Владимир Колычев - Здравствуй, Мурка, и прощай!

– И чего можно построить?

– Я думаю, что нам нужно осваивать производство сухой строительной смеси. Товар ходовой, есть возможность приобрести оборудование. Но Максютов считает, что лучше увеличить производство кирпича. Есть технологии, есть специалисты, и, главное, удобный и дешевый доступ к источнику сырья.

– А где брать сырье для сухой смеси?

– Будем искать поставщиков. И цемент найдем, и песок. Спрос на сухую смесь есть, и это главное.

– И на качественный кирпич тоже есть спрос.

– Так, значит, ты поддерживаешь Максютова! – нахохлилась Марина.

– Я этого не говорил. И сухая смесь хорошо, и кирпич. А инвестиции?

– Возьму кредит в банке, а что делать? За кредит на оборудование мы рассчитались, линию запустили... Надо расширять производство. Сам знаешь, я на месте стоять не намерена...

В глазах у Марины бушевал азартный огонь. Бизнес для нее не средство существования, а смысл жизни. Она с головой в деле. Ей не до любовников. Владислав чувствовал себя неловко. Последний раз он чувствовал себя так в далеком детстве, когда втайне от мамы расправлялся с банкой бабушкиного варенья и был застигнут врасплох. И как он посмел обвинить Марину в супружеской неверности?

Марина оставила свой «Мерседес» на заводе. Домой отправилась в машине с мужем.

– Я ждала, что рано или поздно ты устроишь мне проверку, – в пути сказала она. – И все-таки ты меня удивил...

– Да нет, ты не так меня поняла, – занервничал Владислав. – Просто ты задержалась, и я подумал...

– Подумал? А может, кто-то подсказал?

Она внимательно посмотрела на него. Когда она так смотрела, вся правда сама лезла наружу.

– Подсказал, – смятенно признался Владислав. – Какая-то женщина звонила...

– Кто такая?

– Не знаю. Она бы сказала, но я не стал ее слушать. Бросил трубку...

– И правильно сделал... Мы хорошо живем. Любим друг друга, у нас отличный дом, успехи в делах. Чем лучше живешь, тем больше завистников... Хотела бы я знать, что это за стерва?

И снова она взглядом потянула из него душу.

– Ну что ты на меня так смотришь? – Владиславу казалось, что из водительского кресла вылезли иголки. – Думаешь, это Лиза?.. Нет, это не Лиза... Ты же знаешь, где Лиза...

Он мог ожидать от сестры чего угодно, но совсем не того, что она сделала. В это невозможно было поверить, но Лиза ушла в монастырь. Взяла да ушла. Бросила институт и подалась в монахини. Второй месяц она уже взаперти, схиму принять собирается.

– Учудила твоя Лиза, – усмехнулась Марина.

– Почему учудила? Я всегда знал, что она хорошая. А в какой-то момент с истинного пути сбилась. Кувшинский голову ей заморочил... Ты вот тоже раскаялась. Только не в монастырь пошла, а в бизнес. А Лиза хочет монашеский обет дать.

– Я-то раскаялась, – кивнула Марина. – Что ж, и Лиза могла раскаяться.

По голосу можно было понять, что ей в это трудно было поверить. Но Владислав в свою сестру верил.

Марина снова задерживалась на работе. Но Владислав знал, что изменой здесь и не пахнет. Жена вся в делах. А он ей помогал. Его специалисты готовили фундамент под коробку нового цеха. И сам он частенько задерживался на заводе, домой возвращался вместе с Мариной. А сегодня приехал домой из своего офиса раньше супруги.

И снова зазвонил телефон. И снова как пилой по нервам.

– Да!

– Влад! – услышал он знакомый голос.

– Лиза? Что случилось?

– Влад, забери меня отсюда! Я больше не могу. Не могу я тащить этот крест. Хочу, но не могу...

– Главное, что хочешь. А не можешь, значит, не судьба.

– Не судьба... Так ты меня заберешь?

– Конечно. Когда приехать?

– Завтра с утра и приезжай. Только...

– Что только?

– Марине своей ничего не говори. Она смеяться будет, а я не хочу.

– Глупости какие. Не будет она смеяться. Да и не посмеет.

– Бог ей судья, если посмеет. Завтра тебя жду.

Марина вернулась в десятом часу ночи. Уставшая и голодная. Владислав не стал говорить ей, что Лиза просится обратно. А утром отправился в монастырь.

Лизу отпустили с миром. Лестных отзывов о ней от матушки-игуменьи он не услышал. Но и крамолу на нее не возводили, и то хорошо. Зато сам он получил благодарность – за материальную помощь в деле восстановления храма.

Владислав привез сестре шубу. Но та отказалась.

– Из монастыря и сразу в меха? – робко и с осуждением к самой себе спросила она.

