда доставляли награбленное из контейнеров на Узловой?
– В Киев, на Березняки.
– Какой товар?
– По-моему, барахло. То есть, шмотки. Обувь и куртки, хлопцы говорили – были и дубленки.
– Куда именно на Березняках?
– А там склад есть, кажется, мебельный.
– Хорошо. А теперь, скажите мне, Григорий Афанасьевич, когда вы в последний раз были в Лижине?
Григорий скривился, будто от боли. «Неужели, – мелькнула мысль, – дознались о девчушке и о майоре? Этого только не хватало».
– Ездил, – признался, поскольку отказываться не было смысла: Леся и ее начальница все равно узнают его. – Недели две назад. Позвонил мне, значит, один знакомый из Ребровицкого потребсоюза, попросил помочь. Вагон с лесом у них гуляет, так не помогу ли я ускорить?.. Пообещал даже немного деньжат подкинуть.
– Фамилия? – поинтересовался Гапочка. – Фамилия этого вашего знакомого?
– Клименко, – наконец вспомнил фамилию директора лесоторгового склада Григорий. – У меня, знаете, на фамилии память плохая.
– Допустим, – согласился Гапочка, – загон с лесом для Ребровицкого райпотребсоюза. А при чем тут Лижин?
– Это – большая станция, и там все знают. В общем, отправился я туда и девушка с товарной станции пообещала ускорить доставку леса в Ребровицу.
– Какая именно девушка?
– Не знаю, а имя, кажется, Леся.
Гапочка немного подумал и сказал:
– Повезем вас, Григорий Афанасьевич, в Лижин.
– Зачем? – встрепенулся Коляда.
– Покажем вас Лесе и ее начальнице.
Испуг мелькнул в глазах Григория и это не прошло мимо внимания Гапочки.
– Я ведь не отрицаю, что встречался с ними, – сказал Григорий.
– Все будет по закону, – объяснил майор, – акт опознания, очная ставка…
«Лишь бы только Леська не раскололась, – подумал Григорий, – потому что тогда мне несколько лет довесят. Как одному из организаторов ограбления. Неужели не сообразит? Расколется – ведь сама под суд пойдет».
– Вам виднее, начальник, – сказал. – Закон и в самом деле следует уважать – я уже почувствовал это на собственной шкуре.
«А еще мы покажем Коляду свидетелю, видевшему его вместе с Нечипоренко, – решил Гапочка. – Если узнает Коляду, возможно, выйдем на след майора».
– Завтра поедем в Лижин, – сказал.
– Завтра, так завтра, – согласился Коляда, – теперь я полностью в вашей власти: если бы и захотел – не убегу.
Григория и еще двоих парней, одетых в джинсы и светлые тенниски, поставили под стеной в помещении дежурного по отделению милиции. Первой в комнату пригласили Нину Хомячок.
«У-у, стерва», – злобно прорычал одними губами Коляда, хотя причин для недоброжелательства у него вовсе не было. Наоборот, Хомячок свела его с Лесей, значит, мог бы испытывать благодарность к ней.
Хомячок не усомнилась ни на мгновение.
– Этот, – указала на Григория, – именно он приходил к нам – разыскивал вагон с лесом для Ребровицы.
Гапочка оглянулся на понятых.
– Прошу зафиксировать.
Следом за Хомячок в комнату впустили Лесю. Увидев Григория, она хотела броситься к нему, но дорогу преградил тот самый майор, который допрашивал ее в кабинете начальника станции. Но Леся не видела майора, вперила взгляд в Григория, не могла еще осознать, что это именно он, ее любимый, лучший человек на свете.
Но почему стоит у стены, а рядом еще двое парней, чем-то похожих на него? Вспомнила – ей надо узнать его, но разве не видно, что уже узнала?
Вдруг опомнилась и отступила на шаг: он ведь арестован. Не уберегся, дружки все же втянули, потому, наверно, и не приходил, не мог же забыть ее – такие хорошие слова говорил…
Значит, милиция оказалась более ловкой…
Всюду успевают мильтоны, всюду суют свой нос – где нужно и где не нужно: вот и Григория задержали…
А где нужно – днем с огнем не найдешь. Лижин еще бог миловал – хоть и тут кражи да пьяные хулиганы, – а вот в Киеве и других больших городах, говорят, квартиры грабят чуть ли не через одну…
Леся почувствовала: гнев просыпается в ней. Она сейчас ненавидела эту подлую милицию, которая не охраняет простых граждан, а хватает кого ей заблагорассудится. Таких – оступившихся, как ее Гриша. Он же невиновен, просто попал в безвыходное положение.
Неужели не простят? Неужели не помилуют? Кого же тогда миловать? Опутали его паутиной – это же надо учитывать…
А Григорий усмехался: будь что будет, все равно сидеть, а он и в тюрьме не пропадет. С его характером и умением приспосабливаться к кому угодно!.. Одного одарить улыбкой, другому подкинуть приятное слово, подольститься к третьему… Жизнь есть жизнь, и следует устраиваться в зависимости от обстоятельств. Только бы Леся не размякла, вон как обрадовалась, узрев его, глаза так и светятся преданностью и любовью. Дуреха, уродина… Возьми себя в руки, не раскисай, будь все время настороже, от ментов можно ждать чего угодно: гам – и схавают. Молчи, дурочка, не сознавайся ни в чем – сама себе яму не выкапывай.
Потому что ох, как тяжело выкарабкаться из нее!.. Леся вплотную приблизилась к Коляде, прошептала так, чтоб никто не услышал:
– Любимый…
– Молчи… – едва успел шевельнуть губами Григорий, как майор не совсем вежливо отстранил Лесю.
Леся показала Григорию глазами, что поняла его, и сказала:
– Этого товарища знаю. Он разыскивал вагон с лесом для Ребровицкого потребсоюза.
И снова Гапочка дал знак понятым зафиксировать показание.
Леся в дверях остановилась, одарила Григория нежным взглядом, а он улыбнулся, как и раньше, светло, радуясь, что девушка не предала его.
Коляда отодвинулся от стены, надеясь, что процедура опознания закончилась, но раздалась резкая команда Гапочки:
– Стоять!
Коляда снова прижался к стене, а в комнату вошел совсем незнакомый человек в джинсовом костюме. Гапочка подвел его к троице, стал говорить какие-то обязательные для такой ситуации слова, но человек слушал его вполуха, он сразу узнал Коляду, так как смотрел лишь на него.
