Миермилис Стейга - Последняя индульгенция
Эдит мгновение колебалась. Кто-то, наверное, заметил шофера в компании Мелнсилы. Какую опасность может таить такой вопрос?
– Неужели я должна знать всех шоферов? – равнодушно ответила она.
Розниекс вынул из стола запечатанную коробочку из прозрачной пластмассы. В коробочке находился отломанный зубец гребешка.
– Смотрите. Это мы нашли в кабине машины Уступса.
Мелнсила пожала плечами.
– Какое отношение это имеет ко мне?
– А вот этот женский рабочий комбинезон сорок шестого размера обнаружен у вас дома при обыске. В его кармане оказался гребешок. Это зафиксировано в протоколе.
Веки Эдит едва уловимо дрогнули.
– О, святая невинность! – воскликнула она с возмущением. – Этот ваш Уступс сбил несчастную женщину, а зубец от гребешка в его кабине побудил вас задержать меня. Ну, Шерлоки Холмсы! – она рассмеялась. – Комбинезон этот, к вашему сведению, я не раз давала Лиесме Паэглите. А она, как вам известно, любовница Уступса. И если она причесывалась в его кабине и сломала гребешок, я в этом не виновата.
– А эти резиновые сапоги тридцать шестого размера вы тоже давали Лиесме? – Розниекс показал Эдит темно-синий сапог.
– Давала, – медленно протянула Эдит. – Она осенью несколько раз ездила в колхоз и лишь недавно вернула все это мне.
Шаг был сделан на слишком скользком месте. Круг возможностей Эдит сопротивляться все более сужался. Но выбора не было.
– А как она ухитрилась их надеть? – поинтересовался Розниекс. – У нее нога тридцать восьмого размера.
– Наверное, поменялась с кем-нибудь, – Эдит чувствовала, что почва под ногами становится все более зыбкой.
– Разве купить такие сапоги и комбинезон – проблема?
– Для Лиесмы – да. Зачем тратиться, если они бывают нужны раз в год.
– Ну а теперь слушайте внимательно, – сказал Розниекс наставительно, как терпеливый учитель капризной ученице.
– Я вся – внимание! – откликнулась Эдит. Такой тон ее бесил.
Розниекс даже не усмехнулся.
– Отпечатки сапог мы обнаружили в лесу, в двух километрах от места происшествия, недалеко от шоссе, – он выложил на стол две гипсовых отливки. – Там же обнаружили и отпечатки покрышек машины Уступса. Можете осмотреть.
Не удержавшись, Эдит вытянула шею, затем брезгливо отвернулась.
– Бррр… – вздрогнула она. – Выходит, что Уступс с Лиесмой…
– Не выходит, – прервал ее Розниекс. – Лиесме ваши сапоги не подходят, это мы уже выяснили, но это еще не все. – Он вынул еще одну пластмассовую коробочку. – Смотрите, и этот клочок волос мы нашли там же, они зацепились за куст. Они слишком темны для Лиесмы, но вполне могли бы принадлежать вам… – Розниекс внимательно смотрел в лицо Эдит. – Экспертиза установит это точно.
Эдит впервые не смогла сдержаться, скрыть растерянность. Но через мгновение снова пришла в себя.
– Ладно, – проговорила она сдавленным голосом, – я скажу, как все было. Я хотела осадить Лиесму. Слишком уж она хвасталась этим Уступсом: он и такой, и сякой… Я решила доказать, что он побежит за мной, как барашек. Это было ужасно… Антс пытался объехать женщину, но она сама, как безумная, кинулась прямо под колеса. Антс страшно перепугался, и мы с машиной спрятались в лесу. Я побежала, думала помочь сбитой…
– Почему же, прежде чем бежать, сняли комбинезон, берет?
– Чтобы никто не подумал, что я имею отношение к происшествию.
Розниекс сделал паузу.
– А как объяснить, что вы, привлекательная женщина, так заботящаяся о своей внешности, собираясь ехать с мужчиной, чтобы отбить его у подруги, надели грязный комбинезон, резиновые сапоги, старый берет?
– Что же в этом удивительного? Простому шоферу такая трактористка куда ближе, чем любая светская дама. Надо знать психологию подобных мужчин.
– И все-таки Уступс не ездил с вами в машине, – сказал Розниекс. – Он провел ночь у Лиесмы Паэглите. Вы хорошо знали об этом и воспользовались его машиной.
– Чепуха!
– Пенсионер Стрелниекс видел, как он вечером подъехал и поставил машину. Видел он и то, как вы через час уехали, а к утру вернули машину на место. Такой, в комбинезоне и берете, он вас, без сомнения, опознает, – медленно, но основательно Розниекс разрушал одно укрепление Эдит за другим.
Она промолчала.
– Видите, вариант со свиданием тоже не проходит.
– Я не умею водить машину, – выдавила выбитая из колеи Эдит.
