Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ) - Ваксберг Аркадий Иосифович
По субботам Малькову теперь и впрямь было некогда. Залетит домой, перекусит второпях и — к Лушникову. Этот вечер и весь выходной день Анатолий полностью отдавал своим бригадмильским обязанностям. А сегодня, едва он переступил порог, мать сурово заявила:
— Пообедай по-человечески. Обождут бандюги-то.
Толя смолчал, подчинился, а Татьяна Андреевна налила ему щей, пододвинула нарезанный хлеб, солонку и присела напротив сына. Спросила:
— Доколь же это будет?
— Что, мама?
Анатолий сразу догадался, о чем она говорит, но нарочно прикинулся непонимающим. У него еще сохранилась мальчишеская повадка — оттянуть неприятную беседу с матерью на «потом».
— Ты сам знаешь, не притворяйся, — повысила она голос. — Милицейское баловство свое брось, вот что!.. Одежи не напасешься. Пальто порвали, рубаху выкинуть пришлось — затерзали в клочья. Плащ порезали на тебе. Ботинки в месяц снашиваешь. Опять же — суды каждую неделю. Ты свидетелем выступаешь, а заработок через это не прибавляется. Отец ведь в больнице лежит, ты кормилец. То-то.
— Вы, мама, правы, — заволновался Анатолий, — только не могу я по-другому. Помните, у меня карточки украли — хорошо нам было? Иной человек на пальто копит-копит, а поедет покупать, до магазина не успеет добраться — вытащили деньги. Сладко ему? А вор пьянствует на деньги на эти, бахвалится. Нет, пускай я перед вами виноват, — лицо у Толи посуровело, — но бороться с ворьем не брошу.
— На то милиция есть, с оружием, а ты мальчонка еще… — сопротивлялась мать.
— Милиции одной трудно. Оттого погань всякая еще держится, что народ в стороне был.
— Да ведь убьют тебя, Толюшка! — уже трепетным высоким голосом почти крикнула Татьяна Андреевна. — Ножи у них. Боюсь я, один ты у меня…
Отодвинув пустую тарелку, Анатолий встал из-за стола. Шагнул к матери, обнял ее за плечи, заглянул в налитые слезами глаза.
— Не бойся, — ласково заговорил он, — я берегусь, на рожон не лезу…
Татьяна Андреевна покачала головой:
— Не успокаивай, сынок…
— Они только на посулы смелые, — продолжал Анатолий, — а так, — он презрительно махнул рукой, — барахло. Их, что клопов, надо травить. Начисто. Не брать же в коммунизм карманников?! — пошутил он словами майора Щербакова.
Понимала мать, что спорить с сыном бесполезно, к тому же и прав он. А когда Толя был уже в дверях, она на прощанье незаметно перекрестила его — должен же кто-то беречь сына от бандитской финки.
С того вечера, когда Маша зашила Анатолию разорванное от воротника до пояса пальто, утекло немало времени. Схитрила тогда Синичка, сказав, что боится возвращаться домой одна, и Мальков отправился ее провожать. Теперь их частенько видели вместе — они крепко подружились. Навсегда стряхнула с себя Маша страх, распрямилась душой. И девочка привязалась к дяде Толе, бежала ему навстречу, торопливо перебирая еще неуклюжими ножками. Радостно хохотала, когда сильные руки юноши подбрасывали ее под самый верх.
Маша привыкла к опозданиям Анатолия, знала, что если он вместо семи часов, как обещал, придет в десять, значит… Правда, в такие вечера Синичку охватывала тревога: ей сразу вспоминалось их первое знакомство и Лешка Крот со своими страшными угрозами. Вот и сегодня… Дочка весело роет лопаткой пушистый снег в скверике, а Маша то и дело беспокойно поглядывает на часы: уже пора домой, а Толи нет…
…Весь этот месяц Лушников со своими помощниками следил за Профессором. Узнали точно, когда тот выходит из дома, в какие магазины обычно наведывается (в трамваях рецидивист не «работал», там трудно приметить среди толпящихся пассажиров сотрудников угрозыска). Говоря языком рапорта, наблюдением было установлено, что ежедневно с пяти до семи вечера Воробьев посещает магазины, расположенные на стыке Ленинского и Канавинского районов. Делал он это, очевидно, для того, чтобы частые карманные кражи как бы рассеивались между двумя отделениями милиции.
Малькову старший лейтенант не позволял бывать на «маршруте» Профессора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Тебя он не должен видеть, понимаешь? А взять его, честное слово, тебе поручу, — пообещал оперуполномоченный огорченному бригадмильцу.
