Василий Веденеев - Крысиная тропа
Не заезжая к себе, Сергей направился в Росбюро Интерпола, где служил его добрый знакомый, подполковник Бушуев. На счастье, тот оказался на месте.
— О! — при виде Серова воскликнул он. — Какая редкая птица залетела в наши края. Ты по делу или решил наконец навестить старого приятеля?
— Привет, Алексей Владимирович, — Сергей пожал ему руку и виновато улыбнулся. — По делу я, по делу. Возникла тут одна любопытная ситуация, а без вашей помощи разобраться в ней вряд ли сумею.
Выслушав историю исчезновения Трапезникова и Рыжова, подполковник Бушуев задумчиво потер гладко выбритый подбородок.
— Попробуем навести справки, только ты мне дай официальный запрос. И обязательно с их фотографиями.
— Сделаю.
…Остаток дня прошел в мелких делах и повседневных заботах, которых у каждого сыщика пруд пруди. Бумажный вал захлестывал, но как обойтись без документации?
В канцелярии уже ждал ответ на срочный запрос в Главный информационный центр. Серов принес пакет в свой кабинет и вскрыл с таким чувством, с каким вскрывал в детстве коробку с долгожданными подарками.
Предчувствие не обмануло; внутри лежали сделанные в следственном изоляторе фотографии и справка на Валерия Митовича Папуа, полтора десятка лет назад осужденного в Грузии за совершение разбойных нападений. Еще указывалась его дакгоформула, но сейчас она не интересовала Сергея — это дело экспертов. Жаль, что ГИЦ более ничем не располагал.
Серов взял фото и начал разглядывать лицо Папуа. Что же, Эмиль описал его довольно точно, но действительно ли это — неуловимый Самвел?
Минуточку, кого же ему так напоминает фото в профиль? Сергей бросил карточку на стол и закрыл глаза, медленно восстанавливая в памяти картину того трагического дня, когда он увидел, как из разбитого окна вылетело женское тело с развевающимися на ветру волосами. Потом он вбежал под арку, свернул за угол и заметил выскочивших из подъезда двух мужчин. Один был очень похож на Папуа-Самвела! Особенно в профиль. Точно!
Или он подгоняет факты под собственные измышления? Да нет же, нет, натренированная память не может его обмануть, однако проверить ее тоже не мешает. Надо передать дактоформулу криминалистам: пусть они еще раз тщательно посмотрят пальцевые отпечатки, снятые в квартире Трапезниковых.
Открыв глаза, он взял со стола фотографию Папуа и бережно спрятал ее в бумажник.
Кстати, а не пора ли потревожить приятеля да налоговой полиции? Говорят, одна удача притягивает другую, как и несчастья чередой следуют друг за другом. И он набрал знакомый номер.
— Привет! Порадуешь чем или нет?
— Серега, ты у мертвого закурить выпросишь, — тоскливо отозвался приятель. — По-моему, ты как раз из тех мужиков, с кем женщине проще переспать, чем объяснить, что она его не хочет.
— Хватит любезностей, — засмеялся Серов. — Лучше скажи прямо: тебе задали нелегкую задачку, а ты, как человек верный чувству долга и дружбы, не смог отказаться. Ну, не тяни.
— Нашел я один валютный счет, на шестьдесят пять тысяч долларов. Все деньги он снял накануне исчезновения.
— В каком банке?
— Подробности при встрече, — уклонился от ответа приятель. — Загляни на днях, может быть, еще что проклюнется…
«Шестьдесят пять тысяч по сравнению с пятьюдесятью миллионами — плевок! — подумал Сергей, положив трубку. — Но знаменателен факт: денежки сняли со счета перед загадочным исчезновением Льва Александровича Трапезникова! И мне очень хотелось бы знать — сколько у него было таких счетов?..»
Ночью Серову привиделся странный сон, будто он блуждает по сырым затхлым подземельям, спускаясь по осклизлым ступеням все ниже и ниже, туда, где в мрачных подвалах стоит черная недвижная вода. На ее поверхности плясал слабый луч его фонаря, и, казалось, вода притягивала и жадно поглощала свет, стремясь оставить дерзнувшего спуститься сюда в темноте, чтобы он потерял ориентацию и стал ее легкой добычей. Испуганный вскрик, плеск сомкнувшейся над головой грязной воды, и в подземельях вновь воцарится тишина, прерываемая лишь стуком капель, срывавшихся с причудливо изогнутых труб насквозь проржавевших коммуникаций. И он, объятый животным страхом, рванулся наверх — к свету, солнцу, теплу, людям, прочь из мертвенного подземелья, похожего на склеп…
Сон оставил неприятное ощущение. Однако за окном сияло голубизной небо — на нем не осталось и следа лохматых туч, — ласково пригревало солнце, обещая теплый, но не знойный день. На кухне уже фыркал чайник и аппетитно шкворчала сковорода — тетя Клава жарила гренки. И сон показался не столь уж зловещим, а вскоре и вообще забылся.
