Банковский счет - Уэстлейк Дональд Эдвин
«Я ничего не выдумываю», - сказал Келп. «Не вини меня, ради Бога. Виктор продолжал присылать эти записки о том, что в ФБР должно быть секретное рукопожатие, чтобы агенты могли рассказывать друг другу об этом на вечеринках и тому подобном, но они никогда на это не соглашались. Так что либо он уволился, либо его уволили, что-то в этом роде».
«Это тот парень, который придумал эту авантюру?»
«Послушайте, он был в ФБР, он прошел тесты и все такое, он не псих. У него высшее образование и все такое».
«Но он хотел, чтобы у них было тайное рукопожатие».
«Никто не идеален», - резонно заметил Келп. «Эй, послушай, ты не могла бы встретиться с ним, послушать его? Тебе понравится Виктор. Он хороший парень. И я говорю вам, что счет гарантированно красивый.».
«Мэй ждет, когда я вернусь домой», - сказал Дортмундер. Он чувствовал, что слабеет.
«Я дам тебе десять центов», - сказал Келп. «Давай, что скажешь?»
«Я совершаю ошибку», - сказал Дортмундер, — «вот что я говорю». Он развернулся и пошел обратно. Через секунду Келп снова догнал его, весело улыбаясь, и они пошли обратно вместе.
На «Торонадо» был выписан штраф.
4
«Всем замереть», - прорычал Виктор. «Это ограбление».
Он нажал кнопку остановки на кассетном магнитофоне, перемотал и прокрутил запись обратно. «Всем замереть», - рявкнула кассета. «Это ограбление».
Виктор улыбнулся, положил диктофон на свой рабочий стол и взял оба других диктофона. Все три были маленькими, размером примерно с фотоаппарат туриста. Обращаясь к одному из них, Виктор сказал высоким голосом: «Ты не можешь этого сделать!» Затем он воспроизвел это с одного магнитофона на другой, одновременно издав фальцетом «Иик!». Затем крик и пронзительная реплика были воспроизведены с диктофона номер три на диктофон номер два, в то время как Виктор низким голосом сказал: «Берегитесь, ребята, у них оружие!» Постепенно, переключаясь с одного диктофона на другой, он добился возбужденной реакции толпы на объявление о грабеже, и когда оно его удовлетворило, он записал его на первую кассету.
Комната, в которой находился Виктор, начинала свою жизнь как гараж, но потом изменилась. Теперь это было нечто среднее между берлогой и мастерской по ремонту радиоприемников, плюс что-то вроде пещеры для летучих мышей. Рабочий стол Виктора, заваленный звукозаписывающим оборудованием, старыми журналами и всякой всячиной, стоял у задней стены, которая была полностью оклеена обложками из старых журналов pulp, наклеенными, а затем покрытыми шеллаком. В верхней части стены находился свернутый киноэкран, который можно было опустить и прикрепить к какой-нибудь штуковине в задней части рабочего стола.
Вдоль стены слева от Виктора стояли книжные шкафы, заполненные криминальными журналами, книгами в мягкой обложке, большими маленькими книжками, комиксами и старыми книгами для мальчиков в твердом переплете — «Дейв Доусон», «Бомба», «Союзники мальчиков». Стена справа от него также была заставлена полками, на которых стояли стереокомпоненты и пластинки, в основном старые шестнадцатидюймовые записи с расшифровкой радиопередач, таких как «Одинокий рейнджер» и «Терри и пираты». На маленькой полке внизу лежал ряд новых кассет, обозначенных аккуратными буквами красными чернилами с такими названиями, как «Алый мститель встречает Человека-рысь» и Банда «Крысы» Даффи Вырывается наружу.
Последняя стена, где когда-то были гаражные ворота, теперь была отдана под кинофильмы. Там стояли два проектора, восьмимиллиметровый и шестнадцатимиллиметровый, и полка за полкой стояли банки с пленкой. На кусках неиспользуемой стены по всей комнате красовались постеры к старым киносериалам — Флэш Гордон покоряет Вселенную — и крышки от коробок со старыми хлопьями — Kellogg's Pep, Quaker Puffed Rice, Post Toasties.
Нигде в комнате не было видно ни дверей, ни окон, и большую часть центрального пространства занимали пятнадцать старых кресел для кино, расположенных в три ряда по пять, все обращенные к задней стене, свернутому экрану, заваленному бумагами рабочему столу и Виктору.
