Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха
Чем же оказался полезен Чич.
Жунид снова полез за папиросой.
Тогда на ферме Вадим подсказал ему, что необходимо проверить сведения, полученные от Чича…
Он вспомнил, наконец, и подосадовал на себя, что именно эта деталь вот уже второй раз вылетала у него из головы.
Табунщик назвал фамилию Дзыбова. Вот кого нужно сейчас искать.
Дзыбов, как утверждал Аскер Чич, был в ауле Чохрак накануне нападения на конеферму. Его же видел с двумя неизвестными на бахче Талиб Бичоев.
Между прочим, Дзыбов…
Стоп!
Жунид потер виски. Что-то мешало ему. Он не мог понять, что. Напрашивалась какая-то ассоциация, но он не мог уловить ее. Нужно по порядку. Не торопиться.
Итак, двадцать первого сентября, за несколько часов до убийства Лоова, Дзыбов побывал в Чохраке, где его видел табунщик Чич, и на бахче у сказочника Талиба. Причем с ним явились еще двое верховых, которых старик не разглядел в темноте.
…Хороши дыни у Талиба. Обязательно заехать на обратном пути. Не из-за дынь, конечно. Просто лишний раз порадовать словоохотливого старика. Он будет доволен.
…Что еще? Да, среди приятелей и собутыльников Дзыбова есть некий Мустафа Зизарахов. Пьяница и лодырь. Своим поведением позорит собственного отца, знатного чабана. Мустафа нигде не работает, играет в карты, пьет и шляется по аулам, неизвестно зачем…
…Чьи показания? Этого, с неприятным лицом, — Якуба Сиюхова. Какого черта?!. Причем здесь лицо? Сиюхов не давал повода для подозрений…
И все-таки, что-то остается вне поля его зрения!
…Дай Бог памяти! Какой из себя Дзыбов? Высокий, красивый, по словам Якуба. Живет в Насипхабле со старухой-матерью. Отец, бывший белогвардейский офицер, погиб в гражданскую от партизанской пули… Вот и все, кажется… Больше ничего не известно… Да, учился до революции в Екатеринограде. Либо в реальном, либо в гимназии. И великолепно говорит по-русски…
Шукаев еще несколько минут вышагивал по берегу реки, пытаясь разобраться, почему его мысли так занимает Дзыбов, и, не успев в этом, присел на сухие бревна, валявшиеся возле самой воды.
Речушка неслась по камням бодро и шумно. Здесь, в низине, было куда прохладнее, и он поднял воротник плаща.
…Ладно. Шут с ним, с Дзыбовым. Что дальше?
…Следы. Они дали многое. Так, по крайней мере, вначале казалось Жуниду. Была двухколесная бричка, приметы которой, судя по следам, совпадали с приметами двуколки, похищенной с конефермы колхоза «Заря». Были отпечатки копыт Зухры. Нашелся одноглазый мерин. Все сходилось у дома Егановых! И вдруг — на тебе! Не тот мерин! Сиюхов клятвенно заверял вчера, что его ввела в заблуждение черная лохматая шерстка коня. Да и глаз, пораженный бельмом, тоже левый, как у похищенной лошади.
Разница в том, что у егановского мерина бельмо закрывало весь глаз, а у чохракского — только часть. Кроме того, масть найденного коня имела несколько другой, иссиня-черный оттенок.
А раз лошадь не та, как отнестись к именам, которые назвали Мурат Еганов и его мать? Могут ли они помочь ему распутать весь клубок?..
Известно о постояльцах егановского дома немного: Асфар (усики), судя по тону, каким говорила о нем Ханифа, пользовался наибольшим уважением в этой троице. Возможно, он и есть главарь шайки?.. Потом — Тау. Странное имя. Скорее кличка. Изуродовано левое ухо.
В первый раз в доме Ханифы останавливались Асфар и двое незнакомых ей людей. Лошадей — шесть (о бричке — ни слова!). А с чохракской конефермы угнали восемь конематок с двумя жеребятами, одноглазого мерина и карабаира. Самое ценное, разумеется, карабаир. Сколько ни выспрашивал Жунид у матери и сына Егановых о приметах лошадей, ничего похожего на карабаира (по их рассказу) у Асфара и его спутников не было.
…Туман. Сплошной туман — и никакого проблеска. Нитей как будто и много, но за которую из них тянуть?
Жунид опять закурил, вслушиваясь в монотонный говор реки, огляделся вокруг. На горизонте возникла светлая полоска рассвета. Стало прохладнее. Он поежился и, поднявшись с бревен, медленно добрел к дому Коблева.
…Надо искать Асфара. Надо искать всех троих — Асфара, Тау и…
Газиз! Асфар упоминал это имя!
