По субботам не стреляю - Белоусова Вера Михайловна
– Пока я не пойму, что все это значит, – сказала я вслух, – не могу разговаривать с Соболевским.
– Почему? – удивилась сестра. – Какая связь? Тебе в любом случае нужно снять с себя подозрения – вне зависимости от того, зачем Костю понесло к Никите. Это отдельная история.
– Не знаю, – я покачала головой. – Сама не знаю. За один день ничего не изменится, бог даст, не посадят... Не дави на меня, Мариша. Может, завтра мы что-нибудь узнаем...
Хлопнула входная дверь.
– Мама пришла, – сказала Маринка. – О, кстати, надо бы телевизор включить. А то, неровен час, чрезвычайное положение объявят, а мы и не узнаем.
Каково же было мое удивление, когда появившийся на экране пресс-секретарь президента сказал слово в слово следующее:
– Если так пойдет дальше, президент вынужден будет объявить чрезвычайное положение.
Я посмотрела на сестру с суеверным ужасом.
– Пугает! – авторитетно успокоила она, неверно истолковав мою растерянность.
Глава 14
Весь следующий день прошел под знаком ожидания Костиного приезда, и, видит бог, это был не лучший день в моей жизни. Я бесконечно прокручивала в голове разные сценарии нашего с ним разговора, один другого замысловатее, а в глубине души лелеяла бессмысленную надежду, что он вдруг возьмет и не появится и разговор не состоится.
Сотрудница и приятельница Анечка, увидев меня, с тревогой спросила:
– У тебя все в порядке? – и это несмотря на все мои усилия вести себя как ни в чем не бывало. Лиля наконец оставила меня в покое. Я видела ее только мельком, по дороге из одной комнаты в другую, и отметила про себя, что вид у нее по-прежнему не лучший. Выходит, не помогла ей исповедь. Впрочем, откуда мне знать, какие у нее проблемы!
В редакции весь день шло оживленное обсуждение истории с Кузнецовым. Вечером все как один собирались смотреть его интервью. Меня так и подмывало рассказать о Маринкиных экспериментах и выводах, но, по некотором размышлении, я решила, что делать этого не стоит – и удержалась, хотя у меня страшно чесался язык. Вообще-то мне было довольно интересно узнать, кто что скажет по «масонскому вопросу». Но, как это обычно бывает, когда в споре участвует сразу много народу, ничего нельзя было понять. Только одна реплика запала мне в память – потому что удивила. Шеф сказал: «Дыма без огня не бывает». Это был ответ на чье-то скептическое высказывание, и это было странно и совсем на него не похоже. С другой стороны... откуда я знаю – похоже или не похоже? Скажем так: это не соответствовало моему о нем представлению. Во-первых, я не думала, что он верит в тайные заговоры. Во-вторых, мне казалось, что он – из тех, кто не удовлетворяется присказками насчет «дыма и огня», предпочитая им конкретные доказательства.
«Вот и Юра купился, – с грустью подумала я. – Наверное, все скоро купятся. А мы будем последние могикане...»
Я заткнула уши и сделала вид, что напряженно работаю, а сама вновь переключилась на Костю и нашу неуклонно надвигавшуюся встречу. Сначала я пыталась представить себе эту встречу в лицах. Потом мысли мои плавно съехали на историю нашего знакомства...
Мы познакомились несколько месяцев назад при вполне стандартных обстоятельствах – на дне рождения у одной общей знакомой. Не вполне стандартно было, пожалуй, то, что знакомая явно сама имела на него какие-то виды. Во всяком случае, еще за неделю до дня рождения она стала загадочно намекать, что в числе приглашенных есть один о-очень интересный, молодой и талантливый, надежда российской экономики, который уже сейчас дает советы самому...
