Кен Бруен - Лондон бульвар
Разве что вмазать в висок, но я был не в настроении.
Бри включилась:
— Митч, я сказала ему, что ты возьмешь его под крыло.
— Не думаю.
Она вроде искренне удивилась:
— Он тебе не нравится?
— Бри, я его не знаю, я не хочу его знать, и вообще отдохни.
Она исчезла в толпе. Я потусовался еще немного, потом понял, что с меня хватит. Увидев Нортона, сказал:
— Билли, я всё.
— Что… уже?
— Я привык рано ложиться.
— О да, конечно… слушай, насчет работы…
— Деньги под проценты?
— Это не то, что ты думаешь. Нужно просто выходить со мной пару раз в неделю.
— Билли…
— Нет, послушай… эта твоя квартирка, шмотки — мне ведь не нужно тебе напоминать, что бесплатных завтраков не бывает.
Столько всего в обмен на какие-то жалкие принципы. Я хотел квартиру, одежду. Жизнь. Спрашиваю:
— Когда?
— Пятница подойдет? Я подхвачу тебя где-нибудь в середине дня.
— В середине дня?
— Наши клиенты рано не просыпаются. Поэтому у этих тупых уродов никогда нет бабок.
Джек Николсон в «Словах нежности»[9] сказал: «Ему почти удалось удрать».
Я почти дошел до дверей, когда Томми Логан меня окликнул:
— Там шум на заднем дворе.
— Наплевать.
— Это вряд ли, там твоя сестра.
Я сначала подумал: пусть сама разбирается. Потом сплюнул:
— Черт!
И пошел туда. Мимо составленных штабелями ящиков из-под пива, мимо пустых кегов, во двор. Панк стоял, прислонившись к стене, на щеке глубокая рана от уха до подбородка. А Бри ему в рожу «глок» сует. Я сказал:
— Бри… Бри, это я, Митч.
Она не двигается, говорит:
— Он хотел засунуть свою штуку мне в рот.
Я подошел ближе, сказал:
— Пистолет этот ты вроде мне подарила.
— Да.
— Ну вот, давай я его заберу, а?
Она тяжело взглянула на панка, потом кивнула:
— О'кей.
И отдала мне «глок». А панк был уже почти в отключке. Ноги подкосились, сполз по стене, из раны кровь течет. Я наклонился, обшмонал карманы. Бри спросила:
— Ты что, его грабишь?
Не то чтобы ее это волновало, просто любопытно. Я ответил:
— Ищу его заначку. Этот придурок на коксе сидит. Слышала, как он носом шмыгал?
— Ты что, хочешь нюхнуть?
Я нашел пакет, вскрыл. Высыпал кокс на рану, кровь остановилась.
Бри спрашивает:
— Что ты делаешь?
— Это анестетик.
— А ты откуда знаешь?
— Сидел с наркоманом.
Я встал, взял ее за руку и сказал:
— Пошли.
Когда вывел на улицу, она предложила:
— Хочешь, пойдем поклубимся?
Я подозвал такси, посадил ее, говорю:
— Я тебе завтра позвоню.
— Митч, ты не очень расстроился, что Фрэнк не пришел?
— Нет, не думай об этом.
Я шел к метро, у меня был героин, пушка и полкулька кокса. Господи Иисусе, чего еще желать от одного вечера в старом добром Лондоне?
Я опять в своей квартире, скинул ботинки, открыл пиво и рухнул на диван. Потом сел, насыпал дорожку из кокса и быстро нюхнул. И минуты не прошло, а я уже задвинулся.
Черт, чистейший.
Бри я сказал правду — я действительно сидел с наркоманом.
Он мне все рассказал про герыч, про улеты. Как взлететь с Земли до звезд.
И я решил разок попробовать, когда окажусь на свободе.
Каждую ночь сосед воскрешал в памяти свой первый улет. Как будто ты всю жизнь прожил в темноте, и вдруг бац — ослепительный свет. Ты громко смеешься. Нервы как бархат, кожа светится. И энергия бьет ключом, будто ты на батарейках.
Про ломку он тоже мне все рассказал. Я прикинул, что смогу с этим справиться.
Но только не сегодня вечером. Это будет неправильно. Я пошел в спальню и положил все хозяйство под свитера. «Глок» сунул под матрас. Под коксом, кайфую, мотаюсь как заведенный. Подошел к книжной полке, достал Джеймса Сэллиса.
Поэзия
Утрата
Наркотики
Идеально.
Как-то, когда первая половина моего срока прошла, меня зашел проведать капеллан. Я валялся на койке, читал. Мой сокамерник был на собрании Анонимных алкоголиков. Священник был хорошо воспитан, он спросил:
— Можно войти?
— Конечно.
Куда угодно. Он сел на койку напротив, посмотрел на мои книги. Там были:
философия
серьезная проза
триллеры
поэзия.