Кроткая овечка с ангельским взглядом. Сказали бы Владиславу год назад, что Лиза может стать такой скромницей, ни в жизнь бы не поверил. А ведь должен был бы поверить.

По пути он завернул в магазин, купил ей серое долгополое пальто.

– Ко мне домой поедем или к родителям? – спросил он.

– А что, можно к тебе? – недоверчиво спросила она.

– А почему же нельзя? Или тебя Марина смущает?

– Нет, я сама себя смущаю. После того, что я сделала, ты проклять меня должен.

– Но ведь не проклял. А ты раскаялась.

– Да, но монахини из меня не вышло. Не рождена я для такой жизни. Меня в мир тянет. А ведь и в миру можно жить безгрешно.

– Можно и нужно.

– Влад, ты меня простил? – робко, с надеждой спросила Лиза.

– Ну, конечно же. И для того, чтобы я тебя простил, тебе вовсе не обязательно было уходить в монастырь.

– А если я сама себя не могла простить?

– А сейчас можешь?

– А Марина меня простит? Я же столько ей гадостей наговорила.

– Простит. И ты ее прости.

– За что?

– За ее прошлое. Да, она вела грешную жизнь. Но поверь, она исправилась. И мне с ней очень хорошо.

– Рада за тебя. И за Марину рада.

Владислав отвез сестру к себе домой. А вечером с работы приехала Марина. Лиза сама подошла к ней, извинилась за свое отвратительное в прошлом поведение. Марина зла на нее не держала. И с легкостью помирилась с ней. У Владислава возникла уверенность, что они обязательно станут хорошими подругами.

Глава 22

Марина все же настояла на своем. Решила наладить производство сухой строительной смеси. Взяла кредит в банке на постройку новых цехов, закупку оборудования, подготовку специалистов. Дело закрутилось. За зиму на территории завода выросли две коробки новых цехов. Но до запуска новой линии было еще далеко.

Правда, кое-кто думал иначе. И в один прекрасный день лично к ней пожаловали недобрые гости. Крупной комплекции парень с квадратной мордой вломился к ней в кабинет без всякого приглашения. И еще двух мордоворотов притащил.

– Платить будем? – без всяких предисловий спросил он.

– Это к Максютову, – спокойно сказала она.

– А чо нам Максютов? Ты здесь все решаешь...

– Я с тобой, красавчик, водку не кушала. Так что давай на «вы»...

– Так в чем проблема, можно и водки покушать, – нагло ухмыльнулся браток.

– А кто ты такой, чтобы водку с тобой кушать?

– Я-то?.. Я Кальцит. Меня все знают...

– Ну, если тебя все знают, тогда я недостойна такой чести – сидеть с тобой за одним столом.

– Прикалываешься, да? Короче, расклады такие. Двести штук баксов сейчас. И полтинник каждый месяц.

– А что, натуроплата вас уже не устраивает?

– Ты баба клевая, не вопрос. Но извини, ты на двести штук не тянешь. Так что натурой с нами не расплатишься.

Марина сделала вид, что своей остротой он ничуть не уколол ее. В разговоре с братвой нельзя выходить из себя. Разозлиться – значит показать свою слабость.

– Я не про себя. Я про кирпич.

– А кирпичом Клаус брал. Потому щас под кирпичом и лежит. Ну, в смысле под гранитной плитой...

– Выходит, власть переменилась?

– А то. Щас ты Джокеру будешь платить. А Джокер человек серьезный. С ним лучше не шутить.

Все-таки не зря Марина ждала наезда со стороны братвы. Думала, что Клаус со своей бригадой будет драть с нее три шкуры. Но его самого разодрали на части. Теперь вот появился какой-то Джокер с бугра. Его кирпич не устраивает. Ему чистые деньги подавай. А где их взять, когда Марина вся в долгах?

– А сам он, я так поняла, большой шутник. Двести тысяч долларов. У меня долгов гораздо больше.

– А твои долги никого не колышут.

– Ну почему никого? Меня колышут.

– Ну ты колыхайся, не вопрос. А бабки, по-любому, давай...

– А если нет денег?

– Найди... Короче, времени у тебя три дня...

– Нереальные у тебя постановы, браток, – хищно сузила глаза Марина.

– Чего?! – удивленно вытаращился на нее Кальцит. – Ты чо там про постановы лепишь? Блатная, что ли?

Блатной Марина не была. Вышла из этой среды. И обратно возвращаться не хотела. Да и опасно это. Как опасно было связываться с каким-то Джокером. Дашь ему ответку – пойдут слухи. Рано или поздно криминальный мир узнает, что Мурка дала отпор бандитам. А там и Пахан объявится со своими претензиями. Еще и с ним разбирайся. Но и двести тысяч отдать она не могла. Слишком уж это много. Да и Джокер, похоже, тот еще волчара – сунешь палец в пасть, отгрызет полруки.