Виктория Платова - Победный ветер, ясный день
Бычье Сердце подождал, пока за Костяном захлопнется дверь, и прокашлялся.
От одного инородного тела в гортани избавиться удалось (и верно, какое дело Бычьему Сердцу до постояльца левой коммуналки?), зато напомнили о себе другие. А именно — рыжая дельтапланеристка, не очень удачно мимикрировавшая под продавщицу ларька.
Пришло, пришло время заняться ею вплотную. Так же как и несостоявшейся звездой Афиной Филипаки. Да и тушка примы-балерины Лики Куницыной тоже требовала разделки. Три грации, ничего не скажешь!.. От этих трех граций у Бычьего Сердца воротило с души, он бы с большим удовольствием занялся бы какими-нибудь железобетонными вымогателями или второразрядной перестрелкой в сауне при туберкулезном диспансере. Но выбирать не приходилось, тем более что кто-то из троих должен привести его к убийце. Это майор Сивере знал наверняка. И это несколько приподняло ему настроение, подпорченное коммунальной квартирой № 24. Согласившись пойти туда с Пупышевым, Бычье Сердце рассчитывал на полноценную, широкомасштабную, веселую и отчаянную драку, возможно, с применением подручных средств. Вот уж где бы он потешился! Вот уж где почесал бы заскучавшие кулаки! Но в коммуналке его нагло продинамили, а подобные обломы майор Сивере переносил тяжело. От подобных обломов не спасала даже дешевая мастурбация на пару с боксерской грушей.
С такими невеселыми мыслями Бычье Сердце покинул Фонтанку, 5, напоследок остановившись у парапета. Отсюда хорошо просматривалась квартира Валевского: четыре окна и башенка. Над башенкой плыли беспечные летние облака, в цирке Чинизелли играли туш, по мазутному лону Фонтанки, покряхтывая, сновали пароходики, — словом, денек был что надо! Но Бычьему Сердцу было не до красот. Окаянный танцзал с надстройкой все еще не отпускали его. В них тоже был какой-то изъян, какая-то червоточинка. И Бычье Сердце обязательно докопался бы до нее, если бы не старый пень со своими проблемами. Теперь же остается ждать, когда червоточинка вылезет наружу и сама напомнит о себе.
…Остаток дня Бычье Сердце провел за составлением очередного отчета. Дело двигалось туго, поскольку отчетов майор Сивере не любил. Во-первых, потому, что был не чужд орфографических ошибок и до сих пор писал «потерпевший» через "и", а «сведетель» через "е". Во-вторых, толстые пальцы Бычьего Сердца и миниатюрные блондинистые клавиши печатной машинки находились в состоянии конфронтации, так что и без того хромая сиверсовская орфография частенько подкреплялась новообразованиями типа «ьоцп новждагигв N».
Особо впечатлительные сотрудники отдела находили в этой абракадабре монгольские корни и даже романтический намек на эсперанто. На поверку же оказывалось, что степной посвист потомков Чингисхана ничего общего с экзерсисами Бычьего Сердца не имеет, а «ьоцп новждагигв N» есть не что иное, как банальное «труп гражданина N».
Дейнека появился в комнате Бычьего Сердца, когда тот в красках расписывал набег на парфюмерную кибитку Сулеймана-оглы и давал краткие характеристики рыжей дельтапланеристке.
— Хорошо, что пришел, — сказал Бычье Сердце, выстукивая одним пальцем сомнительное слово «одеколон». — Одеколон через "о" или через "а"?
— Через "о".
— Там два "о" или "а" тоже есть?..
— Все через "о". А зачем тебе понадобился одеколон?
— Не мне, а покойному Роме.
— Ты о Валевском?
— О нем, родимом…
— Значит, еще не знаешь, — Дейнека распялил губы в улыбке и тяжело опустился на стул. — Дело-то от нас забирают. Дело Валевского — я имею в виду.
Несколько секунд Бычье Сердце по инерции продолжал печатать. Но когда из «одеколона» вылупилось непроизносимое «лдкулдог», поднял косматую голову и уставился на Дейнеку.
— То есть как это забирают?
— Молча.
— И кому отдают? — В голосе Бычьего Сердца послышались ревнивые нотки.
— Бауману и Сальниковой.
— Кому?! — изумился Бычье Сердце.
С тем же успехом расследование дела об убийстве можно было поручить супружеской паре белых медведей. Или попугаям-неразлучникам. Или подуставшим от долгой слякотной жизни коняшкам с Аничкова моста. За Бауманом и Сальниковой уже давно и прочно закрепилась репутация «заматывателей». К ним обращались только тогда, когда что-то нужно было элегантно спустить на тормозах. Или начальство имело свой шкурный интерес в деле. С синим чулком Сальниковой Бычье Сердце только здоровался, да и то сквозь зубы, когда деться в узком коридоре было некуда.
