Данил Корецкий - Секретные поручения
Денис заметил, что дышит носом, крепко сжав зубы. Чиркнула спичка, Савицкий молча закурил. Паршнов откашлялся и уставился на полную молодуху в цветастом, наподобие узбекского, халате; она теребила пальцами короткий нос и бормотала:
«Это все мы могли так погореть… Повезло, что не успели заснуть…» Между полами халата вздрагивали обтянутые тонким шелком груди.
— Дежурному сообщили, что кто-то ракетницей баловался, — сказал Денис. — Это правда?
— Вроде бы, — кивнул участковый. — Вроде как Димирчян сегодня дружков своих поил, он тут через дом живет. Кто-то говорит, песни слышал, кто-то говорит — стреляли, дрались, матерились на чем свет стоит. Кто-то вспышку видел… Люди пока еще в себя не пришли, говорят абы что.
— А где этот Димирчян сейчас? К нему посылали кого-нибудь?
— Я заходил. Дома нету. И машины его нет. Смотался куда-то.
— Паршнов, поговори пока с жильцами, — сказал Денис. — Мы с Савицким осмотрим квартиру, потом с доктором — труп.
А вы хорошенько осмотрите двор, — обратился он к местному оперу. — Если в самом деле стреляли — должны быть гильзы.
Оперуполномоченный Паршнов целенаправленно двинулся опрашивать молодуху.
Савицкий приготовил фотоаппарат со вспышкой, включил фонарь и двинулся к подъезду. Денис кивнул участковому, приглашая с собой.
— Там по колено будет, бесполезно, — сказал участковый, но пошел следом, хотя и без особой охоты.
Когда они поднимались по темной, скользкой и мокрой лестнице, навстречу прогрохотали дюжие мужики в перепачканных сажей негнущихся комбинезонах. Денис подумал, что с ними надо обязательно переговорить, крикнул вслед:
— Кто там у вас главный — передайте, чтобы подождал меня внизу!
— А ты что за член-корреспондент? — вяло поинтересовались пожарные.
— Следователь городской прокуратуры Петровский, — Денис полез в карман за удостоверением, но пожарные не стали его ждать, сказали «ладно-ладно» и погрохотали себе дальше.
На лестничном марше витал тошнотворный запах гари. В «предбаннике» на третьем этаже вода покрывала подошвы, плавали черные хлопья. Две пожилые женщины со свечками в руках тихо разговаривали, стоя на порогах своих квартир; обгоревшая дверь с табличкой 12 была снята с петель и стояла, прислоненная к стене. Изнутри валил кислый дым.
— Моя фамилия Петровский, я следователь прокуратуры, — представился Денис. — Кто жил в этой квартире?
Женщины переглянулись. Одна спросила у другой:
— Как его… Гришук?
— Нет, Горейчук. Володя, — ответила та. — Жена с дочкой съехали в деревню, в Дятлово, там у них дом, а он здесь последние шмотки пропивал. И книжки на рынок носил, пропивал тоже. Из-за него, из-за говнюка, позаливало весь дом… Слышь, это, Надька со второго прибегала, — женщина вновь обратилась к соседке, — они только-только ремонт закончили, восемь миллионов вколотили, целый месяц все хвост распускала: ой, какие у нас обои, ой, какие у нас потолки!..
— Зайдите с нами, будете понятыми, — попросил он женщин.
— Ой нет, потом по судам затаскают, — обе мгновенно исчезли в своих квартирах.
Вот так всегда.
— Найдите понятых! — скомандовал Денис участковому и осторожно, чтобы не запачкаться об обугленные стены, прошел по залитому пеной полу в квартиру.
Гостиная выгорела дотла, диван походил на остов потерпевшего крушение дирижабля, телевизор криво скалился трещиной в обугленном кинескопе. Окно было разбито, за пустым проемом стояла тихая звездная ночь.
«И что теперь?..» — подумал Денис.
Ослепительно вспыхнул блиц — раз, другой, третий… Савицкий сделал несколько снимков: общий вид комнаты, диван, телевизор, остатки стола, остатки кресла…
Определить очаг возгорания сейчас невозможно, поэтому он и снимает все подряд.
На каблуках Денис подошел к окну, выглянул. Паршнова видно не было, зато местный опер руководил целой группой жильцов, которые, подсвечивая себе фонариками, старательно искали гильзы.
— Поднимитесь сюда, товарищ! — крикнул Денис, испытывая неловкость от такого безличного обращения.
Но опер не обиделся и вскоре вошел в сгоревшую квартиру. В руках он держал яркий, с узким лучом, фонарь.
— Уточните к завтрашнему дню фамилию человека, который фактически проживал здесь, — сказал Денис и на миг задумался.
— Еще… Да. Наверное, надо сообщить жене. Свяжитесь с Дятловским райотделом.
