Михаил Черненок - Девушка ищет спонсора
– Насчет Канарских островов что выяснил?
– В фирме «Ультрамар Экспресс» Теплоухов оплатил стоимость двух самых дорогих путевок в суперотель «Евгения Виктория» на июнь этого года, но фамилий, кому предназначаются эти путевки, не указал. Видимо, в чем-то был не уверен и рассчитывал сделать выбор подруги для отдыха позднее.
– Расписок Алены Волосюк в получении спонсорских дотаций не обнаружили?
– Нет. Нашли три расписки начинающих бизнесменов, кредитовавшихся у Теплоухова под сто процентов годовых. Оформлены они юридически грамотно и заверены нотариусом, как положено. Так что профаном в этих вопросах Николай Валентинович не был. Совершенно не понятно, зачем от Кавазашвили и Солнышкиной ему понадобились детские шпаргалки.
– Не кредиторы ли свели с ним счеты, чтобы не возвращать долги?
– Нет, кредиторы тут ни при чем. Как выяснилось, никто из них не обанкротился и с возвратом кредита никаких проблем у новичков нет…
Затянувшееся молчание нарушил Голубев. Обращаясь к Бирюкову, он спросил:
– Что, Игнатьич, будем планировать?
– Надо срочно разыскать Кавазашвили и Солнышкину. Вот и весь план, – ответил Бирюков.
Глава XXII
Народная мудрость гласит: терпение и труд все перетрут. В справедливости содержащегося в этой пословице смысла Слава Голубев убеждался каждый раз, когда оперативный розыск, несмотря на все старания, затягивался, и начиналось своеобразное топтание на месте. В таких ситуациях казалось, что дело зашло в тупик и столкнуть его с застойной точки могут только чудо или счастливый случай. Голубев в чудеса не верил. Он надеялся лишь на собственную сообразительность, а случайности расценивал как результат наблюдательности и умения поймать невидимую нить, ведущую к удаче.
Начав активный поиск Нино Кавазашвили и Вики Солнышкиной, Слава первым делом наметил места для наблюдения, где скрывающиеся то ли от Абасова, то ли от милиции девушки могут появиться. Поскольку Нино запаслась снотворными таблетками, аптека и аптечные киоски на ближайшие дни отпадали. Для получения месячного дохода в Сбербанке надо было ждать еще две недели. При таком раскладе получалось, что вероятнее всего подруги вот-вот появятся или в общежитии, чтобы взять сменное бельишко, или в каком-нибудь продуктовом магазине. Хотя и говорится, будто не хлебом единым жив человек, но без хлеба насущного, как известно, вряд ли кто долго протянет.
В связи с окончанием учебного года общежитие медицинского училища почти обезлюдело. Здесь остались только те, кому некуда было уезжать, да кто решил в каникулярное время поработать в районной больнице медсестрами. Голубев наведывался сюда по нескольку раз вдень, но каждый раз безрезультатно. Кавазашвили и Солнышкина словно сквозь землю провалились. Слава начал уже подумывать, не сменить ли тактику поиска?.. Тут-то и осенила его светлая мысль. Во время очередного визита, поговорив впустую со знакомой разговорчивой вахтершей, он вдруг спросил:
– Агния Семеновна, у вас ключ от комнаты Кавазашвили есть?
Вахтерша выдвинула из стола ящик с пронумерованными ячейками:
– Вот он, под тринадцатым номером лежит.
– Пойдемте посмотрим, что там, в комнате…
– Как это посмотрим?.. – насторожилась старушка. – Без жиличек запрещено по их комнатам шариться.
– Шариться мы не будем. Просто заглянем. Может, там никаких вещичек уже нет.
– А куда им деваться? Воровством у нас не грешат.
– Вот и убедимся в этом.
– Не уговаривайте, – заупрямилась вахтерша. – Не могу я из любопытства заглядывать в комнаты.
– Не из любопытства. По служебной необходимости, – поправил Слава. – Вы ж прекрасно знаете, что я из уголовного розыска. Еще раз, что ли, показать вам удостоверение?
– Не надо. С удостоверением нынче особых проблем нету. В Новосибирске, говорят, по дешевке можно купить любое. Вон Федька Косой с нашей, Шанхайской, улицы не так давно обзавелся удостоверением дурака, а своему собутыльнику Степке Лысому купил красные корочки с настоящей печатью, будто тот является министром землетрясения России. Теперь, как напьются, стращают шанхайских жителей. Степка грозит всех растрясти в пух и прах, а Федька бахвалится, что дурацкий документ полностью освобождает его от судебной ответственности за хулиганские и прочие недостойные нормального человека выходки. Оно, если подумать, похоже на правду. С дурака никакой спрос невозможен.
Голубев засмеялся:
– Это, Агния Семеновна, шутки алкоголиков. Мне же, честное слово, сейчас не до шуток. Надо, кровь из носа, срочно разыскать девчат.
Старушка, словно испугавшись, спросила шепотком:
– Чего они такое уголовное набедокурили?
– Ничего, – постарался успокоить Слава. – Свидетели нам нужны по очень серьезному делу.
