Фридрих Незнанский - Король казино
Точно коричневая?
Я не ослепла пока, Леша! Вспомнила! «Форд»! Детишки крутились во дворе. У нас машин-то, сам знаешь, плюнуть некуда! Это, говорят, «мерс», это... Я и не выговорю! А это, мол, «форд».
Турецкий выложил на стол фотографию Саргачева.
Тетя Настя, а если я тебе фотографию этого квартиранта покажу, узнаешь?
Как не узнать! Он бегом не бегает. Ходит важно, здоровается.
Так я подъеду, тетя Настя.
Когда ждать-то?
Через часик.
Подъезжай, милок, подъезжай. Я к приезду дочки пирогов напекла. Твои любимые. С сушеной калиной. Подъезжай.
Крот положил трубку на рычаги, нажал кнопку с цифрой два, подвинул аппарат Турецкому.
Работа! — похвалил Крота Грязнов.
Вы давно знакомы с тетей Настей? — спросил Турецкий.
С детства. Вероятно, вас интересует, каким образом она устроилась работать уборщицей в такой дом? Отвечаю. С моей помощью.
Вопрос закрыт, — улыбнулся Турецкий.
Зазвонил телефон.
Слушаю. Еще раз, Ираклий Багратович...
Доктор Гошадзе говорил недолго. Поблагодарив за сообщение, Турецкий обвел взглядом собеседников и не сразу сказал:
При вскрытии обнаружена пуля в области сердца, кажется идентичная пуле, выпущенной из «Макарова» охранника. Экспертиза уточнит.
Надо узнать, кто приказал убрать Веста, — громко сказал Грязнов. — Павлова-то в Москве нет!
Крот закурил свой «Беломор» и окутался дымом.
Алексей Петрович, — обратился к нему Турецкий, — как вы посмотрите на то, если я попрошу вас оказать нам некоторые услуги? Конечно, не как следователя, а как сотрудника.
В каком качестве? И что за дело?
В качестве сотрудника, опера, агента, коим вы и являетесь. А дело такое.
Я слушаю, — сказал Крот.
Он действительно слушал внимательно: ни разу не перебил, не задал ни одного вопроса, а когда Турецкий закончил, протянул руку и сказал:
Располагайте мною, Александр Борисович. Я могу заняться требуемой оперативно-агентурной работой. — И этот спокойный тон, немногословие Крота лишний раз показали Турецкому, что перед ним был действительно высокий профессионал, знаток преступной среды, каких в МУРе нынче, пожалуй, и не сыскать больше...
Явились сотрудники МУРа. Турецкий выслушал их сообщение. Но они не принесли никакой новой информации.
Тетя Настя сразу же опознала Саргачева по фотографии и, угощая Крота и Турецкого пирогами с калиной, повторяла: «Он. Я как глянула, так сразу увидела — он!» Турецкий несколько раз пытался перевести разговор на «бабу», но тетя Настя отмахивалась. «Молодой! Почему и не привести?» И лишь с третьей попытки Александра припомнила: «В шляпе! Баба-то была. В широкой такой шляпе. И в очках».
Саргачев явно приезжал с госпожой Стрельниковой, — сказал Турецкий, когда они вышли на улицу. — Вице-премьерша была на похоронах Кузьминского тоже в широкополой шляпе. И, как известно, теперь Саргачев и Лариса Ивановна обвенчаны, то есть ездят всюду вместе.
Тетя Настя сказала, помнится, «как-то приезжала»...
Она могла побывать и дважды, — возразил Турецкий.
Любовный треугольник? Стрельникова — Саргачев — Вест. Ревность? А что?.. Похоже. Если учесть поведение Веста в казино, то очень похоже.
Все трое выросли в одном доме. Дружили с детства. Все поступили на юридический. Позднее пути их разошлись. Через много лет Саргачев и Лариса Ивановна обвенчались... Одно время я работал с Саргачевым. Он уже тогда был влюблен в Ларису, нынешнего вице-премьера. И любовь, пожалуй, была истинная.
Квартира Веста, видимо, опечатана органами? — спросил Крот.
Опечатана до производства тщательного обыска.
К сожалению, должен с вами попрощаться. Если не возражаете, встретимся завтра, — остановился Крот.
До завтра.
В прокуратуре Турецкого ожидали два свидетеля — охранники, те, что уехали ночью из особняка Андрея Васильева.
Проходите, — открыл дверь кабинета Александр. — И присаживайтесь. Паспорта, документы, пожалуйста... С кого начнем?
Турецкий развернул бланк протокола допроса свидетеля.
Не все ли равно, — буркнул белобрысый паренек. — Могу и я.
Объясните причину вашего внезапного ночного отъезда.
Приказал Олежка, мы и уехали.
Прапорщик Долгих был старшим группы?
Выходит, так.
Взбрело Олежке в голову, он и приказал?
Почему? Позвонили.
И кто же?
