Федор Московцев - Избыток целей
За время пребывания в Будапеште он понял, что его отец очень сложный человек. Николай действительно наказывал сына за незначительные проступки, а в нетрезвом виде иногда прикладывал руки. Но пока это ни разу не доходило до серьезных конфликтов. И никак не предвещало трагической развязки.
… Шло время. Алексей содержался в специальном отделении для несовершеннолетних в тюрьме Будапештского пригорода. Но так успешно начавшееся следствие теперь явно не торопилось завершаться.
С первого дня бойни в Телках я публиковала в Voqq всё, что мне удалось выведать, и тщательно собирала все публикации по делу Моничева, расспрашивала всех, кто мог пролить хоть какой-то свет на это преступление. Мои связи помогли мне заглянуть за непроницаемый занавес будапештской прокуратуры. Сравнивая официальные показания Алексея с теми фактами, которые удалось раздобыть, я обнаружила целый ряд явных неувязок. Сомнения увеличивались день ото дня. Манера убийства и характер проведения говорят, что всё сделано профессионально, на высоком уровне; и это непохоже на подростка, который бегает, нервничает и хочет всех поубивать. Второе сомнение, которое появилось – то, что было бы очень трудно убивать одному. Очень маловероятно, что это сделал один человек. Значит, у убийцы должен быть сообщник. То есть Алексей должен был позвать ещё кого-то.
У меня был свой резон заниматься этим вопросом помимо журнальных публикаций. Я решила удочерить осиротевшую девочку. Я полностью владею ситуацией, мне известен каждый шаг адвокатов, родственников, и полиции. У Моничева есть родной брат, житель Витебска; узнав о смерти Николая, он выехал в Волгоград, чтобы вести собственное расследование. Шурин был занят организацией похорон на родине Моничева, в Белоруссии. Оказалось, за пару месяцев до гибели погибший специально просил его об этом: «в случае чего, дай слово, что похоронишь на родине предков». Мать Моничева – старая, недееспособная женщина. Первая жена, родная мать Алексея – её в первую очередь волнует, что там с её сыном. Няня – неизвестно, интересно ли ей будет держать у себя девочку, когда у неё закончатся деньги. И ещё – погибшая Антонина Гамазова не состоит в официальном браке с Моничевым. И она гражданка Венгрии, и Лиза – тоже. Если граждане Белоруссии там, или России, захотят забрать гражданку Венгрии, у них возникнут некоторые трудности. Кроме того, им придётся доказать, что это их кровная родственница.
Итак, мы с Ференцем занимались вопросами удочерения, и параллельно по долгу службы я контролировала всю ситуацию. Ничто не предвещало беды.
Между прочим знающие люди (в частности Соня – секретарь, и Крисси, бухгалтер), утверждали, что Моничев хранил дома красную папку с важными документами и дискетами с электронными подписями, а также ноутбук, на котором были установлены банковские программы «Банк-клиент», с помощью которых он управлял многочисленными банковскими счетами. Антонина – помощник и главный бухгалтер, вела все взаиморасчеты и осуществляла денежные транзакции.
Однако, имея на руках ноутбук с банковской программой и дискеты с электронными подписями, любой мало-мальски знающий человек может перевести деньги на свой счет, у этих программ довольно несложный интерфейс.
Так вот эта красная папка и ноутбук исчезли. Соня и Крисси заявили о существовании этих вещей (Моничев никуда не вывозил их, держал в своем кабинете, и все финансовые операции производила Антонина или он сам исключительно из дома), но несколько тщательных обысков ничего не дали.
Если похититель – Алексей, то сразу отметается версия об убийстве на почве мести. Кроме того, через два дня после убийства Крисси отправилась в банк, чтобы получить выписки, и обнаружила что со счета исчезли все деньги – а это около полумиллиона долларов. И это только по одной структуре, а у Моничева их было несколько, полная информация обо всех его делах исчезла вместе с компьютером и красной папкой.
Так что, всяко высвечивается сообщник.
Стало известно об одной находке в доме Моничева, о чем следователи прокуратуры не спешили сообщить прессе. На разбитом стекле в двери, через которую Алексей ворвался в салон, обнаружили клок волос и запекшуюся кровь. Если это его волосы и кровь, то почему этого нет в протоколе? Если это кровь его сообщника, то почему его не ищут?
