Анатолий Галкин - Пятый туз
Впрочем, этот дворец не очень походил на наши бассейны с белым и голубым кафелем, яркими лампами дневного света и едким запахом хлорки.
Десятки резных каменных колонн, обширная галерея второго яруса с балконами и пальмами, добродушные львы, изливающие из себя горячие подземные воды, весьма натуральные бронзовые Венеры и Афродиты…
Федор часто ловил себя на мысли, что здесь легко теряется чувство времени. Если отвлечься, то можно представить себя в Древнем Риме.
В этих стенах также плескались и в пятидесятом году, и в тридцатом, и в десятом.
Здесь так же будут плавать и через пятнадцать лет… Его уже не будет вообще, а кто-то другой будет здесь смотреть на эти пальмы, на это узорчатое дно бассейна, на этих голых бронзовых девушек с амфорами.
Федора охватила тупая безысходность и злость. Зачем ему все это? Зачем суета, зачем риск?
Полученных денег уже хватит на безбедное существование до конца дней. Не очень богатое, но достаточно безбедное.
Он представил себе добротный домик с садом и дешевой прислугой, гараж на две машины… Можно в Швейцарии или на юге Франции.
Рядом живут два-три русских соседа… Периодически совершают не очень дорогие поездки по миру.
На такую жизнь хватит денег… А можно еще писать книги, давать консультации, рисовать.
Зачем ему возвращаться в Москву? Это безумный риск…
Федор вдруг улыбнулся. Он хорошо знал свое второе «Я»… Этого милого добродушного парня, хозяйственного и домовитого мечтателя. Ему никогда не переубедить первого – рискового авантюриста, азартного игрока.
Он непременно вернется в Москву!.. Он должен доиграть эту партию до конца… Он на всю катушку использует возможности Корноухова и непременно макнет этих ребят из «Совы»… Он не будет их убивать или тупо мстить. Это будет симфония.
Он сделает все красиво.
Федор взглянул на часы и поплыл к дальнему краю бассейна… Слева была резная дверь, куда периодически юркали особы женского пола.
Он вышел из воды и направился к правой двери. «Мальчики направо, девочки налево» – вспомнил он вынужденную присказку советских автобусных экскурсоводов.
Он прошел по довольно длинным коридорам и рывком открыл глухую дверь.
Его встретили клубы пара с особым ароматом сосны и пряных трав… В основном зале, больше похожем на пещеру, располагались два неглубоких бассейна неправильной формы.
Вдоль стен разлеглись мифические львы-драконы, из пасти которых с двухметровой высоты на спины и груди мокрой публики обрушивались потоки теплой минеральной воды.
Федор выбрал свободное чудовище и подставил лысеющую голову под мощный поток.
Сегодня его мало интересовал отчет Иштвана. За эти дни он успел сам все проверить.
Денежки были там, где и должны были быть. Счета были номерные, и смена фамилии абсолютно ни на что не влияла… Правда, часть сумм находилась в банках Риги, но и здесь все было в порядке. Федор много раз звонил туда и даже осуществлял ряд переводов на вновь открытые счета.
Иштван нужен был ему для обеспечения будущих комбинаций… Федор был уверен, что в ближайший месяц он сможет облегчить в Москве два-три денежных мешка. Главное, что Корноухов крепко сидит на крючке, а со своего кресла он также может дать наводки …
Ровно в шесть Федор увидел Иштвана, который, чуть пошатываясь, вышел из основного зала и поплелся мимо бассейна с ледяной водой в сауну.
Вслед за ним появился двухметровый венгр-культурист… Он даже не взглянул на Иштвана, а, поправив короткий белый передник, начал поигрывать мускулами, зазывая клиентов.
Федор с неохотой оторвался от стены, последний раз подставив спину под поток бурлящей теплой воды… Он вышел в центр зала и, сделав вид, что раздумывает, направился в сауну.
Последние пять дней Федор жил у Елизаветы.
Он не успел оборудовать свою венгерскую квартиру, хотя закупил мебель, посуду и все необходимое. Все это в ящиках стояло и валялось в разных местах квартиры, делая ее похожей на склад… Он мог бы остановиться и в гостинице, но радость Елизаветы была настолько искренней, поцелуи настолько призывными, что он сразу и думать забыл о других вариантах.
Все получилось само собой…
Дважды в день Федор звонил в какую-то венгерскую адвокатскую контору и вежливо спрашивал о сообщениях из Москвы для «Николая».
Этот телефон дала при последней встрече Елагина… Вчера он получил первое и весьма невнятное известие: «Почти все вопросы решены положительно».
После этой информации он долго не мог успокоиться и «вешал на Елагину всех собак».
Это же надо додуматься: «почти все». Какие?!