Виктору было всего тридцать лет, и он еще не родился, когда впервые появилась большая часть материалов, представленных в номере. Он случайно обнаружил мякоть, когда учился в средней школе, начал коллекционировать и постепенно распространился по всем источникам приключений за десятилетия до Второй мировой войны. Для него это была история и хобби, но не ностальгия. Его собственная молодость была отмечена Хауди Дуди и Джоном Кэмероном Суэйзи, и он пока не обнаружил в себе ни малейшей ностальгии ни по тем, ни по другим.
Возможно, это было его хобби, которое сохранило ему молодость. Как бы там ни было, он не выглядел на свой возраст. Самое большее, его можно было принять за двадцатилетнего, но обычно люди, с которыми он встречался, предполагали, что он подросток, и у него по-прежнему регулярно спрашивали документ, подтверждающий возраст, всякий раз, когда он заходил в бар. Когда он работал в Бюро, ему часто бывало неловко представляться какому-нибудь пинко человеком из ФБР и заставлять пинко падать на пол от смеха. Его внешность мешала деятельности Бюро и в других отношениях; например, он не мог проникнуть в кампус колледжа, потому что выглядел недостаточно взрослым, чтобы поступить в колледж. Он также не мог отрастить бороду, за исключением какой-то растрепанной щетины, которая придавала ему вид человека, страдающего лучевой болезнью. А когда он отрастил длинные волосы, лучшее, на что он мог быть похож, — это талисман «Трех мушкетеров».
Иногда он думал, что причиной, по которой Бюро отпустило его, была не только рукопожатие, но и его внешность. Однажды, когда его назначили в офис в Омахе, он услышал, как главный агент Фланаган сказал агенту Гудвину: «Мы хотим, чтобы наши люди выглядели опрятно, но это смешно», и он понял, что они говорили о нем.
Но Бюро в любом случае было неподходящим местом для него. Это было совсем не похоже на ФБР в «Мире и войне», или G-Men, или на остальную литературу. Они даже не называли себя Джи-мэнами; они называли себя Агентами. Каждый раз, когда он называл себя Агентом, Виктор представлял себя гуманоидом под прикрытием с другой планеты, частью авангарда, посланного поработить человечество и передать Землю Зеленым гокам с Альфы Центавра II. Это был тревожный мысленный образ, который разрушил его технику допроса.
Кроме того, учтите: Виктор проработал в Бюро двадцать три месяца, и ни разу не держал в руках пистолет-пулемет. Он даже не видел ни одного. Он никогда не выламывал дверь. Он никогда не подносил громкоговоритель ко рту и не орал: «Все в порядке, Маггси, мы окружили дом». В основном он звонил родителям армейских дезертиров по телефону и спрашивал их, видели ли они в последнее время своего сына. А еще он много оформлял документов — действительно, чертовски много документов.
Нет, Бюро вообще не было подходящим местом для него. Но где, кроме этого гаража, было подходящее место? У него было высшее юридическое образование, но он никогда не сдавал экзамен на адвоката и не имел особого желания становиться адвокатом. В наши дни он немного зарабатывал на жизнь, продавая старые книги и журналы исключительно по почте, но это не приносило ему особого удовлетворения.
Что ж, возможно, из этого дела с его дядей Келпом что-то получится. Время покажет.
«Тебе это с рук не сойдет!» — сказал он мужественным голосом в мастер-кассету, затем наложил высокий визгливый звук: «Нет, не надо!» Затем он отложил магнитофоны, выдвинул ящик рабочего стола и достал маленький автоматический пистолет 5-го калибра Firearms International. Он проверил обойму, в ней все еще оставалось пять холостых патронов. Включив диктофон, он сделал два быстрых выстрела, а затем третий, одновременно крича: «Возьмите это! И это!»
«Э-э-э», - произнес чей-то голос.
Виктор испуганно повернул голову. Секция книжного шкафа в левой стене открылась внутрь, и в дверном проеме с остекленевшим видом стоял Келп. Позади него виднелся клин залитого солнцем заднего двора и белая обшитая вагонкой боковая стена соседского гаража. «Я, э-э…» — сказал Келп и указал в разные стороны.
