Вячеслав Денисов - Грабеж – дело тонкое
Перечить Толя не стал. Подобрав под себя ноги, он натянул кроссовки и стал терпеливо ждать конвоя. Сегодня его уже не покормят, поэтому оставалось лишь вздыхать и глядеть на тех, кому конвоиры, за отдельную благодарность от родственников, передавали пакеты с провизией. В камере хрустели куриные хрящи и пахло колбасой с чесноком. От этих звуков и запахов кружилась голова, но Толя знал, что ему, переступившему порог «хаты» и добровольно, по привычке устроившемуся у отхожего места, не перепадет ни крошки. Такова его доля, с которой он уже давно смирился.
Он не догадывался, что уже приговорен. Откуда ему, бродяге, тронутому умом и состоящему на учете в психиатрическом диспансере не ради «отмазки», а в силу строения своего организма, знать, что кто-то в этом городе уже дал команду «принять» Толю в изоляторе?
Толя умрет уже через три часа, когда на город опустится ночь, а в этой камере по-прежнему будет гореть свет. Трое сокамерников подойдут к нему, лежащему у отстойного места, перевернут на спину и один из них закроет Толе рот рукой.
Толя будет вырываться из крепких рук, но все будет тщетно. То время, когда можно было поднять шум и заинтересовать им вертухаев, было упущено. Толя спал и проснулся оттого, что понял: его убивают. Только он не понимал, за что. В камере он ни у кого ничего не украл и никого не предал.
Толя Кантиков лежал и смотрел на черную дырку камерной параши. Его глаза светились ужасом, а внутри гремел так и не вырвавшийся из легких вопль.
Он знал, что душить его будут аккуратно. Никаких синяков, никаких ссадин. Когда патологоанатомы произведут вскрытие, временные пассажиры этой камеры уже рассосутся по своим основным камерам, и потом никто из них ни за что не вспомнит, даже под пыткой, как душили Толю Кантикова. Когда в легких Толи закончится воздух и мозг перестанет получать кислород, он умрет. Скорее всего, никто даже не подумает возбуждать по этому поводу уголовное дело. Зачем «хозяину» портить статистику своего централа? Проще всего тихо и мирно решить вопрос о том, что Толя умер вследствие острой сердечной недостаточности. Родных у Кантикова в Тернове нет, знакомых – тоже. Есть адвокат, но у этого мудака такая рожа, что лучше иметь в процессе двух прокуроров, чем одного такого защитника. Вообще непонятно, чем он руководствовался, беря на себя обязательство защищать Толю до последней капли крови...
Толя лежал, слушал храп зэков и размышлял о том, что могло бы произойти, не окажись на автовокзале тех «братков» на «Ягуаре». Он уехал бы в Новосибирск, потихоньку подворовывал бы, подрабатывал, как и в Тернове, у хозяина какого-нибудь киоска и жил бы на съемной квартире. В Новосибирске родных нет, он даже не знает, где находится этот город. Но однажды, задержавшись в магазине по продаже видеотехники, куда он зашел погреться, он видел на экране работающего телевизора передачу о Новосибирске. Толя увидел зимой зеленый город, и ему сразу стало тепло. Может быть, в этом Новосибирске лето круглый год и можно не беспокоиться о том, что у тебя нет теплой одежды? Он полюбил этот город, решив уехать туда сразу же, едва появится возможность. Поэтому Толя и покупал билет в Новосибирск. Снять квартиру там стоит недешево, однако деньги были. Были... По расчетам Толи, их могло хватить даже на три-четыре месяца. Но вместо этого он вынужден сейчас торчать в этом каземате и безропотно подчиняться бычью, оккупировавшему все шконки. Все, чего он достоин, – это лежать в самом зловонном углу камеры, у самого очка.
Если бы Толя обладал светлым разумом, то он, пожалуй, пожалел бы себя. Пожалел и нашел отсюда выход. Но Толя был болен и думал, что так и нужно. Лежать у параши, вспоминать о Новосибирске и переживать от того, что те восемьсот долларов, что были в кармашке его рубашки, уже давно поделены между ментами. И судья с ними заодно, сволочь...
Ровно в три часа ночи, когда Толя Кантиков заснул крепким сном, от дальней стены отделились три тени и бесшумно подошли к параше...
– Что вы, гады, делаете?! – вскрикнул какой-то мужик со средней шконки.
– Закрой пасть, сука... – прошипел один из троих, повернув к мужику перекошенное лицо. – Тоже горя хочешь?!
А Толя, теряя силы и горя от недостатка кислорода, уже дергался в конвульсиях...
– Лежи, падла, иначе ноги переломаю...
И было непонятно, в чей адрес это было заявлено.
«Наверное, не в мой», – решил мужик со средних нар. Он опустил голову на руку и закрыл глаза. Лучше лежать на шконаре, и живым, чем у параши, и мертвым. А настоящий зэк никогда в чужие дела не встревает.
В камере снова наступила тишина. Все лежали на своих местах. В Терновском централе был полный порядок.