– Это тоже неправда. Права у вас есть, раньше был «Москвич», теперь ждете очереди на «Жигули». Ольгу Зиедкалнс вы сбили намеренно, – продолжал он после паузы, – выжидали за станционным складом, пока она не приехала и не вышла на дорогу. Вы сами договорились с ней встретиться в санатории. На машине догнали и сбили ее. Затем спрятали машину в лесу, переоделись, расчесали волосы, сломав при этом гребешок и необдуманно выбросив вычески из машины. Потом пошли, чтобы убедиться, что Зиедкалнс мертва – проверили пульс, приложили зеркальце. А когда стали собираться люди – скрылись в лесу. Выждав, окольным путем вернулись в Ригу, поставили машину на место и направились домой – вы живете в двух шагах. Поэтому мы и не смогли найти машину сразу. У Виртавы пытались вымыть машину в озере, но побоялись засесть и лишь обдали ее водой из ведра. Однако это был напрасный труд – следы остались. Вот фотография следов машины у озера, – следователь положил на стол несколько снимков. Эдит не посмотрела на них.
– К чему мне было ее убивать! – истерически закричала она, понимая, что игра проиграна, но все еще хватаясь за соломинку. – Я ее не знала!
– Причина была! – отчеканил Розниекс. – И не одна. Вот первая, – он выложил на стол несколько документов. – Неправда, что вы не знали Зиедкалнс. Вы познакомились давно – в Елгавском родильном доме, где у вас родился сын, а у Зиедкалнс – мертворожденная девочка. Вы оставили сына в больнице, а Зиедкалнс взяла его и усыновила. Поэтому Ромуальд так похож на вас, а не на нее. Продолжать?
– Не надо, – Эдит обмякла, сразу став старше. – Пишите, я сама все расскажу. Чистосердечное признание является смягчающим вину обстоятельством, – горько Усмехнулась она, на миг выпрямилась, сделавшись прежней Эдит, но тут же устало опустила плечи.
XXXVIII
Лицо Ольгерта Лубенса было серым.
– Что ты негодяйка, я знал, – процедил он сквозь зубы. – Не представлял только, что такая жуткая.
Эдит демонстративно отвернулась. Что-то прикинула про себя, потом резко повернулась к мужу. Красивое лицо исказила гримаса. Синие, черные, красные пятна косметики были размазаны по ее лицу, словно грим клоуна.
– Ты, подлец, ты! – крикнула она, вскочила и кинулась на мужа. – Ты во всем виноват! Ты заставил меня сделать это!
Двое милиционеров из конвойного взвода, сидевшие рядом, схватили ее за руки и снова усадили на стул.
– Свидетель Лубенс, расскажите все по порядку, – предложил Розниекс.
– Иуда! – прошипела Эдит. – Свою жену, мать своего ребенка…
– Это ты о каком ребенке? О том, которого ты с твоим змеиным сердцем бросила? – возмутился Лубенс. – Да что с тобой говорить! – он повернулся к следователю. – Моя командировка затянулась, мы тогда строили ГЭС. Каждую свободную минуту я писал жене письма, с нетерпением ждал рождения сына. Но от нее получил только три письма. В последнем она сообщила, что произошло несчастье – сын родился мертвым. Я был потрясен, не спал ночей. Приехать не было возможности, я заказал разговор, но жена от него уклонилась. Послал телеграмму – ответа не получил. Написал другу, тот ответил очень дипломатично, но я понял, что должен постараться забыть Эдит. Однако год спустя, незадолго до возвращения, получил от нее сердечное письмо. Она писала, что любит только меня, что потребовалось время, чтобы убедиться в этом и вернуть равновесие. И я, дурак, поверил.
– Ха-ха-ха! Хоть раз верное слово из твоих уст! – истерически рассмеялась Мелнсила. – Идиотом ты был и остался. Это было после того, как Яновский, художник, меня оставил. Иначе стала бы я тебе писать!
Лубенс ковырял пол носком туфли.
– Да, тогда я еще не хотела ребенка, хотела пожить для себя, воспользоваться всеми радостями молодости, а этот ограниченный тип в своей убежденности ничего знать не хотел. Когда он дал согласие на бессмысленную, далекую поездку, мое терпение лопнуло. Он хотел, чтобы я в одиночку мучилась с пеленками, бутылочками… Да, я его обманула, и он только теперь, по стечению обстоятельств, узнал об этом. Да, тогда в больнице Зиедкалнс родила мертвую девочку, и я отдала ей своего ребенка. Она как сумасшедшая хотела ребенка. Муж пьяница, за душой ни гроша, жить негде, есть нечего, а ей подавай ребенка. Смешно!
Розниекс не перебивал. Пусть выговорится до конца.
– Когда Лубенс вернулся, мы переехали в Ленинград и только года два назад вернулись в Ригу. Да, следователь, ваша правда. Я в последние годы действительно, как вы называете это на своем языке, спекулировала бриллиантами. Камни – моя страсть, моя слабость, мое хобби, – глаза Мелнсилы загорелись. – Я могу любоваться ими часами, я люблю их больше всего на свете. Люди лживы, подлы, готовы перегрызть друг другу горло, а драгоценные камни приносят радость, удовольствие. Я терпеть не могу людей, ненавижу их! Да, я скупала бриллианты, любовалась ими, пока не надоедало, а тогда продавала и покупала новые, еще более прекрасные.