Вся проблема состояла в том, что никто не предложил ни одной более менее разумной версии – кто бы мог ассистировать Алексею и главное зачем. Когда убийство совершается на почве мщения, в состоянии близкому к аффекту, то о сообщниках не думают. Если и договариваются, то заранее. Но тогда велика вероятность, что инициатор к моменту совершения убийства успокоится, и задуманное потеряет смысл.
Тогда, может быть, у юноши были совсем другие мотивы, и главная его цель заключена в красной папке. Но Алексей на допросах по-прежнему утверждал: отца убил из ненависти, а остальных – как нежелательных свидетелей, и никаких сообщников у него не было.
Когда, наконец, были получены результаты медицинской и баллистической экспертиз, то до этого осторожные адвокаты, в частности Жжольт Беко (Zsolt Beko), дали понять, что сомнения многих относительно отцеубийцы-одиночки небезосновательны. Действительно, есть большие противоречия между признанием Алексея, его поведением на месте преступления, и результатами баллистических и технических экспериз. Есть очевидные пробелы, непонятности, и откровенные загадки.
Результаты баллистической экспертизы свидетельствовали, что ещё не служивший в армии Алексей неожиданно проявил задатки ворошиловского стрелка, ибо из шестнадцати произведенных им выстрелов в цель попали пятнадцать, а десять из них оказались смертельными. Но даже если такое по теории вероятности раз в сто лет и случается, то другие факты только фантастическим везением никак не объяснить. Первый выстрел в Антонину с террасы, по данным специалистов-трассологов, производился из нижней точки, скорее всего с пола, то есть убийца лежал на террасе, поэтому кстати и мог хорошо прицелиться. А Алексей неоднократно повторял, что стрелял стоя. И еще более удивительное во всей этой истории, почему всё время, пока Алексей расправлялся с отцом, Антониной, и Яношем, произведя в общей сложности семь выстрелов, Ирэн продолжала как ни в чем не бывало сидеть на диване, покорно ожидая, пока очередь дойдёт до неё.
Совершенно непонятно, почему, добивая отца в коридоре и находясь буквально в метре от двери, идущей в салон, он совершает круг через всю террасу, чтобы оказаться в том же самом салоне, проломив при этом стеклянную дверь. Удивительно, почему Янош, спускаясь со второго этажа направился в салон, где в тот момент раздавались выстрелы, и при этом не заметил лежащего на полу в луже крови Николая Моничева. Может быть, у него не было выбора – в коридоре стоял второй убийца и Янош предпочел направиться навстречу Алексею, не предполагая, что идёт навстречу своей смерти.
В любом случае всем этим загадкам есть только одно разумное объяснение – у Алексея Моничева был по крайней мере один сообщник, если, конечно, первым убийцей был сам Алексей.
Добраться до истины и узнать, что на самом деле произошло в Телках вечером 5 ноября 2000 года, хотели не только в Будапеште. В Белоруссии, откуда родом Моничевы, проживали мать Николая и его старший брат Савелий. Ему не даёт покоя вопрос: как мог племянник убить его брата? Чем больше ему становятся известны подробности той ноябрьской ночи, тем больше он начинает сомневаться в виновности Алексея, и он решается на собственное расследование. Кроме того, он пытается разобраться в запутанных делах Николая, который, окончательно перебравшись в Будапешт в конце 1999 года, полностью свернул бизнес в России, перевел все активы в Венгрию, и оформил все на родственников Антонины Гамазовой.
События вскоре приняли совершенно неожиданный поворот. В начале декабря прошлого 2001 года на одном из допросов Алексей делает сенсационное заявление: он никого не убивал! Вообще. Всё сделали ворвавшиеся в дом вечером люди в черной одежде с масками на лицах. Перестреляв всех, они под страхом расправы над оставшимися близкими Алексея заставили юношу взять убийство на себя. Говорили люди в черном по-русски.
Новое заявление Алексея Моничева вызвало бурную реакцию в СМИ. Но в будапештской прокуратуре это заявление восприняли на удивление спокойно. Представители следствия утверждали, что в юридической практике намного существеннее первое признание подозреваемого, особенно если оно сделано после задержания; а теперь, мол, мальчик испугался сурового наказания и начал запутывать следствие. Совсем другого мнения придерживается защита, и в частности Жжольт Беко, адвокат Алексея: «Он сделал это признание, потому что убийцы его заставили, они пригрозили тем, что могут убить его семью, то есть тех кто остался, то есть мать, которая является самым дорогим для него человеком. Поэтому он был вынужден пойти на этот шаг и дать эти показания. То есть поменять показания на жизнь матери».