И вот сегодня, в шестнадцать тридцать, Анатолию, наконец, приказано приехать к гастроному № 18.
Мальков прошел было мимо человека в зеленой велюровой шляпе, но тот вполголоса окликнул его. Бригадмилец с трудом узнал старшего лейтенанта. Черные мохнатые брови и наклеенные усы изменили лицо Лушникова, Анатолий встал рядом, словно что-то разглядывая в витрине. Оперуполномоченный прошептал скороговоркой:
— Не торопись. Бери только с рукой в чужом кармане. Мы подоспеем. Учти, Профессор с утра к бутылке раза три прикладывался, будет не таким осторожным. Да вот он, в солдатской ушанке, видишь?
Знаменитый Профессор оказался маленьким, щупленьким старичком. Благообразием он не отличался: дряблое, испитое лицо без бровей и неморгающие на выкате глаза с рыжими ресницами. Из бумажного свертка, который он держал в левой руке, торчала селедочная голова. Профессор исчез в гастрономе. Выждав минуты полторы, Мальков двинулся за ним.
Старческой, семенящей походкой жулик бродил от прилавка к прилавку. Приценивался, занимал очередь, торопился к кассам, Анатолий не сводил глаз с его красных, разрисованных синими набухшими жилами рук. С равнодушным и безучастным видом слонялся бригадмилец по магазину, стараясь быть как можно ближе к Профессору.
Буквально на секунду вор задержался возле грузного, растяпистого парня. Мальков ничего не успел заметить. Но карманник сразу подался к выходу, значит — готово. От ярости и досады Анатолий стиснул зубы, но тут же опять натянул на себя маску ротозея. «Спокойно, спокойно…» — мысленно приговаривал он, шагая за Профессором к двери…
Лушников подождал, пока вор не скрылся на улице, и только тогда отозвал грузного парня в сторону.
— У вас все цело? — негромко спросил старший лейтенант. — Деньги целы?
Парень растерянно схватился за карман.
— Триста рублей в рукавице были… Кто? — крикнул он, вцепившись в пальто Лушникова. — Покажи мне сукина сына! Да я…
— Тише! — оборвал оперуполномоченный.
Парень оказался из Борского района, в Горький приехал по каким-то колхозным делам.
— Вот что, товарищ, — предложил ему Лушников, — поезжайте в милицию. И ждите. Думаю, что деньги сегодня мы вам вернем.
Объяснив, как добраться и к кому обратиться, старший лейтенант заспешил в магазин «Галантерея». Он уже знал обычный круг Профессора.
Опыт, накопленный бригадмильцем за время работы, позволял ему незаметно и неотступно «висеть» на воре. Мальков, правда, слегка растерялся, обнаружив, что Лушников отстал. Но мужчина с черной шкиперской бородкой, придирчиво выбиравший галстук, подмигнул Толе странно знакомым глазом. Старший лейтенант в мелочах продумал сегодняшнюю операцию. Сотрудники милиции ждали Профессора, они вели его по цепочке, передавая друг другу, готовые в нужный момент помочь Малькову.
Анатолий вновь напрягся струной. Профессор, прицениваясь к носкам, заслонил собой женщину с желтой хозяйственной сумкой, пододвинулся к ней.
Молния на сумке была уже расстегнута. Рука вора сжала и плавно приподнимала детский шерстяной костюмчик. Мальков даже удивился: обычно Профессор крал только деньги. «Выпил и жадничает, — промелькнула мысль. — Пусть тащит. Возьму с чужими вещами, не отопрется». Но… То ли костюмчик зацепился, то ли Профессора подвела лишняя рюмка водки, только женщина вдруг забеспокоилась и посмотрела на сумку. Вор отдернул руку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Как вам не совестно… — начала было она стыдить рецидивиста.
— На кого подумала, — перебил ее Профессор, удрученно качая головой. — Я в отцы тебе гожусь, а ты такое… Эх, дочка, дочка, рабочего человека от мазурика не отличишь. Для того тебя Советская власть растила, учила, чтоб ты срамотила старика?! Да у меня дети взрослые, внуки есть…
Голос вора звучал огорченно и искренне, глаза его блеснули оскорбленной слезой. Очередь дружно встала на защиту обиженного, и женщина с несчастным, покрасневшим от стыда лицом начала извиняться. Профессор не дослушал. Горестно махнув рукой, он двинулся к выходу — расстроенный, незаслуженно облитый грязью старик.