Татьяна Полякова - Жестокий мир мужчин
— Сегодня никто не хочет говорить со мной, — обиделась я и покинула дом, возле калитки опять оглянулась и позвала:
— Эй, кто-нибудь, ответьте мне…
— Что вы кричите, точно в лесу? — услышала я вопрос. Женщина лет шестидесяти стояла под окнами дома со стороны улицы и неодобрительно меня разглядывала, я смогла это обнаружить, немного сфокусировав зрение.
— Хозяева где? — спросила я и вроде бы икнула.
— А где ж им быть, наверное, дома.
— Нет. Я стучала и звала, никто не откликнулся. На крыльцо соседнего дома вышла женщина.
— Семеновна, ты Мишу видела? — обратилась к ней моя собеседница.
— Когда?
— Да вот хоть сейчас.
— Нет. Утром видела, за молоком приходил. А чего?
— Девушка хозяев спрашивает, а никого нет.
— Как нет? А Васильич?
— Не знаю, говорит, нет.
— Может, отдыхает? А Миша уехал куда…
— На чем уехал? Вон машина-то ихняя. Стоит под навесом.
Вслушиваясь в этот диалог, я начала быстро трезветь. Когда женщины исчерпали возможные варианты отсутствия хозяев, я попросила:
— Давайте посмотрим в доме, вдруг Якову Васильевичу стало плохо?
Женщины забеспокоились, и мы вместе вошли в дом, после чего разделились. Одна поднялась на второй этаж, другая отправилась в кухню, а я на веранду. Обе время от времени звали:
— Васильич, Миша…
Никто не откликнулся. Тут нечто привлекло мое внимание: блеснуло в кустах роз. Я сделала пару шагов, осторожно приподняла ветки и увидела инвалидное кресло Оно валялось возле забора.
Мороз пошел по коже, я нервно поежилась, сзади подошли женщины, они тоже заметили кресло.
— Это что же такое? — растерянно прошептала одна. — А где ж?..
Договорить она не успела, мой взгляд выхватил покатую крышу то ли сарая, то ли погреба, и я торопливо направилась к нему. Трава вокруг притоптана, точно в этом месте проехала машина.
Пристройка оказалась угольным сараем. Ухватившись за ручку, я потянула на себя дверь и заглянула внутрь, слыша за своей спиной дыхание спешащих женщин.
В сарае было темно, и в первое мгновение я ничего не поняла, последние лучи солнца высветили кучу угля в дальнем углу, женщины вдруг закричали, а я сообразила, что вижу торчащую из угля руку. Грязную, окровавленную, с металлическим браслетом на запястье.
— Да что ж это, Господи? — пролепетала женщина рядом, потом крикнула:
— Люди! — и кинулась к калитке.
А я отошла к забору и вцепилась в него обеими руками. Несколько минут меня рвало, я пыталась отдышаться, а что происходит вокруг, понимала с трудом.
Когда я наконец начала соображать, народу в саду собралось много. Расталкивая толпу, к сараю протиснулся милиционер в расстегнутом кителе и заломленной на затылок фуражке, видимо участковый.
— Граждане, соблюдайте спокойствие! — раз пять повторил он.
Я отошла от забора и присоединилась к толпе. Вновь прибывшие пытались узнать, в чем дело, им охотно поясняли:
— Убитые, оба, и Васильич, и племянник. Убили и в уголь сунули. Вот что делается… Как жить, Господи? Кому инвалид помешал?.. Да у него деньжищ миллионы… Откуда, он ведь на пенсии?.. На пенсии, бандюга он… А парнишку за что? Такой был хороший парнишка, приветливый… В «Скорую» звонили?.. Какая «Скорая», сейчас следователи приедут, убийство ведь.
Последняя реплика привела меня в чувство. Надо убираться отсюда. Кто я и что здесь делаю, объяснить будет затруднительно, а тут два трупа, и от меня за версту разит коньяком. Стараясь не привлекать к себе внимания, я покинула сад, вышла через калитку и бросилась к машине. Народ все прибывал, люди бежали со всех сторон, а до меня никому не было дела. Я торопливо завела мотор и покинула поселок, нервно поглядывая в зеркало. Ни погони, ни криков «держите!».
Только оказавшись в городе, я притормозила и, кажется, всхлипнула:
— Господи…
Дома сунула голову под холодный душ, потом забралась под него целиком, дрожала всем телом, стискивала зубы и пыталась прийти в себя.
«Что происходит?» — билось в мозгу, но ответить на этот вопрос я не могла. Было еще несколько вопросов, но и на них я не знала ответа, закуталась в махровый халат, кое-как добралась до постели и рухнула лицом вниз.
Звонок отдавался в мозгу, сводя меня с ума. Я подняла голову с подушки, силясь понять, где я и что происходит. Угольный сарай и торчащая рука — это пьяный кошмар или все было в действительности?
Я тряхнула головой и стала искать сигареты. И тут сообразила, что в дверь звонят, давно и настойчиво.
Шаркая ногами, пошла открывать. На пороге стоял любимый старший брат и выглядел очень испуганным.