Зато Андрея Баумана знал довольно хорошо. Некоторое время они работали вместе, и даже столы их стояли рядом. Тихий Бауман на работе особо не напрягался и к тому же каждую субботу отмечал священный день отдохновения. Из-за этого баумановского шаббата у Бычьего Сердца несколько раз срывались операции, но Сивере не роптал: он умел уважать религиозные чувства других людей. Бауман же не уважал никого и ничего (кроме священной субботы, разумеется), но был неизменно корректен. Что не мешало ему регулярно постукивать начальству на методы работы Бычьего Сердца. Поток сигналов усилился после того, как Бычье Сердце пообещал «дать в дыню фискалу, мешающему следственным действиям». Начальство благоразумно развело Баумана и Бычье Сердце не только по разным комнатам, но и по разным этажам. Теперешний оскорбительный переход дела к Бауману означал, что в нем открылись новые обстоятельства.
— Что, открылись новые обстоятельства?
— Как тебе сказать… Они были и раньше, только мы о них не знали. Ходят слухи, что папаша у девицы, под которую ты так усердно копаешь, — большой чин в ФСБ.
— У какой из девиц?
— Их у тебя несколько?
— Давай колись! — Бычье Сердце оставил вопрос без ответа.
— Анжелика Куницына, примадонна «Лиллаби». Ходят слухи, что был звонок оттуда, — Дейнека поднял глаза к потолку.
— Мне пока никто ничего не сообщал, — продолжал упрямиться Бычье Сердце.
— Завтра утром сообщат, — клятвенно пообещал Дейнека, и майор Сивере сразу же поверил ему. У Дейнеки был надежный источник информации в лице секретарши непосредственного начальника Бычьего Сердца — полковника Соловейчика.
Бычье Сердце вздохнул и вынул из машинки бесполезный теперь лист; парфюмерная сага так и осталась незаконченной.
— Да не расстраивайся ты так! — подбодрил приятеля Дейнека. — Сколько на тебе дел помимо этого?
— Восемь, — сделал несложные подсче, ты в уме Бычье Сердце.
— А у меня — пятнадцать. Так что баба с возу, кобыле легче… Слушай, а может, у тебя личный интерес?
— Какой еще личный интерес? — Бычье Сердце вдруг снизил голос до шепота и пошел красными пятнами, — Ну, не знаю. — Следователь подмигнул майору краем толстого вавилонского века. И похлопал ладонью по левой стороне груди.
По той самой стороне, где у Бычьего Сердца покоилась фотография с датой в уголке — 28.06. До сих пор подметный снимок с Ромой-балеруном, собором и педрилой Лу Мартином ни разу не напоминал о себе. Но теперь вдруг заворочался, как скунс в капкане, и даже попытался выпустить струю зловонного газа.
— Нет никакого личного интереса… — , стушевался Бычье Сердце, осторожно принюхиваясь к пиджаку. — А в общем, ты прав. Я с самого начала говорил, что это дело тухляк. Пусть теперь Бауман корячится…
Оставшись один, Бычье Сердце забросил ноги на стол и глубоко задумался. Ничего экстраординарного в том, что дело передавали другой группе, не было. Подобные вещи практиковались, хотя и редко, и только в том случае, когда следствие по той или иной причине заходило в тупик. Но такому шагу обычно предшествовали осторожные перестановочки, рокировочки, укрепления, вброс дополнительных сил.
Особенно если дело касалось громкого убийства. А убийство Ромы-балеруна было достаточно громким, уж против этого факта не попрешь. Нет, странным было не то, что дело передавалось, и передавалось стервецу Бауману. Странным было то, что передавалось оно так скоропалительно. Прошло лишь двое суток со времени обнаружения трупа, рабочие версии только наметились… Вернее, одна рабочая версия. Именно ее и изложил Бычье Сердце на сегодняшней утренней летучке. И даже получил благословение от полковника Соловейчика на ее разработку. И вот теперь пожалуйста, поворот на сто восемьдесят градусов. Ничего удивительного, если учесть, что папаша стервы-балеринки занимает высокий пост в Конторе. В этом отношении Дейнеке и его гражданскому браку с секретаршей Соловейчика Люсей можно доверять абсолютно. Люся с детской непосредственностью шпиона-любителя прослушивала раз-, говоры начальства, и об этом знали все, за исключением самого Соловейчика. С легкой и блудливой Люсиной руки по кабинетам кочевали хохмы о том, что собака Соловейчика жрет дерьмо; что сын Соловейчика спит со стодвадцатикилограммово негритянкой и к тому же исполнительницей песен в стиле «госпелс»; что дочь Соловейчика прижила ребенка от дуэта «Чай вдвоем»; что жена Соловейчика принадлежит к секте «Общество друзей духа» и активно проповедует культ сутры лотоса; что сам Соловейчик… Впрочем, о Соловейчике шалава Люська, нужно отдать ей должное, до сих пор не сказала ни одного дурного слова.