Толя умер за полчаса до того, как к СИЗО подъехали «Жигули», в которых сидели Струге, Макс и Левенец. Макс не знал, зачем Струге попросил его зайти в СИЗО и выдернуть из камеры какого-то Кантикова. Наверное, они с Антоном Павловичем потом будут разговаривать с этим типом?
Нет, Макс не до конца понимал, зачем нужно ночью вынимать из «фильтра» арестанта, если этим можно заняться утром.
А Павел Максимович вообще недоумевал, почему Струге вытянул его из дома посреди ночи, заставил взять чистые бланки постановлений об освобождении заключенного под стражу и почти волоком стащил с лестницы на улицу.
А Струге знал, что делал. Он ехал спасать веснушчатому жизнь. И он не успеет всего на какие-то жалкие тридцать минут. Он слишком поздно связал воедино звонок Шебанина и водворение его обидчика в изолятор. Слишком поздно...
Антона осенила эта запоздалая мысль в тот момент, когда он, дожидаясь выхода из дома Юшкина Макса, сидел в машине и слушал радио.
«Мой друг уехал в Магадан... – пел вечно молодой Владимир Семенович, – ...снимите шляпу, снимите шляпу...»
Беспокойно водя подбородком, освобождая горло из тугих объятий воротника рубашки, Антон чувствовал нарастающее напряжение. Он не понимал, откуда оно пришло и что с собой несет, однако было уже совершенно ясно, что ничего хорошего.
«Уехал сам, уехал сам... Не по этапу, не по этапу...»
– Черт!!!
Рывком дотянувшись до кармана, Струге вынул телефон:
– Макс, Макс! Бегом вниз! Бегом вниз, все скажу потом!!
Заскочив в машину, опер услышал:
– В СИЗО! Быстро, в СИЗО!.. Нет, к Левенцу! Сначала к Левенцу, Макс!..
Глава 11
А наступление ночи, предшествующее этим событиям, начиналось вполне размеренно и никаких серьезных потрясений не обещало. Макс, как и обещал, подъехал к дому ровно в двенадцать и «попипикал».
Когда слух Струге, сидящего перед телевизором, разрезал звук мощной «зиловской» «воздушки», он сначала подумал, что в доме пожар и в режиме мгновенного реагирования в дом влетела пожарная команда. Рольф залился таким яростным лаем, что Саша даже спустя часа два после отъезда Антона не могла успокоить пса.
Однако под окном был Макс на своей слегка побитой из-за неменяющегося образа жизни хозяина «девятке».
– Ты когда-нибудь очумеешь от своей работы, – предсказал Струге, усаживаясь на переднее сиденье. – Ты что творишь в спальном квартале?
– А что? Хорошо, – невозмутимо ответил тот. – Удобно. Когда в пробку попадаешь, вообще милое дело. «Мигалку» на крышу выбросишь, на «воздушечку» нажмешь – водилы на тротуары вылетают, чтобы дорогу освободить, а потом уже смотрят, что за чудовище так торопится. А тут я... Куда едем, Ваша Честь?
– Мы едем к восемнадцатому дому по проспекту Ломоносова. Там проживает некто Виктор Юшкин, мой бывший сосед по лестничной площадке. Когда подъедем, ты войдешь в пятидесятую квартиру и познакомишься с хозяином. У него есть дочь, Светка, но что-то мне подсказывает, что дома ты ее не застанешь. Она... Она нянечкой в больнице подрабатывает.
– И что я должен сделать?
– Ты мент, поэтому будешь разговаривать официально. Представишься старшим группы, расследующей разбой в отношении Юшкина, и попросишь его еще раз восстановить хронологию тех событий, когда ему разбили голову и вынесли двести тысяч рублей. Это первое. А второе заключается в том, что ты должен выяснить у Юшкина, встречался ли он с Савойским, организовывавшим квартирный обмен, в период между разбоем, когда его обнесли на двести тысяч, и моим вчерашним приездом. Я вчера приезжал к нему вместе с этим Савойским. Понял?
Макс наморщил лоб:
– Подождите, Антон Павлович... Юшкин... Это не тот алкоголик, разбой в отношении которого был пятнадцатым по счету?
Струге понял, что серия дерзких преступлений не прошла мимо внимания Земцова.
– Так это вы проживали справа от его квартиры?
После этого вопроса Струге понял еще и то, что Земцов не просто интересовался делом «терновского разбойника», а усиленно им занимался.
Пользуясь случаем, Макс рассказал Антону все, что УБОПу известно о происшествии той ночи. Никаких существенных расхождений между показаниями самого Юшкина и рассказом Макса не было. Но не этим сейчас был увлечен судья. Его интересовали документы на квартиру, которые должны были находиться у Юшкина. Светка назвала адрес нотариальной конторы, где оформлялись документы, и Антон Павлович его помнил. Однако его распирало любопытство заглянуть в документы и изучить их от корки до корки. Струге мог это сделать еще вчера, но в тот момент рядом находился Савойский и нездоровый интерес судьи к документам, читай – сделке Савойского, мог вызвать подозрение.