— Что у тебя с замком? — рявкнул он. — Не мог открыть своим ключом…
— Понятия не имею, — ответила я и скрылась в ванной. Когда я оттуда вышла, Сашка успел приготовить кофе и теперь сидел за столом, нерешительно мне улыбаясь.
— Я заезжал вчера, — сообщил он.
— Я к тебе тоже…
— Мне сообщили…
— Надо думать. — В этом месте я усмехнулась и стала смотреть в окно, избегая Сашкиного взгляда. Сейчас он напоминал мне побитую собаку и здорово действовал на нервы. — Надеюсь, я не нанесла твоему заведению ощутимый урон? — вздохнула я.
— Все нормально.
— Серьезно? — Это показалось забавным. — Ты так считаешь?
— Я говорю не об Илье, — пожал он плечами. — Хотя и здесь не вижу повода впадать в отчаяние. Он обещал потолковать с тобой. Я уверен, вы сможете во всем разобраться.
— Ладно, утешитель, — фыркнула я. — Вчера я переборщила с коньяком, похмеляться не собираюсь, если ты об этом, и нянька мне не нужна. Тебе он что-нибудь пожелал сказать?
— Нет, — покачал головой мой брат. — Такое впечатление, что он ждет чего-то.
— Чего? — насторожилась я.
— Не знаю.
— А как обстановка в городе?
— В каком смысле? — удивился Сашка.
— С возвращением Ильи что-нибудь изменилось?
— Чепуха… Что может измениться? Мы уже говорили об этом.
— Точно. Говорили. Еще я говорила с человеком по имени Яков Васильевич, и он обещал перемены с появлением Ильи. Выходит, ты знаешь далеко не все.
— Какой еще Яков Васильевич?
— Безногий, — охотно пояснила я. — Бывший друг Терина, носившего кличку Большой.
— Опять ты об этом, — поморщился Сашка.
— Об этом, — согласно кивнула я и добавила:
— Его убили.
— Кого? Безногого?
— Да. И его, и Мишу, парня, который жил с ним.
— Откуда ты знаешь? — нахмурился Сашка. — Вчера вечером ты ездила на их дачу?
— Ездила, — вздохнула я. — И нашла обоих в угольном сарае. Что такого знал человек, если его решили убить? Одинокого безногого инвалида?
— Ты меня спрашиваешь? — хмыкнул он. — Так скажу честно: не знаю и знать не хочу. В милицию звонила?
— По поводу убийства? Нет, соседи вызвали.
— Но они с тобой беседовали?
— Менты? Нет, я уехала. Народу сбежалось… весь поселок. А я была в стельку пьяная и не хотела иметь дело с властями… хотя и протрезвела после того, как заглянула в сарай.
— Аська, давай-ка я тебя на курорт отправлю, пока здесь все не кончится. Чтоб у меня душа не болела. Третью неделю как на бочке с порохом. Человек я тебе не чужой, сделай одолжение, исчезни дней на десять. А вернешься, тебя будет ожидать приятный сюрприз. Вот увидишь… — говорил он вроде бы серьезно.
— Приятный сюрприз в том смысле, что Илья скажет мне: «Я тебя люблю, дорогая»?
— А почему бы и нет?
— Ты сам-то веришь в это? — пожала плечами я.
— Мне не нравится твое настроение, — нахмурился он.
— Бог с ним, с настроением. Скажи лучше, что именно должно кончиться?
— Я не понял, — еще больше нахмурился Сашка, а я засмеялась:
— Ты сам только что сказал: «Пока здесь все не кончится». Что такое должно кончиться, Саша?
— Не цепляйся к словам, — разозлился он. — Я имею в виду, пока не выяснится все с Ильей, что же еще?
— А что мешает все выяснить прямо сейчас?
— И Илья не желает говорить на эту тему.
— А через десять дней пожелает?
— Слушай, что за черт в тебя вселился?
— Саша, что происходит? — посерьезнев, спросила я. Он взглянул на меня в упор, зло поджал губы.
— Что? — повторила я свой вопрос, Сашка криво усмехнулся.
— Я хочу, чтобы моя сестра мне верила…
— Теперь это трудно, — ответила я и выдержала его взгляд. — Или мы поговорим, или…
— Или? — повторил он, а я пожала плечами:
— Не могу ничего обещать тебе…
— Ясно. — Он поднялся и пошел к двери. — Очень скоро тебе станет стыдно, но, чтобы угрызения совести тебя не слишком мучили, я говорю прямо сейчас: я тебя люблю и потому прощаю. Постарайся вести себя разумно, — заключил он и покинул квартиру.
А я вышла на лоджию посмотреть, как брат садится в машину.
— Я тоже тебя люблю, — проронила грустно себе под нос.
До обеда я бродила по квартире, пытаясь собрать обрывки сведений воедино. Кровь льется рекой, а ответа на свой вопрос, что произошло пять лет назад, я так и не получила. После обеда я поехала в «Красный Крест» навестить Гаврилова. О его самочувствии я регулярно справлялась по телефону и знала, что дела его неплохи, он пришел в себя и опасаться за его жизнь причин не было. Однако теперь я так не считала.