Начальство, — помолчав, ответил белобрысый.
Начальства у вас много. Но звонил-то один начальник. Его звание и фамилия?
Вроде как подполковник Рябков...
Вроде или точно?
Вроде...
Так мы с вами можем и не договориться, ребятки, — улыбнулся Турецкий. — Смотрю, хорошо вас накачали... Начнем с другого конца. Вам известно, что произошло в особняке?
Слыхали.
Погиб Олежка.
Парни переглянулись и ничего не ответили.
Кто вас ко мне доставил?
Не ваши же! — горделиво ответил белобрысый. — С вашими мы бы не поехали!
И откуда?
Из кабинета Рябкова.
Значит, ни свет ни заря, а подполковник уж к себе на ковер?
Чего это? Ни свет ни заря... Приказал в десять, в десять и прибыли.
О чем спрашивал?
Белобрысый шмыгнул носом и умолк.
Ребятки, вы знаете, где находитесь? — спросил Турецкий.
Ясно где, в Генпрокуратуре, у следователя по особо важным делам.
—- Верно. По особо важным. Начальника боитесь замазать?
Кто боится-то?
Так что ж ты молчишь, как партизан, если такой храбрый?! — повысил голос Александр. — Спрашиваю — отвечай! За дачу ложных показаний я вас предупредил, вот ваши подписи. Давайте конкретнее.
Спросил, кто, мол, из вас поднял трубку.
И кто поднял?
Я, — сказал белобрысый.
И что сказал подполковник Рябков?
Приказал позвать прапорщика Долгих.
А говоришь «вроде»... — усмехнулся Турецкий. — О чем дальше пошел разговор?
Ни о чем!
Так-таки и ни о чем? Спросил и... Гуляй, Вася!.. Ладно. Я минут на десять вас покину, ребятки, — разворачивая бланки допроса свидетеля перед охранниками, сказал Турецкий, — а вы здесь сочинением займитесь. Дополните свои показания, только четко, грамотно и правдиво.
А чего писать?
Ночью, в таком-то часу, я был разбужен телефонным звонком. Говорил подполковник Рябков...
Вроде, — неуверенно произнес белобрысый.
Пиши как считаешь нужным, — согласился Турецкий. — Но знай, за ложные показания придется отвечать.
А если человек и в самом деле не уверен? — подал голос молчавший до сих пор товарищ белобрысого.
Если вы и в самом деле не уверены, пишите «вроде», — ответил Турецкий и вышел.
В коридоре, приметив двух оперативников МУРа, доставивших в прокуратуру этих незадачливых охранников, он подошел к ним.
Ребята эти должны на недельку исчезнуть, — сказал он.
Сделаем.
А теперь попрошу вас доставить приводом сюда подполковника Рябкова. И поторопитесь. Если надо, выпишу постановление. Я имею в виду — если своими ножками он не захочет притопать.
Турецкий рисковал. Он должен был предупредить о немедленном допросе Рябкова его шефа, хотя по закону он, следователь, имел право допрашивать любого (·нидетеля, показания которого имеют значение по делу. Но успеет ли он вообще задержать Рябкова?
Сочинили свои показания? — вернувшись в кабинет, обратился он к паренькам.
Те молча протянули заполненные листы протоколов допроса свидетеля.
— Толково, — похвалил Турецкий, пробежав глазами показания. — И без всяких «вроде»... — Он оглядел пар- иги и внезапно спросил: — Жить хотите, ребятки?
— А кто не хочет? — хмыкнул белобрысый.
Турецкий вытащил связку ключей, отстегнул один из них, положил на стол.
— Ключ от дачи. Моего хорошего приятеля. Доедете до Ярославского вокзала, сядете в электричку и сойдете на станции Семхоз... Сделаем так. Я начерчу планчик, а вы пока звоните родным.
И что сказать?
Внезапная недельная командировка. Важное спецзадание.
Мама, я уезжаю. Вернусь через неделю, — работая над планом, краем уха слышал Турецкий. — Какая Чечня?! Туда на неделю не отправляют! Ну все, мама, все!
А ты чего не звонишь? — обратился к белобрысому Турецкий.
Некому.
Подойдите. Сойдете, значит, на станции Семхоз. Перейдете через железку и все прямо верст пять-шесть. Деревня Уголки. Четвертый дом с левой стороны. Соседку зовут тетей Дусей. Отовариваться будете у нее. Молоко, яйца, сметана... Деньги есть?
Найдем.
Магазинчик в деревне имеется. Хлеб, соль, сахар... В подвале две бутылки настойки. Черноплодная рябина! Одну разрешаю оприходовать. Но не сразу! Не в один мах!
Парни заулыбались. Турецкий подошел к окну и долго смотрел на улицу, потом набрал номер.
Михалыч! Подгони машину на внутренний двор. Отвезешь двух сотрудников на Ярославский.
Что вы так волнуетесь, Александр Борисович? Кому мы нужны?