Говорит:
— Ваше чтение эклектично.
Мне послышалось «электрично», я ему сказал:
— Что угодно, лишь бы заряжало.
Он набожно, без теплоты, улыбнулся, сказал:
— Нет, эклектично означает, что ваше чтение хаотично, не систематизировано.
Мне это понравилось, я говорю:
— Мне так нравится.
Капеллан взял томик поэзии, говорит:
— Рильке. Сейчас это весьма необычно.
Я поднапрягся, припомнил строчку:
— Все ужасное — это нечто, нуждающееся в нашей любви.
Сработало. Его как молнией поразило. А я свое гну, спрашиваю:
— Вот мы, осужденные, как вы думаете, нуждаемся ли мы в любви?
Он стал совсем благостным, говорит:
— Большинство из тех, кто находится в этих стенах, вовсе не чудовища, они просто…
Но не смог найти подходящего слова. Я ему:
— Вот и видно, что вы с нами не хавали. Вчера парнишка получил ножом в лицо за свой крем-карамель.
— Как прискорбно.
— Это один из способов всё поставить на свои места.
Я сел, скрутил косяк, предложил капеллану.
— О нет, но все равно спасибо.
Он меня почти заинтересовал, я его спрашиваю:
— Вы за рулем?
— Прошу прощения?
— Машину водите? Хочу поговорить о двигателях.
— О нет, я езжу на велосипеде.
Ну разумеется.
Он сложил руки на коленях, изобразил лицом сочувствие, спрашивает:
— Вас что-то тревожит?
Я заржал, указал на мир за пределами тюремных стен:
— Угадайте с трех раз.
— Как я вас понимаю.
— Придержите свои эмоции, падре. Ваши разговоры могут привести к бунту.
Он поднялся — священный долг выполнен. Сказал:
— Вы очень интересный человек Можно, я еще навещу вас?
Я улегся на койку, говорю:
— Мои двери всегда для вас открыты.
Понятно, что больше я его не видел.
~~~
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я слушаю «Кэпитол»,[10] и тут звонит телефон. Я трубку поднял, говорю:
— Да.
— Митч? Это Сара.
— Привет. Ты написала репортаж?
— Нет. Но, кажется, я нашла тебе работу.
— Спасибо.
— Еще рано благодарить. Моя тетка живет в Холланд-парке. В громадном доме. И этому дому срочно нужен ремонт. Вся беда в том, что она тяжелая женщина и ни один работник в мире никогда к ней больше не придет. Поверь мне, у нее перебывала целая армия.
— А я-то чем лучше?
Длинная пауза.
— Ну, если мужчина красив, она простит ему что угодно.
— Вот как!
— Может, смотаешься и посмотришь? Платит она очень прилично.
— Конечно, почему нет.
— Ее усадьба называется «Вязы». Ты не заблудишься: в самом начале Холланд-парка, такая громадная подъездная аллея.
— Найду.
— Конечно, найдешь. Ты в театре что-нибудь понимаешь?
— Нет.
— Тогда вообще не заговаривай о Лилиан Палмер.
— Никогда о ней не слышал.
— Да и не важно. Но это моя тетка.
— С нетерпением ожидаю встречи.
— Не будь таким самоуверенным. Ну давай, пока.
Я решил испытать судьбу — вдруг повезет? — и спросил:
— Слушай, Сара, может, выпьем как-нибудь вместе?
— Думаю, что нет, — ответила она. — Я в этот подарочный набор не вхожу.
И повесила трубку.
В списках судьбы я не значился.
Инструментов у меня не было, но я подумал, что они появятся в процессе работы. У меня полно знакомых ковбоев, которые достанут всё что угодно.
Сначала нужно будет осмотреться, прикинуть, что понадобится. Если мне нужно стать мастеровым парнем, рабочая одежда подойдет лучше всего. Свитер и джинсы — то, что надо.
Иду к метро, думаю: «У меня есть дом, одежда, предложение о работе, а я всего сутки как откинулся».
Пацаны в тюряге ошибались: жизнь на свободе — это легкий океанский бриз!
Анонимные алкоголики все соотносят с БД. Это значит Безграничная Душа. На улице мы все сталкиваемся с БД… с БезДомными. Тех и других объединяет бухло. Алкоголикам нужно завязать, чтобы выжить. А бездомным для того же самого нужно бухнуть.
Не знаю, что это мне в голову лезет. Тюрьма не отпускает, наверное.
В общем, когда я с этим разобрался, то был уже около Холланд-парка. Вышел из метро на Ноттинг-Хилл, пошел вверх. Вязы, нет проблем. Как Сара и говорила, громадная подъездная аллея. Иду, посматриваю на деревья.
И вдруг дом. Я пробормотал:
— Ух ты!
Это был дворец, никакое другое слово не подходило.