Оно, конечно, хорошо, что вопросы решены! Замечательно, что решены положительно! Отлично, что вообще что-то сообщила… Но ему важно было знать, жив ли Слесарь? На свободе ли Панин?..
Эти два вопроса основные. Без их решения все остальное не имеет смысла. Не выяснив этого, он не может вернуться в Москву.
Подходя к дому Елизаветы, Федор опять вспомнил эту елагинскую «шифровку».
Можно было думать что угодно. В том числе и то, что сегодня или завтра в Будапешт может заявиться «наш дорогой Владимир Викторович».
Еще вчера он убедил Лизу перенести все его вещи в маленькую комнату и постелить ему там…
Все ее протесты он отмел ласково, но решительно: «Это – бутафория, это на всякий пожарный… Или ты хочешь, чтобы он обнаружил нас в одной постели?»
Этого не хотели ни она, ни он… Они оба очень хорошо знали характер Панина. Это могло окончиться истерикой, битьем жены и стекол, прыжком в Дунай с самого высокого моста…
Когда Федор подошел к двери, он насторожился. Кнопку звонка нажал автоматически, хотя явственно слышал в квартире шум голосов.
Дверь резко распахнулась – на пороге стоял Панин!..
Через секунду он бросился обнимать Федора и заталкивать его в комнату, где за столом сидела нарядная Елизавета. При этом Владимир Викторович размахивал руками, хлопал Лобачева по разным частям тела, подвизгивал и говорил что-то быстро, отрывисто и невнятно:
– Ты спас меня!.. Я всегда тебе верил… Ой, спасибо!.. Я девять дней у них просидел. Как там так гнусно и мерзко!.. Там восемь человек вместе… Но я держался. Меня два раза допрашивали – никого не выдал… У соседей из восьми человек только у двоих высшее образование… Там еще параша есть, это мерзость такая… Я тебе, Федор, водки привез, с перцем, из Киева. Я через Киев убегал. Потом через Ужгород, Чоп… Я, пока там сидел, я о тебе, Федор, думал. Только ты мог меня спасти. Я не ошибся. Я так рад… Меня, как только перевели в другое место, я сразу понял: Лобачев начинает действовать… Я прав? Твоя работа?
– Моя, моя… Дай мне в себя прийти. Я вижу, вы уже хорошо начали отмечать.
– А как же! Там мне не подавали, а в дороге я тоже боялся. Садись скорей, я тебе штрафную налью.
– С удовольствием… Я сейчас в «Геллерте» был, а после баньки положено. Мы с Иштваном планы намечали.
Панин вздрогнул, глаза его перестали излучать радость, он вяло подошел к толу и сел:
– Планы?.. Я, Федор, твои планы не одобряю. Мне Лиза рассказала… Я туда не вернусь. И жену не пущу. Я просто не могу вернуться. Я подписку давал «о невыезде»… И уехал, удрал. Ты об этом знаешь?
– Догадываюсь. Я уже вчера знал, что ты на свободе.
– Да?.. А Лиза мне не говорила.
– Она и не знала. Я знал, а ей не говорил, не обнадеживал. Ты лучше скажи, что тебе следователь в последний момент говорил.
– Что говорил? Предупреждал… Он еще много о Слесаре спрашивал. Фотографию показывал. Я, понятно, – «первый раз вижу». А он говорит: «Жаль, придется безымянным хоронить».
– Хоронить?
– Да! Представляешь, меня в четверг вечером отпускают, а этот утром от сердечного приступа… Федор, а это не твоя работа?
– Кто знает, кто знает… – Лобачев сурово наполнил всем рюмки и предложил: – Давайте не чокаясь. За упокой души. Рогулин Иван Сергеевич много нам хорошего сделал!.. Для других он может быть и душегуб был. А для нас – безотказный боец… Сгорел на работе!
Три минуты все молчали, изображая маленькие поминки… Лобачев встрепенулся первым и заговорил бодро и даже весело:
– Планы мои – наполеоновские. И ты, Володя, зря испугался. Я и не собирался тебя назад тащить. Ты ведь не можешь в Москву ехать?
– Не могу.
– И не хочешь?
– Не хочу.
– А помогать мне будешь?
– Здесь? Буду.
– Вот и договорились. Завтра завершаем первый этап нашего сотрудничества. Подведем баланс, и разделим всё на три равные части. А уже на новом этапе делим добычу по новой схеме. Занимайте места согласно купленным билетам!
– Но мы вместе будем решать? Втроем?
– Нет, ребята. Работать буду я. А вы здесь в спокойной милой Венгрии будете мне помогать. Способствовать и содействовать… От каждого по возможности, каждому по труду… А вам даже больше, чем по труду. Вам и делать-то почти ничего не надо. Согласны?
– А по какой схеме будем делить?
