Элмор Леонард - Смерть со спецэффектами
— Привет, это я, — раздался голос Робин.
— Неужели?
Доннелл стоял у письменного стола в библиотеке. Мистер Вуди в дальнем конце комнаты смотрел по телевизору, как Арнольд Шварценеггер убивает своим двуручным мечом всяких подонков. Он даже не шелохнулся, услышав звонок телефона.
— Как дела?
— Лучше некуда!
— Я дождалась шестичасовых новостей прежде, чем позвонить. Ты не хочешь мне рассказать, что произошло?
— Кое-что расскажу, только не по телефону.
— Я ожидала, что ты именно это скажешь. Мы можем с тобой встретиться?
— Если ты готова рискнуть, можем.
— Что это значит?
— Девочка, я не могу тебе сообщить ничего приятного.
— Готова поспорить на миллион долларов, что ты передумал.
21
Крис с Гретой лежали в просторной кровати его отца, включив оба бра над изголовьем. Крис читал дневник Робин Эбботт за май–август 1970 года, а Грета — фотокопии документов, касающихся прошлого Доннелла Льюиса.
— А мой первый муж никогда не читал в постели, а смотрел телевизор, — сказала она. А потом уточнила: — То есть мой единственный муж.
— Угу, — хмыкнул Крис.
Он читал в отцовских очках, и ей казалось, будто рядом с ней совсем другой человек.
— Простите, мы с вами знакомы? — улыбнулась Грета.
Около половины двенадцатого Крис отправился на кухню и вернулся с парой банок пива.
— У тебя на ногах шрамы. Откуда они? — спросила она, окинув его взглядом с головы до ног.
Он забрался в постель и рассказал о вьетнамском старике, которого заставили встать на ручную гранату. Грета слушала его и молчала. Когда он закончил рассказывать, она поцеловала его, на глаза у нее навернулись слезы. Они еще несколько раз поцеловались, и Грета спросила:
— Кем ты себя считаешь, Вуди Алленом?
Вуди Аллен, известный писатель-юморист и комедийный актер, всегда лежал в постели в очках, будь то с Дианой Китон либо еще с какой-нибудь актрисой. Во всяком случае, в кино.
Они занялись любовью, наслаждаясь друг другом, — сначала неторопливо, а потом быстро достигли экстаза.
Когда они пили пиво, Грета сказала:
— Говорят, мужчину шрамы украшают. Думаю, не всякого, но тебя твои — точно! — Помолчав, она добавила: — Вот твои очки, папочка.
И они снова вернулись к чтению, а спустя какое-то время стали рассказывать друг другу о том, что прочитали.
Грета сообщила, что Доннелла Льюиса арестовывали четырнадцать раз, но в тюрьме он сидел только однажды.
— Ты когда-нибудь слышал о предъявлении обвинения по поводу вмешательства в действия полиции? Нарушение ордонанса 613404, принятого конгрессом…
Однажды Доннелл продавал в центре Детройта газеты, издаваемые «Черными пантерами», когда заметил двух сыщиков в штатском, которые следили за ним. Он возмутился, стал всячески обзывать сыщиков, в том числе — полицейскими ищейками и кретинами. Ну и, разумеется, собралась толпа. Сыщики пояснили, что следили за ворами-карманниками, а Доннелл, заявляя об их принадлежности к полиции, сорвал им работу. Три других раза, когда он продавал газеты «Черных пантер», его арестовывали за сопротивление полицейским. Его пришлось даже отправить в больницу, где ему наложили десять швов на макушку. Полицейский, который арестовал Доннелла, пояснил, что, пытаясь убежать, он врезался головой в каменную стену. А когда Доннелл занимался сбором денег на завтраки для чернокожих школьников, он был арестован за вымогательство. Это обвинение позже заменили на «сбор средств без лицензии благотворительной организации». Как-то раз его арестовали «за злостную порчу государственной собственности». Доннелл написал масляной краской «Свободу Хью Ньютону!» на стене здания, где размещался офис Бюро по делам индейцев племени пенобскот.
— А кто такой Хью Ньютон?
— Один из тех, кто положил начало движению «Черные пантеры».
— А что в дневнике интересного?
— Я только что прочитал про рок-концерт на Гусином озере, где присутствовало около двух тысяч человек. Робин пишет, что входной билет стоил пятнадцать долларов, а концерт обещали сделать бесплатным. «Устроитель из Комитета по молодежной культуре, ловкач и мошенник, сказал, что мы тоже продаем свои газеты… Ситуация с наркотиками — запредельная. Бродячие торговцы сумками таскают марихуану с Ямайки и галлюциноген мескалин, выращенный на органических удобрениях. Дозу наркотика можно купить всего за доллар. Врачи сообщают о смертельных случаях от передозировки, но их не слишком много. А также об отравлении стрихнином. Что еще новенького придумают?»