Сергей встал, размялся и привычно взялся за гантели: в юности он занимался многими видами спорта — играл в футбол, выступал на ринге, боролся, бегал на лыжах, отлично плавал, — однако все осталось в прошлом, и теперь он старательно поддерживал форму. Предметом особой его гордости был удивительно сильный жим кистью, развитый настойчивыми специальными упражнениями. Еще в детстве, прочитав книгу Джека Лондона «Морской волк», герой которой мог раздавить в кулаке сырую картофелину, превратив ее в жидкую кашицу, Серов задался целью научиться делать то же самое. И немало преуспел — по крайней мере если картофелина, сжатая его рукой, не превращалась в кашицу, то, не выдержав натиска, крошилась на мелкие части. Не избежал он и модного увлечения рукопашным боем, а затем кун-фу, где тренеры прочили ему большое будущее, но и это тоже осталось в прошлом. Теперь только зарядка, гантели, прыгалки…
После душа он вышел на кухню. Поцеловал колючую щеку отца — по давно укоренившейся привычке старик брился только после завтрака, — потом морщинистую щеку тети Клавы и сел на свое обычное место за общим столом. Завтракали в молчании. Единственно, отец, бросив взгляд на часы, заметил:
— Ты сегодня не торопишься на службу?
— У меня встреча, папа.
Иван Сергеевич понимающе кивнул и больше вопросов не задавал. Когда Сергей выпил кофе и съел гренки, тетя Клава спросила:
— Ты наелся? С собой бутербродик завернуть?
— Спасибо, не нужно. Я сыт!
Он еще раз чмокнул старушку в щеку и побежал одеваться: сегодня у него действительно важная встреча, и опаздывать на нее нельзя…
Минут через сорок он уже был на Курском вокзале и перед самым уходом успел вскочить в электричку до Фрязево. Вагоны были почти пустыми, он облюбовал местечко у окна. Поезд прогромыхал на выходных стрелках, проскочил мост через извилистую грязную Яузу, миновал белеющий на ее высоком берету Андроников монастырь — последнее пристанище на грешной земле великого Андрея Рублева, и втянулся на длинный перегон по Москве до Новогиреево.
На станции Кусково Серов вышел. Остановился на платформе, достал пачку сигарет и не спеша прикуривал, пока не отошел поезд. Бросив быстрый взгляд по сторонам, он убедился: кроме него здесь сошла только одна пожилая женщина с хозяйственной сумкой. Она перебралась на другую сторону путей и быстро скрылась из виду.
Вокруг царила тишина. Прямо от платформы аккуратные аллеи уводили к прятавшемуся в глубине парка старому дворцу. В густых кронах деревьев щебетали птицы. Временами налетал легкий ветерок, принося приятную прохладу.
Серов облокотился об ограждение платформы и подумал: хорошо бы взять отпуск и уехать в несусветную глушь, в маленький провинциальный городок, где живут по старинке, патриархальным укладом, без людской сутолоки, где в переулочках растет неистребимая травка спорыш и где даже в жару у водоразборных колонок стоят лужи, а на задах домов, привязанные к вбитым в землю колышкам, пасутся козы с бесновато-глупыми глазами…
И хорошо бы хоть на месяц забыть, что нужно ходить по городу с заряженным пистолетом под мышкой и ловить всяких гадов, предаться бездумному времяпрепровождению: спать сколько влезет, пить из кринки парное молоко, по вечерам смотреть телевизор, ходить вместе с хозяином домика, где остановился квартировать, в баню и после парилки щедро угощать его холодным пивом под неторопливый мужской разговор «за жизнь». Лепота!
И каждый год он мечтал провести так отпуск, да все никак не случалось. Иногда Сергей думал: остались ли еще они, городки его мечты? Стоит ли ехать, искать их, для того чтобы столкнуться с грубой действительностью сегодняшнего дня, вдрызг разбивающей хрустальные мечты? Теперь везде компьютеры и политика, везде свои «деловые» и коррумпированные чиновники, а в переулочках травку спорыш приминают широкими шинами иномарки местных «новых русских», понастроивших себе особняки-крепости. Так, может, лучше не трогать мечту?
Докурив, он поглядел на часы — начало одиннадцатого. Вокруг по-прежнему тихо и безлюдно.
Ну, пожалуй, пора. Серов медленно пошел по аллее в глубь парка. Где-то далеко в стороне слышались звонкие голоса ребятни, но здесь садовые скамьи пустовали. Пройдя метров двести, он свернул под сень старых лип, отыскал едва приметную тропку, убегавшую в густые кусты давно отцветшей сирени, раздвинул их и увидел скамью, наверняка служившую приютом не одному поколению влюбленных. Но сейчас на ней сидела не влюбленная парочка, а пожилой человек с гладко зачесанными назад длинными, чуть вьющимися темными волосами, одетый в легкие светлые брюки и пеструю рубашку с короткими рукавами, туго обтянувшую его солидное брюшко. Это был Эмиль.
