Кирилл Казанцев - Галера для рабов
– Что-то мне подсказывает, что еще удара четыре… – Вышинский побледнел.
– И начнется родео, – пробормотала Маргарита Юрьевна. – Боже, они такие злые, сразу нас прибьют… Массой, падлы, задавят… Ведь нас осталось с гулькин хрен…
– И что они сделают? – нерешительно помялся Зуев. – Предпримут насильственные действия сексуального характера? – пошутил он с натугой.
– И браком они точно не закончатся, – кивнула Евгения Дмитриевна. – Отделают так, что мама не горюй, и не спасет нас наше высокое положение. Господи, а среди нас еще этот злодей… – она смертельно побледнела, зашевелились спутанные волосы.
– А ну, б-без паники… – пробормотал, бледнея, Вышинский. – Все за мной, мы что-нибудь придумаем. А не придумаем, так б-будем биться до последней капли крови… – и бросился в узкий проход, возглавляя отступление. Люди побежали за ним, и за спиной у них раздался ужасающий грохот: наехал металл на металл. Дверь прогнулась, донеслись торжествующие крики, похожие на вопли сумасшедших…
Четверо затравленных пассажиров метались по левому борту. Удары в трюме ощущались даже здесь – вздрагивала палуба, дамы хватались за сердце.
– Шлюпка! – вдруг крикнул Вышинский, тыча пальцем в небольшое, нарядно окрашенное спасательное суденышко, установленное в киль-блоках и соединенное стальными тросами с талрепами и шлюп-балкой. – Садимся в лодку и валим отсюда к чертовой матери!
– Вы охренели, там шторм! – завизжала Маргарита Юрьевна.
– Разве это шторм? – Вышинский с трудом раздвигал одеревеневшие челюсти. – Не перевернемся, не волнуйтесь, это волнение скоро кончится, нас подберут… Что для вас важнее, Маргарита Юрьевна, – выжить или немножко покачаться в лодочке? Впрочем, можете оставаться. Зуев, хватайтесь за лебедку, мне одному не справиться!
Оба метнулись к шлюпочному устройству. Зуев успел пошутить:
– А выпить?
И встали как вкопанные. В окрашенном борту, ниже ватерлинии, зияла дыра размером с кулак, вырубленная топором. Люди взвыли от отчаяния. Покачнулась, схватившись за сердце, Евгения Дмитриевна. Снова вздрогнула палуба от сокрушительного грохота. Женщины закричали от страха – такое впечатление, будто наружу рвался злой и голодный Годзилла.
– Послушайте… – забормотал Зуев. – Мы можем запереться на капитанском мостике, там надежная дверь, я проверял.
– А давайте станем праведниками, – пробормотала мертвым голосом Евгения Дмитриевна. – Раскаемся в грехах, пообещаем Господу, что больше никогда ничего подобного в жизни не совершим.
Мужчины угрюмо на нее уставились – вот же баба-дура…
– Смотрите! – вдруг выстрелила пальцем Маргарита Юрьевна. Все повернулись, отвесив челюсти от изумления.
Судно продолжало дрейфовать, послушное воле течения. Дождь не унимался, стоял сплошной стеной. Видимость сохранялась метров на четыреста. Яхта медленно проплывала мимо каменистого островка…
Все застыли, впечатленные непривычным зрелищем. До острова было рукой подать. Виднелось нагромождение камней и крапчатых серо-бурых скал. Их словно сгребли в одну кучу каким-то гигантским морским бульдозером. Крохотный кусок каменистой суши, метров семьдесят в поперечнике, там не было никакой растительности, только голый мертвый камень. Отвесные скалы обрывались в море, а рядом был покатый спуск к воде, усыпанный булыжниками и оплетенный черными водорослями. Чернели пещеры и гроты, просматривалось что-то вроде ровной площадки, а на дальней оконечности острова снова вздымались в небо зубцы скал…
Люди вцепились в борта, зачарованно таращились на этот кусочек вымершей природы посреди бескрайнего моря. Еще немного – и яхта поравняется с островом..
– Черт… это остров… – потрясенно промолвила блондинка.
– Вы очень наблюдательны, Маргарита Юрьевна, – глухо похвалил Вышинский.
– Там люди есть? – вздрогнула Евгения Дмитриевна.
– Там нет людей, нет машин… – проворчал Зуев. – Эта штука образовалась в те времена, когда Земля была еще плоской… Это обычный необитаемый островок, господа. Пусть плывет себе мимо.
Евгения Дмитриевна стала судорожно массировать сердце. Она не замечала, что опять расстегнулась блузка, и любой желающий мог получить полную информацию о ее сокровенных тайнах.