– Так, может, девки вовсе не свидетельницы.
– Может быть, но поговорить мне с ними надо до зарезу…
Поупрямившись, вахтерша все-таки открыла тринадцатую комнату. Голубев от порога окинул взглядом скромное жилище с большим квадратным окном, наполовину прикрытым простенькой шторой.
В продолговатой узкой комнате не было ничего лишнего. У противоположных стен стояли две заправленные казенными байковыми одеялами кровати с небольшими подушками в белых наволочках. Между кроватями на полу лежал вышарканный старый коврик. Над левой кроватью к стене была прикноплена цветная фотография из какого-то иллюстрированного журнала с изображением неизвестного Голубеву эстрадного кумира, заросшего, как немытый сенбернар, слипшимися длинными волосами. Возле окна стояла накрытая узорной скатеркой большая тумбочка. На ней пестрели этикетками баночки и флаконы дамского обихода. Тут же стояли две табуретки на железных ножках. Сразу у входа, слева от двери, в нише, заменяющей платяной шкаф, висели зимнее женское пальто с норковым воротником, пышная шапка из белого песца и полдюжины одежных плечиков. В углу лежала пара утепленных сапог с длинными замками-молниями на голенищах.
Голубев поочередно заглянул под кровати. Там ничего не было. Затем приоткрыл тумбочку. В ней лежали конспекты и учебники. Окно было плотно закрыто верхним и нижним шпингалетами.
– Агния Семеновна, что-то я не могу понять, – нахмурившись, сказал Слава. – Если девушки после экзаменов здесь не появлялись, то куда исчезла их летняя одежда?..
– Солнышкина тут ничего из одежды не держала, – быстро ответила вахтерша. – Она ведь в своем доме жила и сюда заглядывала редко. Бывало, в чем прибежит, в том и убежит.
– А Кавазашвили?..
Старушка смутилась:
– У Кавазашвили, кажется, чемодан с вещами был.
– Куда же он делся?
– Кто его знает куда. За свое дежурство головой ручаюсь, но за других вахтеров поручиться не могу. Может, в их смену Нино забрала свои летние вещички.
– Я на десять ладов переговорил со всеми вахтерами. Так же, как и вы, они уверяют, что на их дежурстве Кавазашвили с конца учебного года в общежитие не заходила. Солнышкина тоже с той поры здесь не была. Как это понимать?..
– Как, как? Я почем знаю как, – неожиданно обиделась вахтерша. – Нино ведь не чужое украла, а свое собственное взяла. Разве это уголовное преступление?
– Дело не в преступлении. Вопрос в другом. Кто неправду мне говорит: вы или другие вахтеры?
Старушка, потупившись, развела руками. Лицо ее потускнело, а разговорчивость словно иссякла. Внезапность перемены насторожила Голубева. Слово по слову он все-таки узнал, что Агния Семеновна Хрипунова проживает недалеко от медучилища в частном домике на улице Шанхайской, именуемой в повседневном разговоре «Шанхаем». Это насторожило еще больше.
Название улицы возникло от ее основателя. По рассказам старожилов, в начале тридцатых годов на бывшей тогда окраине райцентра, возле крутого болотистого оврага, первым поселился китаец Ваня Сейфу, бойко торговавший кустарно изготовленными из пережженного сахара «петушками на палочке». Рядом с похожей на фанзу саманной избушкой первого поселенца вдоль овражного склона стали селиться в вырытых землянках бежавшие от коллективизации крестьяне и скрывающиеся от надзора правоохранительных органов уголовники-рецидивисты. Так и появилась глухая односторонняя улочка, на которую ночью осторожные люди в прежние времена не ходили, а те, кто рискнул заглянуть в темный угол, обычно оттуда не возвращались. Одному Богу известно, сколько неприкаянных душ сгинуло в болотистом овраге. С годами на месте землянок появились добротные избы и огороженные высокими заборами дома. Возвели их новые поселенцы. Однако дурная молва о «Шанхае» передавалась из поколения в поколение. Поддерживали ее живущие здесь отпрыски уголовных династий вроде Федьки Косого да Степки Лысого, известные в райцентре не столько криминальными деяниями, сколько беспросветным пьянством.
Недолго думая, Голубев отправился на Шанхайскую. Окольными разговорами с соседями Хрипуновой здесь Слава выяснил, что подрабатывающая вахтершей семидесятилетняя пенсионерка с уголовным миром никаких связей не имеет. Всю жизнь она проработала техничкой в разных организациях. Живет одиноко и получает минимальную пенсию, на которую при разгулявшейся рыночной стихии нелегко свести концы с концами. Со знакомыми людьми Агния Семеновна всегда в ладу. Услужлива и доброжелательна. На горькую судьбу не жалуется. Домик свой с гераньками в окошках содержит опрятно. Любит попариться в русской баньке, после этого выпить рюмочку и от души поговорить с соседками на лавочке возле дома. Лишь последнюю неделю она почему-то стала малоразговорчивой и, отдежурив в общежитии, на лавочку не выходит.