Время доверять - Гера Фотич
Девочка явно подросла. Лицо округлилось. Формы стали более выразительные. Выпуклости груди подчёркивала черная футболка в обтяжку с изображением черепа. Джинсы были широковаты — стягивались клепаным кожаным ремнём на пояснице. На шее и запястьях — тоже ремни, с металлическими шипами. Короткие смоляные волосы растрёпаны, как раньше, стоят дыбом, концы осветлены. Чёрные глазки-буравчики сверкают гневом из-под густо накрашенных синих век.
За шиворот она держала парня — своего одногодку. Сказать «держала» — не совсем правильно, поскольку тот был выше ростом на голову, и рука девочки тянулась вверх. Крепко сжимала в кулаке ворот рубашки сзади, скручивала, ожесточенно подёргивала. Вторая рука угрожала кулачком, маячившим перед носом парня.
Девочка периодически сбоку заглядывала ему в лицо, грозно изрекала:
— Ну, говори, говори! Вот сотрудник милиции Антон Борисович! Признавайся — крал?.. Крал?
Взгляд парня испуганно метался по сторонам, точно пытался зацепиться, найти опору. Подросток кивал с напряжением, поскольку захваченный воротник тянул назад. Хрипел:
— Ххрра-ал…
Из кабинетов стали выглядывать коллеги. Хитро усмехались и скрывались за дверьми, возвращались к работе. Антон едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Отошел, пропуская гостей внутрь. Завёл к себе и прикрыл дверь.
Девочка тут же села к столу. Парень хотел пристроиться на стул у стены.
— Стоя-ять! — громко скомандовала она, угрожающе приподнялась, набычившись по-борцовски. Парень выпрямился, встал ровно, зашептал:
— Алла, прости, я всё отдам…
Значит, Алла, — вспомнил Заботкин, обратился к девочке:
— Алла, давай, я отведу его пока в комнату задержанных, а мы с тобой поговорим.
Девочка согласно кивнула.
Антон взял парня за предплечье и повел в дежурную часть. Вернувшись, успел заметить, как Алла резко откинулась на спинку стула, убрала что-то в карман брюк и напряжённо улыбнулась. Губы стали ярче.
Усмехнулся про себя — ох уж эти женщины успела подвести! Улыбнулся:
— Ну, рассказывай, — сделал вид, что ничего не заметил.
Алла набрала в грудь побольше воздуха. Выпучив глаза, изобразила лицом крайнее возмущение, выдохнула:
— Знаете, сколько он денег упёр?.. У Катьки из шестнадцатой комнаты; у Юльки из двадцать восьмой; у Лизы из тридцать первой; даже у воспитательницы Ирины Петровны… — затараторила, перечисляя жертв воришки. — А ещё он в гости ходил…
— Подожди, подожди, — остановил её Антон, деловито спросил, — кражи зарегистрированы?
— Что?
— Ну, вы в милицию по поводу данных краж обращались?
Алла рассмеялась наивности сотрудника:
— Ха-ха! Зачем? Мы же не знали, кто воровал! А теперь — вот он! Арестовывайте!
Она села ровнее, выправив спину, закинула ногу за ногу. Но, увидев свой выставленный белый грязный кед, смутилась. Убрала ноги под стул:
— Можно закурить?
— Вообще-то я не курю, — Антон стал серьёзным, — да и тебе не надо.
Щёки девочки зарумянились:
— Да я… тоже, только так, балуюсь иногда на тусовках.
Антон сдержал улыбку. Положил локти на стол, приблизив лицо:
— Расскажи, как ты живёшь, чем занимаешься?
Алла замерла. Подозрительно посмотрела на оперативника и, что-то вспомнив, зарделась ещё сильнее. Залепетала:
— Я же к вам по делу, АнтОн БОрисОвич… — в памяти возникла «милая», мелодия колоколов…
Произнесла имя отчество как на приёме у логопеда — выделяя ударение, с тем же таинственным восторгом, как год назад.
И от этого странного произношения, наполненного детским благоговением, в глубине души Антона снова что-то затрепетало. Слова точно проникли под одежду, щекотали по коже. Вспомнилась прошлая встреча, прощание, выпавшая книжечка стихов. Отозвалось ощущением безрадостного детства, вожделением любви. Разлилось в душе жаром вспыхнувшего стыда. Будто без разрешения, попытался он незаметно приоткрыть ту далёкую захлопнутую в детстве дверь, но уже с внутренней стороны. Точно матери не было дома, и кто-то стучался, стучался, едва слышно… Он осторожно потеребил щеколду, чуть сдвинул её в сторону…
Чтобы скрыть смущение, Антон наклонился, распахнул дверцу тумбы стола, загремел ящиками, заглянул внутрь, пошебуршил, точно что-то искал. Достал лист бумаги и положил рядом ручку.
Сосредоточился, принял деловой вид, тихо сказал:
— Давай по порядку. Воровство — дело серьёзное. Буду вас всех допрашивать!
— А я-то здесь причём? — Алла вскинула брови.
— Ты же свидетель!..
— Я ничего не видела! — растерялась, сама непосредственность. Стала удивительно беспомощной, глаза расширились.
Антон рассмеялся:
— Раз ты что-то знаешь — значит, свидетель.
Сейчас мы это выясним! — он взял ручку и приготовился писать. — Узнала своё отчество?
— Никанорова Алла Михайловна.
— Год рождения?
— 1970, первое ноября.
Антон решил сразу оформить протокол. Подумал — раз уж воришка в клетке — зачем лишние бумаги? Потом подпишет, что по поручению следователя или дознавателя! Стал неторопливо расспрашивать и заполнять листок за листком.
— А теперь иди домой и пригласи сюда всех ребят, у которых украли деньги и воспитательницу, напутствовал Заботкин, отложив ручку. — Сейчас выпишу ей повестку, чтобы отпустили с работы.
Через минуту Алла радостно вскочила и помчалась в интернат. Антон позвонил в инспекцию по делам несовершеннолетних и попросил подойти кого-нибудь из сотрудников. Сходил вниз за парнем и начал беседу.
Через час закипела работа. Прибыл дежурный следователь и все остальные. Потерпевших набралось с десяток. Подключились коллеги.
Алла важно дефилировала туда-обратно по коридору, при всех показушно обращалась к Антону по имени отчеству, спрашивая о всякой ерунде. Услышав ответ, благодушно отходила и через несколько минут снова чем-то интересовалась, с гордостью косясь на своих друзей. Те — завидовали.
Вскоре Антона вызвали на происшествие, и он уехал.
…Трупы подростков на первый взгляд были явно не криминальные. Лежали на тротуаре перед домом в общей луже крови, которая в некоторых местах уже подёрнулась корочкой, точно заледенела. Продолжала растекаться, тянулась в сторону металлического люка, заглатывалась его прорезями как сквозь зубы.