– Вам нехорошо, Евгения Дмитриевна? – насторожился Вышинский, непроизвольно покосившись на упомянутые тайны. – Сердце красавицы…
– Склонно к аритмии и тахикардии, – машинально откликнулась Евгения Дмитриевна и глубоко вздохнула. – Все в порядке, это не проблема…
Задрожала Маргарита Юрьевна. Она вцепилась посиневшими руками в леер, напряженно всматривалась в очертания суши. А та уже поравнялась с яхтой, подрастали из пелены дождя угрюмые обелиски, обретали резкость, объем, фактуру. В утробе Маргариты Юрьевны что-то заурчало. А когда из трюма донесся новый ужасающий удар, она икнула, и утробный звук сделался отчетливее, выразительнее.
– Не пугайте нас, Маргарита Юрьевна, – убитым голосом сказал Вышинский.
– К черту все! – прошептала блондинка. Она смотрела на остров, как на розовую мечту. Слезы капали из глаз, она шмыгала носом. – Вы правы, я вас оставлю, надоело все… Надеюсь, я не стану там Робинзоном… А вы тут варитесь в своем аду. Счастливо оставаться, господа.
Она уже решила, остановить ее было невозможно. Закусив губу, с каким-то сумасшедшим пламенем в глазах, она перебиралась через леер. Жалобно глянула на оторопевших пассажиров, присела и, оттолкнувшись от борта, прыгнула в море.
Комментариев не последовало. Все лишились дара речи, свесились с борта. Блондинка не утонула. Она вынырнула через несколько секунд, с вытаращенными глазами, жадно хватая воздух. Оттолкнулась от борта и по-собачьи поплыла к острову. Несколько раз ее растрепанная голова терялась в волнах, но снова оказывалась на поверхности. Блондинка не оглядывалась, упорно покоряла взволнованную стихию.
– Сумасшедшая, что она делает? – ошарашенно пробормотал Зуев.
– Она все правильно делает, – внезапно поведала Евгения Дмитриевна, и мужчины со страхом на нее уставились. С этой женщиной тоже что-то происходило. Распрямились плечи, прокурорская работница обрела осанку и стать. Глаза заблестели. Она не стала комментировать свое сумасшествие – дурные поступки заразительны, а дурное дело не хитрое. Стиснув зубы, Прохоренко перелезла через борт и красиво прыгнула. Взметнулись одежды, волосы, оголилась грудь. Она вошла в воду, как торпеда, тут же вынырнула, отфыркалась и вразмашку погналась за Маргаритой Юрьевной. Эта женщина прекрасно плавала. Но остров уже отдалялся…
– Господи, они окончательно спятили, самоубийцы… – изнемогал Зуев.
Вышинский покосился на него как-то странно.
– Да, Павел Гаврилович, это древний самурайский способ, изобретенный еще до харакири… – оба вздрогнули, когда внизу в трюме стала окончательно ломаться, вываливаться из проема дверь, и внутренности корабля огласил торжествующий дикий рев! – В общем, вы как хотите, а я вас тоже, вероятно, оставлю, – сказал Вышинский и начал перебираться через поручень. – Возможно, я и не так хорошо плаваю, как хотелось бы…
– Но я плаваю еще хуже, Роман Сергеевич… – Зуев вцепился ему в руку. Тот с ожесточением вырвал ее.
– Ступайте к черту, Павел Гаврилович! Вы же не надеетесь, что я посажу вас к себе на загривок? Возьмите эту штуковину, – он кивнул на прикрепленный к борту спасательный круг. – Ее, собственно, именно для этого и придумали. В общем, удачи, а мне пора, вокзал уходит.
Он отпрянул, когда бледный от страха чиновник снова вознамерился его схватить, прыгнул «солдатиком» за борт, махая ногами, успешно вынырнул, поплыл, неловко загребая руками.
– Дьявол! – выругался Зуев. Завертелся, как юла. А враг уже вырвался из заточения. Члены команды, изрыгая ругательства, уже гремели по лестнице. Этого хватило для стимулирования героизма. Зуев бросился к спасательному кругу, принялся судорожно его отвязывать. Он быстро справился с задачей. Не спуская взгляда с чернеющего прохода, откуда в любое мгновение могла повалить нечистая сила, принялся втискиваться в круг. Пропихнул его до пояса, неуклюже перевалился через борт. Бушующая стихия билась в борт, уже летела в глаза…
Евгения Дмитриевна, как самая подготовленная и спортивная, оставила позади Статскую и пришла к финишу первой. Блондинка, оглашая пространство жалобными стонами, еще выпутывалась из водорослей, билась о камни, а та уже заползла на бугристую, относительно покатую плиту, где передохнула и стала приводить себя в порядок – приглаживать пятерней слипшиеся волосы, запихивать непокорные прелести в остатки бюстгальтера.
– Что, Маргарита Юрьевна, получаете удовольствие из водорослей? – ехидно поинтересовалась она. Женщина уже не выглядела такой поверженной и потрясенной, как несколько минут назад. В ней явно пробуждался интерес к жизни.
