Уильям Холланд - Московские сумерки

Чантурия оторвался от текста.

– Ну что ж, Стонов. Это ваша подпись? – он показал официанту его заявление.

– Да.

– Вы ведь многого не увидели, не так ли?

– Все, что видел, здесь написал.

– Вот эти четверо… Какого роста был самый высокий?

– А-а. Дайте припомнить… метр восемьдесят, по-моему.

– А самый короткий?

– Не очень маленький. Может, метр семьдесят.

– А другие?

– Где-то между этими двумя. Да, определенно так.

– По росту приближаются больше к высокому или к короткому?

– К короткому, по-моему.

– А какой вес того самого высокого, по-вашему?

– Так… – Стонов зачесал подбородок.

«Ванек-ваньком этот малый, – подумалось Чантурия. – А как он вообще попал в Москву и прописался? Без сомнения, за взятку. Быть не может, чтобы такой валенок родился москвичом».

– Итак?

– Так… восемьдесят кило?

– Это что: вопрос или ответ?

– Ответ, товарищ капитан. Восемьдесят килограмм.

– Не многовато?

– В самый раз.

– А другие?

– Такие же, пропорционально росту. Ничем особенно не выделялись.

– Итак, это самые обычные, скажем так – усредненные люди. А вот во что они были одеты?

– Капюшоны натянули, я же писал.

Стонов положил палец на строчку в своем заявлении, поворачивая голову и пытаясь прочесть перевернутый текст – перевернуть бумагу он не решался.

– Да, вы написали. А другая одежда? Они что, голые были?

– Голые? Конечно, нет! Они были одеты как люди!

– Какие люди? Работяги? Люди, пришедшие в ресторан на званый обед? Милиционеры?

– Милиционеры? Ха, вот было бы смеху! Нет, товарищ капитан! Как обычные трудящиеся, вот как.

– Обычные трудящиеся, одевшиеся, чтобы ремонтировать улицы, или…?

– Нет-нет! Может, как служащие. Я, право, не помню: это было такое потрясение! Я смотрел на то, что они выделывали, а не на одежду. Поймите меня, я не заметил ничего примечательного. Все они были одеты очень похоже, похоже на всех остальных.

– Кроме капюшонов.

– Да, конечно, кроме капюшонов.

– Тот, что говорил, – какой он из себя?

– Не самый высокий и не самый низкий.

– Он казался главарем?

– Только когда заговорил. Если бы не это… Все они, казалось, выполняли заранее расписанные роли. Двое прошли вперед, а двое с самого начала остались у двери. Как будто охраняли ее.

– А вот тот, который говорил… Не заметили ли вы что-то необычное у него?

– Да, заметил. Я писал, – официант опять показал пальцем на текст, – об акценте. Он нерусский. У него говор…

Официант замолк, оторвал взгляд от текста, а палец по-прежнему держал на строке. Он посмотрел на Чантурия.

– У него говор?..

Официант не отвечал. Тогда Чантурия взял бумагу из-под его пальца и зачитал:

– Грузина.

– Да.

Официант не поднимал глаз. Его рука все еще лежала на столе, на том месте, где только что было заявление.

– Вы разбираете грузинский акцент, когда слышите его?

– Да, конечно. Я встречаю на работе самых разных людей. Вы говорите по-русски, безусловно, гораздо чище того человека, товарищ капитан. Не сразу заметишь даже, что вы говорите с акцентом. Но тот был грузин. Я просто уверен в этом.

«Святая простота русского крестьянина», – подумал Чантурия. Любой здравомыслящий человек, попав на допрос к грузину – капитану госбезопасности, спешно постарался бы исправить опрометчивые слова в своем заявлении. Но этот официант, наоборот, подчеркивал их. Возможно, у него не хватает мозгов придумать более вероятную версию. А может, он и прав. Итак, один грузин уже замешан в этой кутерьме, не считая самого капитана КГБ.

– А этого человека, которого ударили ножом, – спросил Чантурия, – они что, выбрали его специально?

– Не думаю. Наверное, он оказался самым подходящим объектом – сидел ближе всех к двери.

– Как он выглядел?

– Ну что ж, по комплекции он примерно такой же, как и самый крупный из налетчиков. Я заметил это, когда он поднялся.

– А когда он поднялся?

– Он встал, а налетчик всадил ему нож в бок, он сразу же сломался пополам и упал.

– А он успел что-нибудь крикнуть?

– Что-то крикнул, но я не разобрал что.

– А на каком языке?

– Да на русском. Конечно же, он иностранец, но прекрасно говорил по-русски.

– А почему вы считаете его иностранцем? Стонов посмотрел на него с обидой:

– Я официант в ресторане «Узбекистан», насмотрелся на иностранцев.