У него даже захватило дух от возбуждения. Вот оно! Вот звено, которое все время ускользало! Ханифа говорила, что Асфар должен был встретиться с каким-то Газизом? А Дзыбова тоже звали Газиз…
И все трое очень подозрительны. Просто так люди не водят за собой на поводу запасных лошадей из аула в аул. А может, случай натолкнул его на других конокрадов? Тем более, что Асфар и Тау побывали у Егановых в середине сентября. А в Чохрак налетчики нагрянули двадцать второго. Значит, не те? И опять все сначала?..
Но довольно. Нужно браться за Газиза Дзыбова…
…На другой день Махмуд Коблев принес Жуниду из райотделения письмо Майкопской окружной милиции о розыске ею шести лошадей, уведенных неизвестными преступниками из конюшни гиагинского станпо в ночь на семнадцатое сентября…
* * *Аул спал. На крышах домов лежала голубоватая ртуть лунного света. Ветра не было и неподвижные тополя напоминали молчаливых монахов, завернувшихся в свои черные ниспадающие одежды.
Окрестные холмы, извилистая река Фарс, блестевшая от лунного света, голые темные руки ореховых деревьев в колхозном саду, — все было спокойным, мирным и почти нереальным.
Жунид и Вадим в сопровождении Коблева подъезжали к Насипхаблю. Весь сегодняшний день ушел на повторный допрос Егановых и другие хлопоты. По вызову Шукаева явился представитель гиагинского станпо и опознал лошадь, изъятую у Мурата Еганова. Ее по акту передали владельцам. Таким образом, все сходилось: Асфар и Тау ночевали у Ханифы, если верить ее показаниям, в средине сентября, а лошади были похищены из конюшни станпо — семнадцатого. Ханифа не помнила числа, но Жунид заставил ее сопоставить другие события, которые она могла назвать, и пришел к выводу, что посетить егановский домик конокрады могли и семнадцатого (т. е. сразу же после кражи), и восемнадцатого. Если налет на чохракскую конеферму также был связан с именами Асфара и Тау, то это еще предстояло выяснить. Во всяком случае, вероятность этого не исключалась.
Егановы почти ничего нового не сообщили, так что у Жунида и Вадима оставалась одна единственная надежда — Газиз Дзыбов. Решено было отправиться в Насипхабль.
— Посмотри, — негромко сказал Вадим, — минарет под пожарную каланчу переоборудовали. Интересно, как смотрит на это население?
— Да никак, — ответил Шукаев. — Сейчас уже не те времена, когда закрытие мечетей доводило до крайностей. Старики, конечно, гудели, может, даже и эксцессы какие-либо случались… Впрочем, в Насипхабле еще одна мечеть есть. Совсем крохотная и без минарета. Она, по-моему, действует…
— А твои родители верят? Если не секрет, конечно, — полюбопытствовал Вадим.
— Какой тут секрет? Мать — вроде верит, но не молится и уразу[21] не держит. Хотя, знаешь, трудно даже сказать, вера это, или что-то вроде привычки. Она может сто раз помянуть аллаха в разговоре, ни за что на свете не притронется к свинине, не сядет в присутствии муллы, но если заболеет обыкновенной ангиной, то, ручаюсь, прибегнет не к помощи эфенди или знахарки, а пойдет в медпункт или съездит в городскую амбулаторию…
— А отец?
— Отец у меня безбожник. — В голосе Жунида послышались горделивые нотки. — И вообще славный старик…
— Работает еще?
— Да. На конезаводе. Он у меня великий знаток лошадей….
Помолчали. Коблев не вмешивался в разговор и ехал в некотором отдалении, соблюдая неписаный закон кавказцев: младший должен быть сзади.
— Послушай, Вадим, — начал Шукаев несколько смущенным тоном. — Вот ты сейчас заговорил о моих стариках, и я вдруг подумал, что мы, в сущности, мало знаем друг о друге… и мало интересуемся. Стыдно, конечно, но я до сих пор не удосужился спросить, как там у тебя дома? Ведь твоя жена, кажется, малыша ждала?..
Дараев опустил голову.
— Мертвого родила, — глухо сказал он.
Жунид мысленно обругал себя последними словами.
— Прости, я не знал.
— Я сам виноват, — после некоторого раздумья отозвался Вадим. — Я сторонился тебя… и, если уж говорить правду, завидовал немного. Теперь это прошло… — Он понизил голос: — И если тебе не безразлична моя дружба…
Жунид молча протянул ему руку.
— Я рад, Вадим. Просто у меня характер скверный… я нелегко схожусь с людьми… А когда я появился в управлении, ты был близок с Ивасьяном…
— Демагог, — сказал Вадим, и это прозвучало как ругательство.
…В одноэтажном саманном доме районного отделения милиции горел свет. Всадники привязали лошадей к коновязи и вошли в кабинет начальника. Коблев остался в приемной.
Начальник отделения Хаджиби Туков разговаривал с высоким черноволосым мужчиной в милицейской форме.