— Хорошо, сделаем, — кивнул опер. Он и сам все прекрасно знал, но молодой следак действовал по инструкции и командовал оперативной группой на полном серьезе.
Однако в инструкциях не написано, как в темноте осматривать сплошняком выгоревшую квартиру.
— Так чего делать будем? — вроде советуясь сам с собой, произнес Денис. — Проводка погорела, света нет…
— А ничего не делать, — буднично пояснил опер. Он выглядел не намного старше Дениса. — В таком бардаке все равно ничего не найдешь. Дверь запрем, а завтра наш районный следак со спецами из пожарки все подробно и обглядит. А твое дело нацарапать коротенький протокол для формы: квартира на третьем этаже, номер такой-то, вся выгорела, тыры-пыры… Да выписать направление в морг…
Денис облегченно перевел дух. Все сразу стало на свои места и получило предельную ясность. Он даже простил оперу непочтительное «твое».
— Пошли, что ли? — предложил опер. — Сейчас Толик мужиков организует, дверь навесит, опечатает до утра…
— Сейчас, сейчас… Дайте-ка мне фонарь…
Ему хотелось все-таки сделать что-то самому. Недаром его пять лет учили, недаром он старший группы…
Яркое световое пятно обежало будто затянутую траурным крепом комнату, прогладило закопченные углы.
Стоп.
На обугленных стенах и потолке в нескольких местах продолжал куриться тонкий дымок. Пых-пых — как у куклы — курилки". Денис зашел на кухню, отыскал нож и жестяную банку из-под растворимого кофе. Вернулся в гостиную, отковырнул штукатурку в нескольких местах. Появился Паршиов, следом за ним, зашел участковый.
— Там есть два мужика, они что хочешь подпишут, — доложил он.
— Гильзу отыскали? — спросил Денис. — Или что-нибудь, похожее?..
— Нет пока, — ответил местный опер.
— А что жильцы говорят?
— Все по-разному, — сказал Паршнов. — Двое слышали один выстрел, двое — два, один — три… Два человека видели зеленую вспышку, один — красную, остальные — вообще ничего не видели.
— Здесь часто по пьянке салюты устраивают, — подал голос участковый. — Сейчас же свободно это барахло продается: и ракеты, и петарды, и фейерверки всякие.
— Жизнь превратилась в сплошной праздник, — сказал Паршнов. — Бывает.
Денис показал ему на дымок, продолжающий выползать из крохотных выбоин.
— Что это такое может быть? Видел когда-нибудь?
Паршнов подошел к стене, осторожно провел пальцем, понюхал.
— Фосфор. Это мы в девятом классе проходили.
* * *Трехэтажное здание бюро судмедэкспертизы разбухало изнутри, как переспевший кабачок на грядке — того и гляди лопнет. В 1987-м здесь успевали обследовать восемьсот трупов в год, и прохлаждаться обслуге и экспертам было некогда; в 96-м через секционный зал маршем прошли две с половиной тысячи мертвецов. Десять лет назад это казалось просто невероятным, легче было верблюда провести через игольное ушко. Но — справились, ничего… Работа есть работа. В нынешнем году ее наверняка прибавится, «марш мертвецов-97» обещает быть еще более массовым. А судмедбюро стоит как стояло. Потрескивает себе, осыпается потихоньку. Но стоит.
Следователи, которые давно здесь за «своих», которые помнят в лицо всех Марь-Степанн и Варвар-Николанн, что сидели в окошке справочной со времен Брежнева, Андропова и Черненко, — они с удивлением обнаруживают, что фойе вроде как увеличивается в размерах, растягивается, и расстояние от затертого коврика на входе до дверей секционного зала, которое они когда-то преодолевали, сами того не замечая, вдруг стало отнимать время и силы. Искривление пространства, что ли?.. Никто не знает. И не узнает никогда. Следователи, как правило, ни с кем подобные вещи не обсуждают.
Что же касается Дениса, то он только радовался бы, когда фойе бюро судмедэкспертизы оказалось бесконечным. Чтобы идти, идти и никогда не дойти до «разделочной».
Он не хотел сюда. Что бы там ни было внутри у Николая Горейчука, заживо сгоревшего в собственной квартире, — пусть оно там внутри и останется. Даже если это готовый обвинительный акт на Димирчяна, запаянный в пластик. Или ракета с инициалами владельца. Или… Только спрашивать его никто не собирается — хочет он или не хочет. Ага. Наверное, правильно, что не спрашивают. И по плечу никто не хлопает: держись, мол, парень. Что тут такого? Обычная грязная работа.
— Добрый день.
В руку ему скользнуло что-то холодное. Безволосая ладонь с обручальным кольцом.
Денис увидел перед собой грустное помятое лицо цвета мартовского снега.