— А ты когда-нибудь принимал наркотики?
— Несколько лет курил марихуану и жевал алтей. Слушай, Робин пишет: «Это частная собственность, копам вход воспрещен. Но они все равно просачиваются. Повсюду можно видеть парней с короткой стрижкой, с дешевыми бусами, в бермудах и теннисках. Не хватает только значка „Привет, я наркоман“. Здесь Вуди. Это хорошо. Ящика шампанского, который он прихватил с собой, ему хватило на полдня. Он пьет прямо в лимузине и постоянно пьян в стельку. Вуди обиделся. Поехал на озеро и ни одну девчонку не сумел уговорить снять купальник. Даже деньги предлагал. Я точно не стану трахаться с Вуди, несмотря на мою покладистость».
— Ничего себе заявочка! — заметил Крис. — Думаешь, она все-таки переспала с ним?
— Раз она об этом не написала, стало быть, нет.
— А вот кусок, где она дает оценку Марку, — сказал Крис. — «Приятный парень, но избалованный, с другими девушками ведет себя по-хамски, а мне готов руки целовать, лишь бы я на него посмотрела. Страшно поразился, что я со школы ни с кем не спала». А вот еще одна интересная запись. Робин пишет: «Мы водрузили на лимузин плакат „Требуем полной свободы!“, и на нас сразу налетели телевизионщики со своими камерами. Один репортер спрашивает: „Свободы от чего?“ Ну, я выдала ему по полной программе. Свободы от властей, от нищеты, от голода и так далее вплоть до анархии. Парень назвал меня марксисткой, а я сказала, с чего он взял. Но ведь вы проповедуете марксизм, разве не так? А я в ответ бью наотмашь, говорю, что, если сам Маркс не считал себя марксистом, почему я должна себя так называть? Тебе нужны ярлыки, парень, а нам — перемены. Председатель Мао советует черпать истину из фактов, что приведет к перманентной революции. Она уже здесь, приятель, и никуда не денется».
— Неужели тогда все так разговаривали? — спросила Грета.
— Думаю, она провоцировала репортера, — ответил Крис. — Ни о какой революции никто и не заикался! Я был в Вашингтоне, где на улицу вышло около полумиллиона человек, все протестовали против войны.
— И все же ты пошел на войну!
— Я выступал против нее, потому что она была бессмысленной. Но все равно мне хотелось знать, что такое война. А что касается разного вида «свобод», о которых распинается Робин, все они кое у кого из молодежи тех дней сводились к свободной любви, к неограниченной свободе употребления наркотиков и эпатажу — я имею в виду длинные волосы, бороды, потрепанную одежду и болтовню с самодовольными пьяными ухмылками непонятно о чем, но с таким видом, будто им известно нечто такое, о чем остальные и слыхом не слыхивали.
Робин и Доннелл сидели в «Гноме» на Вудворд-авеню, новомодном ресторане с ближневосточной кухней, с джазом и братьями Маккинни, которые играли на пианино и бас-гитаре. Предложила встретиться в этом ресторане Робин, он был всего в паре кварталов от ее дома. Доннелл был его завсегдатаем, потому что привозил сюда мистера Вуди. Хозяину не очень нравились блюда из баранины, но он уминал их под мелодии из старых мюзиклов, которые наигрывали братья. Доннелл прибыл с опозданием на полчаса, заказал в баре бутылку минеральной воды «Перрье» и виски, помахал братьям и присоединился к Робин, которая ждала его в кабинке с бокалом красного вина и теребила свою косу. Он не возразил, когда она сказала, что только что пришла, хотя в пепельнице уже лежали три окурка. Она снова закурила и все посматривала на него, пока он пил виски с «Перрье».
— Надеюсь, теперь тебе есть что сказать, во всяком случае, больше, чем в последний раз, когда мы были вместе в туалетной комнате. Ты тогда смотрел на себя в зеркало… Когда я сегодня позвонила в первый раз, ты понял, кто я?
— Да, понял.
— Нет, не понял.
— Девочка, постараюсь быть вежливым. Другое дело, сколько я смогу это выдержать. Я помню, как мы с тобой были в туалетной комнате. Только должен тебе сказать, что ты была не первая и не последняя. А теперь забудем об этом, лучше объясни, зачем мы здесь. Мне рассиживаться некогда, а то мистер Вуди проснется в темноте и не поймет, где находится.
— Ты весьма любезен! Однако скажи, приходилось ли тебе еще когда-либо трахаться в туалетной комнате?
— Давай о деле. Это ты пристроила бомбу или кто-то другой?