«Молодой и талантливый» сразу показался мне чрезвычайно симпатичным, но мне было ужасно неловко перед хозяйкой, поэтому я не стала предпринимать никаких шагов и даже решила поскорее уйти – от греха подальше. Я понимаю, что это может показаться странным, но такой уж у меня нелепый характер. Тут дело совсем не в суперблагородстве – просто я, как уже было сказано, отчаянно боюсь наживать врагов без крайней необходимости. «Молодой и талантливый» вел себя вполне нейтрально, поэтому, когда он догнал меня на улице, это оказалось для меня полной неожиданностью. Но тут уж я, чего греха таить, ужасно обрадовалась: все сделалось так, как мне хотелось, а я вроде и ни при чем. Так начался наш с Костей роман, в последнее время вступивший в предбрачную фазу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Вот что меня сильно смущало... Все эти месяцы я практически не сомневалась, что Костя – это именно то, что мне нужно. Но если это так, то почему я с такой легкостью сдаю позиции? Разве так должна себя вести настоящая женщина? Настоящая женщина должна твердо верить в невиновность своего возлюбленного (если, конечно, он невиновен) и помогать ему доказывать это всем прочим. Но, даже если он виновен, ей тоже совсем необязательно от него отрекаться. Бывали ведь и такие, которые шли за убийцами на каторгу и там их спасали. Как Сонечка Мармеладова... Для меня же совершенно очевидно: если это сделал Костя, то между нами все кончено раз и навсегда. Никаких объяснений, пониманий и спасаний. Теперь спрашивается: что это значит? Что мне далеко до Сонечки или что я не люблю и не любила его по-настоящему? Может, я вообще этого не умею?
Он опередил меня минут на пятнадцать. Когда я пришла домой, они с мамой сидели на кухне. Маринки дома не было. Мама поила его чаем и вела светскую беседу, старательно делая вид, что все в полном порядке. Когда я вошла, они обсуждали тайну вклада в швейцарских банках. В воздухе висело напряжение – непонятное, если учесть, что он не знал, что я знаю... Увидев меня, мама сделала было движение уйти, но спохватилась и посидела еще несколько минут для приличия, после чего поспешно ретировалась.
У меня было заготовлено по меньшей мере пять хитроумных подходов. Однако, оставшись с ним один на один, я совершенно неожиданно для себя ляпнула:
– Костя, верни мне, пожалуйста, мою записную книжку!
Он побледнел. Ох, как он побледнел! Я никогда не видела, чтобы люди на глазах так бледнели. Как в романах: «Краска сбежала с его лица». Я смотрела на него не отрываясь. Это был очень важный момент. Он мог начать отпираться, мог сказать что-нибудь вроде: «Ты с ума сошла! Откуда она у меня?» Он мог спросить: «Откуда ты знаешь?» – и тем самым признать мою правоту. А мне нужно было в эту самую секунду понять по выражению лица и по тону самое главное...
Он не стал спрашивать: «Откуда ты знаешь?» Он сказал:
– Она у меня дома. Отдам в следующий раз.
Следующий раз? Значит, он уверен, что он будет, этот следующий раз?..
Я выжидательно смотрела на него и молчала. Он взял сигарету и заговорил чужим, монотонным голосом:
– Он позвонил мне в пятницу, поздно вечером, и предложил встретиться. По-моему, он был пьян... Говорил что-то о Екатерине Второй и ее фаворитах, называл меня счастливцем Потемкиным...
– Откуда он знал твой телефон? – перебила я.
– У него же была твоя записная книжка.
– Он не знал твоей фамилии.
– Фамилию можно было узнать у кого-нибудь из твоих сотрудников, после твоего ухода. Он, кстати, знал, кем я работаю. Так вот... Он предложил встретиться, я согласился.
«Почему?! – возопила я мысленно. – Почему ты согласился? Зачем тебе нужно было его видеть?» Ладно, этот вопрос отложим на потом.
– Мы договорились встретиться на следующий день, продолжал он. – С утра у меня были переговоры – я не мог точно сказать, сколько они продлятся. Он стал ерничать по поводу работы в выходные – что-то вроде: «Ну вы прямо горите на работе, я спокоен: наша экономика в надежных руках...» Я перебил его и спросил, не случалось ли ему записывать дисков по воскресеньям. Он понес какую-то ахинею насчет творчества без выходных, я же говорю: он был пьян... Я снова прервал его и сказал, что позвоню, когда освобожусь. Переговоры кончились около половины второго – не помню точно. Значит, я позвонил ему без чего-то два. На этот раз он был трезвый... по-моему. Но все равно называл меня Потемкиным... Я сказал, что могу приехать около половины третьего, очень ненадолго.