Чтобы наказать Стонова за дерзкий ответ, Чантурия спросил:

– Сколько вы зарабатываете как официант? Стонов осторожно ответил:

– Сто пятьдесят в месяц.

– А этого достаточно, чтобы оплатить столик на шестерых в кооперативном кафе?

– Я же сказал, у меня там приятель.

– И вы, я полагаю, заработали немного чаевых? Стонов только пожал плечами.

Чаевые официально брать не полагалось, но, конечно же, все брали, и бесполезно отрицать это.

– А иногда и в твердой валюте?

– Нет. Я, конечно, не взял бы валюту. Это противозаконно.

– Конечно. Ну, а теперь об этом иностранце. Как он выглядел? Вы начали описывать его.

– Он выглядел довольно прилично. Хотя женщина, которая была с ним, похоже, о нем особенно не заботилась.

– Так как же он выглядел?

– Они что, не показали вам труп?

– Как он выглядел?

– Ну… волосы у него светло-каштановые. Обычные черты лица, помнится – твердый подбородок. Вид вполне приличный, как я уже сказал. Одет был в дорогой костюм – прекрасная чистая шерсть. Такой не достать и за тысячу рублей.

– Это все?

– Да, больше ничего припомнить не могу.

– Как, по-вашему, из какой страны он приехал?

– Трудно сказать. Одет он по-европейски, но выглядит, право, не европейцем. Скорее всего он американец.

– Почему вы так считаете?

– Ну это… он как-то фамильярно обращался с официантом. Европейцы, они только командуют официантами, много о себе воображают. Американцы – те вроде нас, все у них ровня… даже если у них гораздо больше денег, чем у нас.

– По-английски вы говорите?

– Немного. Достаточно, чтобы обслужить посетителей, которые говорят по-английски.

– Не слышали, говорил ли он что-нибудь по-английски?

– Нет, не слышал.

Чантурия постучал авторучкой по блокноту:

– Вы сказали, что женщина его не любила.

– Я сказал, что она не особенно любила его. Может, они не очень хорошо знали друг друга. Она относилась к нему вполне по-дружески, но без теплоты… Не как близкая, хорошо знакомая.

– А она тоже иностранка?

– Ну нет! Она-то русская.

– Как она выглядела?

– Красивая. Блондинка с темными глазами. Одежда приличная – фиолетовые брюки и блузка. Одета, знаете, не как дешевка-шлюха, а как порядочная русская девушка. И по-настоящему красива.

Стонов прикрыл глаза и улыбнулся.

– Задница у нее как персик. Знаете такую присказку? Чантурия прикинулся, что не знает…

– А когда его пырнули ножом, что она делала? Выкрикнула какое-то имя или…

– Да, получилось немного странно. Нет, она не кричала, вообще ничего не произносила. Она только вертела головой кругом… может, ждала помощи. Но нет, больше похоже, что она высматривала, кто за ними наблюдает. А потом она убежала.

– Каким путем?

– Через дверь. Почти сразу же после того, как удрали нападавшие. Больше я ее не видел.

Чантурия опять заглянул в заявление Стонова.

– А те, другие из вашей компании, – кто они такие?

– Ну это… – Стонов снова обратился за поддержкой к своему заявлению, – была там Шура…

– Должно быть, Александра Ивановна Серова? – спросил Чантурия, заглянув в заявление.

– Точно, она.

– Расскажите о ней.

– О… о, – произнес Стонов, закатывая глаза. – Ну, она такая… вот с таким задом! А сиськи – как арбузы! А…

– Я не это имел в виду.

– Не то? Ну это… рост у нее метр шестьдесят четыре…

– Опять не то. В каких она отношениях с вами?

– Отношениях? Мы не родственники. А, понимаю, что вы хотите спросить…

– Она ваша девушка?

– Точно.

– Сколько времени вы знакомы?

– Девять месяцев. Мы повстречались на Пушкинской площади. Слава еще сказал мне: «Глянь вон у той на сиськи». – Я глянул и… любовь с первого взгляда. Три месяца возился с ней, прежде чем уложил в постель, – такого она была о себе высокого мнения. Но, прямо скажу, не зря возился.

– А Слава – это Вячеслав Федорович Арканов? – поинтересовался Чантурия.

– Точно. Он официант, как и я. Мы вместе учились на курсах официантов. Он обслуживает приемы в Кремле. Однажды взял меня туда, но я после сказал, что мне лучше работать в обычном ресторане, в «Узбекистане». В Кремле, конечно, роскошь, все великолепно, но… – он замялся и, казалось, не знал, что сказать дальше.

– Но роскошь-то ведь не кормит, ее не укусишь? – подтолкнул его Чантурия.

– Вы хорошо все понимаете, товарищ капитан.

– Шура где работает?

– Она парикмахерша. Знаете заведение напротив телеграфа на улице Горького?